– Но… – только и успеваю сказать я, а лицо явно приобретает растерянное выражение.

– Я не думаю, что дойдёт до увольнения, но даже если и так это не стоит твоего счастья. Тебе нужно, чтобы рядом был любящий мужчина. Нужно заводить знакомства. Сидя в своём тереме вдохновения, ты рискуешь так и остаться одной…

Его слова острыми булавками проникают в сознание, будят самые отвратительные, отталкивающие воспоминания… В них смешались любовь и предательство, надежда и разочарование, радость первых отношений и боль…

– Ты думаешь, я смогу кому-нибудь поверить? – едва слышно спрашиваю, чувствуя, как дрожат губы. И тут же Пашка втягивает меня в тёплые объятия, а горячие ладони касаются головы, поглаживают волосы.

– Нельзя всегда прятаться, отказываться от жизни… В конце концов никто не предлагает бросаться в омут. Всего лишь знакомства, общение. У тебя же есть потребности…

Мои уши вновь краснеют, и я, уловив скрытый меж словами смысл, выныриваю из его объятий.

– У тебя тоже… Ты прав… Надо разойтись, чтобы ты мог строить свою жизнь…

Пашка улыбается.

– Ты же знаешь моя жизнь, это работа. Но если ты захочешь свободы. Пожалуйста, не молчи… – муж притягивает меня к себе, чмокнув в нос и отстранившись, направляется к двери, – Ну, что вечером съездим за платьем для вечеринки? Или всё-таки предпочтёшь этой пытке развод?

В его голосе слышны игривые, шаловливые нотки. Нет и намёка на серьёзность. И я вслед за парнем перенимаю весёлое настроение.

– Пытка, значит пытка, – с интонацией шутливого смирения произношу я, и Пашка разражается беззаботным смехом.

Вся неловкость, что образовалась между нами, моментально исчезает, будто смех лавиной снёс выстроенную между нами стену непонимания и смущения. Передо мной предстаёт всё тот же весёлый, но в то же время надёжный и заботливый парень, который в нашу первую встречу, когда я чувствовала себя потерянной и ни кому не нужной, подарил мне тепло своей души, поддержку и защиту.

Муж исчезает сначала за поворотом, пропадая из поля зрения, а после за ним закрывается и входная дверь. Об этом меня оповещает щелчок замка, но я особо не реагирую. Целиком и полностью окунувшись в воспоминания юности, за которым следуют и обрывки событий детства.

Стараюсь сильно не погружаться, касаюсь их лишь поверхностно, вспоминая ту атмосферу любви и гармонии, в которой жила.

Задумчивым взглядом обвожу кухню, и на смену статичному виду рождается картинка, напоминающая, как когда-то давно мама пекла тут блинчики, и мы все вместе втроём нашей маленькой счастливой семьёй пили ароматный чай. Поочерёдно макая в выставленные в ряд креманки с различными вареньями и джемами, сложенную в четверо, ещё горячую золотистую выпечку.

Картинка счастливого детства тает, и вслед за ней возвращается реальность и понимание, что от прошлого, увы, почти ничего не осталось. Несколько лет назад мы с Пашей сделали тут ремонт, да и мамы с папой, давно нет рядом…

Мой отец в молодости построил не плохой бизнес, но с годами фирма утонула в океане конкуренции, и к тому моменту, когда не стало мамы и папы, у нас была лишь квартира. Уж не знаю к счастью или нет, кроме родителей у меня никого не было, и почти в семнадцать лет я попала в детдом. Хорошо хоть ненадолго, всего год ада….

Это было для меня катастрофой. Но потом спустя годы, когда услышала истории тех, за кем присматривали «горячо любящие» родственники. Я была уже не так однозначна в своём отношении к этой ситуации.

Хотя мне пришлось не сладко…Мало того, что привычный мир резко разрушился, так ещё и пришлось столкнуться с жёсткой реальностью, попасть в окружение озлобленных, обиженных жизнью подростков. Для меня девочки всю жизнь окружённой заботой, выращенной практически в тепличных условиях, это было ужасным испытанием. Для сверстников же я стала забавой, развлечением, объектом для подтрунивания…

Меня шпыняли все кому не лень, и вот в один из таких моментов, когда меня загнали за сарай и, окружив, хотели раздеть, чтобы позабавиться, я услышала голос. Это был взрослый парень – Пашка. В тот день и ему не хило досталось, но он отнёсся к этому философски со свойственным ему юмором. С того момента он стал для меня ангелом хранителем, а его сестра которая тоже воспитывалась в этом учреждении и которую Паша ежедневно проведывал, так как отсутствие жилья не позволяло ему оформить над сестрой опеку, первой подругой.

Рядом появился человек, заменивший старшего брата, не равнодушный к моим проблемам и бедам, и я вновь почувствовала, что не одна…

На столе оживает телефон, выводя меня из состояния ностальгии, и уже с приветствия я попадаю в плен жгучего темперамента своей второй подруги.

– Алюсь, привет, как ты, детка? – и, не позволяя мне ответить, она со свойственной только ей энергией, азартом и природной страстью продолжает, – Надеюсь, шалишь?

Подружка часто позволяет себе подобные вопросы и, как правило, они вызывают во мне лишь раздражение. Испытав которое я тут же шикаю на Кузю, не стесняясь в выражениях. А вот сегодня всё идёт по новому сценарию… Мои щеки вспыхивают тем же адским, горячим румянцем, что и вечером, воспоминания о неловкой ситуации вновь пробуждаются, и хотя я испытываю некоторое стеснение и неловкость, вместе с этим присутствует и яростное желание поделиться с подругой подробностями моего маленького приключения.

Да, да… Возможно для кого-то это вообще ничего не значащий инцидент, для других неловкая ситуация, а для меня – девушки, большую часть своей взрослой жизни, проводящей в мирке собственного воображения, оградившей себя от внешнего мира, это целое событие. Мне не очень уж свойственны подобные шалости, а уж поймана за ними я впервые…

– Я хочу знать абсолютно всё! – выкрикивает девушка в трубку, едва не оглушая меня. Видимо правильно расшифровав моё затянувшееся молчание, и сообразив, что наконец-таки она может услышать от меня что-то помимо рассказов о новой книге и Пашиной работе.

– Рассказывать нечего, Кузь… – пытаюсь укротить рвущейся темперамент собеседницы. И в ответ на мои слова, подруга испускает шумный выдох.

– Наконец-таки нормальное имя! – и, не дав мне время, чтобы переключиться на новую тему выдаёт, видимо наболевшее. – Ты не представляешь, как представил меня отец моим подчинённым! – делает драматическую паузу, за которой я различаю едва различимый смешок. – Пелагея Петровна!

Меня такой вариант имени не слишком удивляет, слышала от неё и более нестандартные варианты, поэтому послушав некоторое время задорный смех и порадовавшись, что девушка, кажется, напрочь забыла о своём желании разведать мою тайну, всё-таки прерываю её веселье.

– А чем тебя не устраивает такое обращение?

– Ты даже не представляешь как некоторые товарищи, которые пытались, продвинулся ко мне поближе, сокращали это имечко! Хоть бы гуглом воспользовались, я смотрела там вариантики поприятнее. Готова услышать? – подружка вновь берет паузу, дожидаясь моей реакции и лишь услышав моё краткое «да» выдаёт. – Пела или Гея.

Кузька хмыкает, а после продолжает.

– Я думаю, с таким же успехом папочке можно было назвать меня истинным именем. Как думаешь многие рискнули бы называть меня Харей? – девушка вновь разражается звонким смехом, и в ответ на её слова, да и заразительность хихиканья, мне не остаётся ничего кроме как присоединиться к веселью.

Друзья и близкие называют девушку Кузей, от фамилии, которую она носит – Кузьмина и это прозвище устраивает её куда больше, чем имя Перихария, которое та носит с рождения. Этим странным имечком наградила Кузьку мама – гречанка, впрочем, для той, вероятно, имя не казалось таким странным. В переводе Перихария звучит как восторженная радость, что очень даже прекрасно, но вот в России имя попадает в категорию странных. Поэтому истинным именем подружка не пользуется, но и не меняет его, в память о женщине давшей ей жизнь и ни разу не успевшей увидеть дочь. Её мать – Ида, увы, умерла в родах.