Выйдя в коридор, Тимофей по привычке направился в кабинет, где раньше сидел Крупнов, но того там, естественно, не оказалось. Вспомнил, что теперь-то он начальник районного земотдела. Но в земотделе сказали, что Крупнов в Александровке и приедет не раньше чем завтра к вечеру. Мог бы и сам догадаться, ведь друг говорил, что едет создавать колхоз в Александровку.
От нечего делать прошелся по небольшому базарчику, разместившемуся вблизи железнодорожной станции, купил ребятишкам Анюты гостинцев. Быстрей бы приехал секретарь! Тимофей злился, что вся эта канитель возникла из-за его распрекрасной Александры. Недаром же столько языком трепала, что сам секретарь райкома на нее глаз положил и из всех баб выделяет. Не верил, а зря. Вон как он ради нее старается. Ждать еще не меньше двух часов, хоть бы не задержался.
Тимофей пообедал в столовой, потом покормил лошадь и присел на скамейку возле небольшого скверика. Слушал монотонный, не прекращающийся людской гомон, стук железнодорожных вагонов и резкие, настойчивые, куда-то зовущие гудки паровозов. Вспомнил разговор с Сошиным, и на душе полегчало. Прав был Крупнов ─ мужик этот что надо... Неожиданно на ум пришла старинная песня про молодых кузнецов и Дуню. Эту песню очень любили покойные отец с матерью. Слова он не все точно помнил, но не беда ─ стал потихоньку напевать:
Во ку, во кузнице, во ку, во кузнице,
Во кузнице молодые кузнецы, во кузнице молодые кузнецы.
Они, они куют, они, они куют.
Они куют-приговаривают, к себе Дуняшку приманивают.
─ Пойдем, пойдем, Дуня, пойдем, пойдем, Дуня!
Пойдем, Дуня, во лесок, во лесок, пойдем, Дуня, во лесок, во лесок.
Сорвем, сорвем, Дуня, сорвем, сорвем, Дуня,
Сорвем, Дуня, лопушок, лопушок, сорвем, Дуня, лопушок, лопушок.
Сошьем, сошьем, Дуня, сошьем, сошьем, сошьем, Дуня,
Сошьем, Дуня, сарафан, сарафан, сошьем, Дуня сарафан, сарафан...
Тимофей совсем отключился от всего, что его окружало. Не слышал нервных гудков паровозов, стука колес железнодорожных вагонов и надоедно давившего на уши уличного шума машин и людей! Песня о молодых кузнецах и о Дуне... Да, это совсем другое. Это грело, радовало и волновало.
Какой раз в деталях вспомнил вчерашнюю встречу с Дуняшей. Ведь и побыл-то с ней всего ничего, а как вошла в душу. Тимофей уже решил, что предстоящую ночь и следующий день, а может и ночь, проведет у Анюты. Спешить в Бирюч ни к чему, пускай без него избирают. Они же с Дуняшей любы друг другу, и им надо наговориться. Удивительно, но как только подумает про Дуняшу, душа снова радуется и поет. Вот и еще одна песня про Дуню-то, тонкопряху.
Пряла наша Дуня не тонко, не толсто,
Потоньше полена, потолще оглобли.
Ой, Дуня-Дуняша, Дуня-тонкопряха...
Сколько жил с Александрой, но такого, чтобы внутри все пело, с ним сроду не бывало. Эх, кабы более близкое знакомство с Дуней состоялось еще тогда, когда Петрову избу мазали! Ведь все могло бы пойти совсем по-другому... Ванюшка ─ его неизлечимая боль на всю оставшуюся жизнь. Ясно, что он Александре помеха и не нужен, но ведь не отдаст же сына ему... Всё, хватит душу теребить. Теперь в его жизни появилась Дуняша и он ей небезразличен. Это же здорово!.. Однако пора двигать поближе к райкому.
Разговор с секретарем проходил порой на повышенных тонах. Прибыл он вовремя и был чем-то озабочен. Увидев сидевшего в приемной Тимофея, пригласил в кабинет. Раздевшись и причесавшись, словно жалуясь, посетовал, что времени не хватает, работники аппарата исполкома и райкома поголовно задействованы в проведении коллективизации. Работы непочатый край, и не все идет гладко.
─ Но, ─ сказал более уверенно и бодро, ─ таловские по коллективизации плестись в хвосте не будут! Районная парторганизация этого не допустит.
"Говорун", так окрестил его Тимофей после первой их встречи, был явно не в настроении. Видно коллективизация в районе продвигалась с трудом. Глянув на молчащего Тимофея, спросил:
─ С Сошиным встречались?
─ Да, все обговорено. Готов хоть сейчас написать заявление об уходе по состоянию здоровья.
─ Прекрасно. Ко мне есть вопросы?
─ Вопрос один ─ нужна работа.
─ Работу подберем. Может, у самого есть на этот счет предложения?
─ В Бирюче пастух заболел, могу пойти пастухом.
─ Не смешите, Тихонов! Вы, красный воин, имеете ранения ─ и пастушить? Секретарь то смеялся, то вдруг становился серьезным.
Тимофей пожал плечами:
─ Да, сражался с беляками, не раз был ранен. И вы меня в этом же кабинете упрашивали стать председателем поселкового Совета, хотя я не рвался. А теперь вот ради "важного дела" просите эту должность освободить. Я освобождаю. Какой-то другой работы в Бирюче пока нет. Есть нужда в пастухе, и я готов пасти коров.
─ Не надо, не шути так, не надо! ─ недовольно замахал руками секретарь. ─ Вы же знаете, ради кого все это делается! Ну, не получилась у вас семейная жизнь, и оба тут виноваты. Но женщина она энергичная и, что называется, рвется на новое дело. Политику партии в отношении женщин тоже знаете: давать им широкую дорогу, всемерно приобщать к строительству новой жизни...
─ Это я все знаю. Меня-то чего убеждать?
─ Так почему бы вашей бывшей жене не доверить должность председателя колхоза? Желания и энергии с избытком, вот и пускай творит добрые дела во благо нашего трудового народа!
