Больше всего Ванька любил весну. Лето и зиму он тоже любил, но не так, как весну. Дни весной становятся все длиннее, вовсю пригревает солнышко, и за день он успевает не только в школе отучиться, но и сделать уроки, а также вдоволь набегаться и наиграться с ребятами.
Ваньку очаровывает половодье, когда даже их обычно сухонькую летом речку Бирючку просто не узнать. Потоки вешней воды, разлившись вширь, устремляются от Резцова пруда вдоль задних огородов Большой Слободы и передних огородов улиц Литавра и Моховой, где вливаются в речку Тишанку. Встреча двух речек происходит совсем рядом с поселком, у крутого обрывистого берега, сразу за Моховой. Народ собирается чуть ни со всего Бирюча. Зрелище открывается необыкновенное! Вся пойма реки, а это по ширине километра два, а то и больше, залита водой. А сколько восторженных возгласов, когда с верховья начинают двигаться сплошными торосами ледяные глыбины! Они с грохотом ударяются друг о друга, становятся на дыбы, переворачиваются, трескаются, ломаются и плывут, плывут нескончаемым потоком. Где еще увидишь такое скопление льда? Каждый раз Ванька думал: откуда же набирается столько огромных льдин? А потом торосы уплывут в сторону Битюга, часть льдин останется выброшенными или застрявшими по берегам рек, чтобы постепенно растаять под лучами весеннего солнца.
А кончалось половодье, и Ваньке становилось как-то грустно. Летом речка вновь пересохнет, в ее зарослях останутся малозаметные чистые ручейки, но местами, особенно у крутых речных поворотов, будут встречаться таинственные заводи из малых и больших озерцов, где селяне обычно купаются или ловят рыбу для забавы.
Но пока была зима, а не весна и не лето. Ну, зима Ваньку тоже устраивала. Зимой можно вволю покататься с ребятами на санках или на ледниках с берегов речки. За огородами горку всегда можно найти. Был бы лишь день подлиннее, а не такой короткий: уж слишком быстро как-то пролетал. Прибежишь из школы, крутнешься туда-сюда, и уже начинает темнеть. Побегать с ребятами на улице Ванька все же успевал, частенько задерживался, за что бабушка каждый раз выговаривала:
─ Ты только не жалуйся мне потом насчет уроков. Учти, надо поначалу их сделать, а уж потом с ребятами гонять! У тебя, Ванечка, все наоборот. ─ Ванька молчал, а что скажешь, если бабушка права. Делать домашние задания зимой для него было целой проблемой, да еще какой! Их он делал на печи, потому как стол постоянно занят картежниками. Дядька Григорий и его дружки-соседи вначале за столом пьют самогонку, а потом допоздна режутся в карты. Семилинейная керосиновая лампа висит над их головами. А на печи, где Ванька готовил на коленях уроки, ─ потемки. Еще и малышня пристает, у них же нет уроков. А жаловаться не кому. Уставшая бабушка ложится спать рано. Попробуй пожалуйся пьяному дядьке ─ сам же от него по шее схлопочешь. Картежники играют, играют, а потом опять пьют вонючий самогон и друг другу что-то с матюками рассказывают.
У загнетки мается и не спит тетка Ольга. Она небольшого роста, душевная и добрая. Ваньку никогда не обидит. Колготится, бедная, на подхвате у пьянчуг: то подай, это ─ убери! Недовольно ворчит, что мужики пьют, матюкаются и чему только деток своих научат! Ванька слышал, как они с бабушкой однажды дядьку осуждали. Уж так, видно, жену допек, так допек, что невмоготу стало. Говорила, что у него глотка луженая, налей в кружку керосин, так и его запросто выжрет.
─ Да ну-у, керосин-то вонючий, ─ качала головой, не соглашаясь, бабушка. ─ Быстрей бы уж весна, за работой им некогда будет самогонку хлебать, ─ вздыхала.
У дядьки был широкий ремень с медной бляхой. Вот этим ремнем он и учил своих деток, а заодно, если попадал под горячую руку, и Ваньку. Такое случалось, когда дядька был выпивши. своим детям, если расшалятся, только ремнем пригрозит, так сразу притихнут. Боятся. А Ванька уставится на него глазами и смотрит, смотрит, только в один дядькин глаз, а не в два, причем не отрываясь. Дядька не выдерживал и начинал психовать.
─ Ну чё уставился, чё глазами сверлишь?! Думаешь, отца побоюсь и ремешком не приласкаю? Еще как проучу! Запомни: я твой отец крестный, а теперь и батяка!..
Ох, как же это цепляло Ванькино сердце! Как он переживал! Какой же дядька ему батяка?!
И ведь когда не пил, дядька был добрым и рассудительным. С ним можно было и посоветоваться о чем-нибудь. Тетка Ольга постоянно талдычила мужу, чтобы перестал водить в дом картежников и пить с ними.
─ Так они сами самогон приносят, ─ отбрехивался дядька. ─ Не стану ж я их выгонять?
─ Ты кода тверезый, то умница, а как напьешься этой вонючие заразы, только и знаешь, что кулаки на всех сучишь, ─ вразумляла тетка. ─ Подумай о детях, они же тебя, своего батяку, повторять станут. С тебя пример брать будут!
─ Я им повторю! ─ недовольно рыкал дядька.
─ А-а, выходит, не нравится...
Ванька терпел, терпел и решил проучить дядьку по-своему. Знал, где тот прятал на погребце в бачке самогон, а в чулане керосин. Вспомнив разговор бабушки и тетки Ольги про керосин, решил подлить его в бачок самогоном. Так и сделал, но когда подливал, то часть керосина пролил на пол. Услышав чьи-то шаги, быстро все попрятал, но запах остался. Вошла тетка Ольга. Поводила носом:
─ Вань, те не кажется, что откуда-то керосином несет?
─ А-а, это я зацепил ногой за бутылку и малость пролил, ─ открутился Ванька.
─ Так ведь керосин-то в чулане. Как он тут оказался?
Понимая, что его секрет теперь тетка узнала, Ванька промолчал. Что дальше делать и сам не знал. Не выливать же весь самогон из бачка? Ведь дядька его за это убьет! Решил: что будет, то и будет.
В один из зимних вечеров картежники вновь собрались. Первым делом выпили самогонку, что принесли с собой, а потом принялись резаться в карты. Лежа на печи, Ванька притворился спящим, а сам ждал, что же будет дальше. Ведь мужики, хоть и навеселе, но на этом не остановятся. Угощать теперь придется дядьке, а раз так, то он скоро пойдет в погребец. Так и есть. Дядька сходил и принес самогон, разлил по кружкам, а тетка подала на стол закуску. Тут кто-то из картежников унюхал запах керосина. Стали нюхать и заявлять, что запах исходит из кружки с самогоном. Дядька же доказывал, что у керосина и цвет совсем другой и уж он-то знает, откуда наливал.
