И лишь в Пашиных объятиях становится немного легче, боль слабеет, её острота теряется. И я могу уснуть, спрятавшись в царстве Морфея от невзгод, от проблем напомнивших о себе, от прошлого… Проваливаясь в сон я испытываю чувство благодарности к мужчине, который столько лет нянчится со мной, хотя в общем-то совершенно не обязан этого делать.

********

Утром, едва поднявшись, не без Пашкиных призывов к бодрости, плетусь завтракать. На кухне муж, не смотря на моё сопротивление, заставляет съесть два горячих бутерброда, которые тяжестью теперь ощущаются на дне желудка.

Мне приятна Пашина забота, внимание, то, что он не пытается поднимать болезненную тему, напротив умело отвлекает меня от мыслей о прошлом.

Но не смотря на это, мне безумно хочется уединиться, закрыться в спальне или лучше в кабинете и побыть наедине с собой.

Нет, конечно, о творчестве сейчас не может быть и речи. Мой настрой совершенно не способствует написанию книги, но подумать было бы не плохо.

Но у Пашки на день, к сожалению, другие планы, чему способствует и наличие у него свободного времени – суббота.

– Мы едем к Алёнке, – сообщает мне он, едва я совершаю попытку уединиться. – Собирайся.

И я вздыхаю, кивнув. Когда Пашка берет шефство надо мной спорить бесполезно. Он считает, что лучше меня знает, что для меня лучше и, как правило, оказывается прав. Поэтому я, смирившись с предстоящим времяпровождением, иду настраиваться на поездку.

Последние три года общение с Пашиной сестрой даётся мне не просто. И дело совсем не в Алёне…

Её сын Сашка, постоянно напоминает мне о выборе, который я сделала… Моему малышу или малышке, от которого я самолично отказалась, как и второму ребёнку, которого я потеряла вопреки собственному желанию, было бы примерно столько же, сколько и Алёнкиному розовощёкому сынишке…

А скоро у неё будет ещё и дочь… Круглый животик напоминает мне об ощущениях, которые я испытывала во время беременности, когда наш с Пашкой сынок начал толкаться… И это больно… Мучительно больно…

Вместе с болью пробуждается совесть, виня в моем выборе. К ней присоединяются воспоминания второй беременности, постоянным спутником, которой был страх потери, оказавшийся не напрасным…

Из-за этих ощущений уже три года, я стараюсь минимизироваться встречи, хотя и понимаю, что это не правильно. Ни Алёна, ни тем более её малыши не виноваты в моем прошлом… Но кому нравится боль? Кто не стремиться её избежать?

А сегодня, когда и так, сердце кровоточит, мне безумно не хочется, ещё сильнее расколупывать раны, причинять себе дополнительную боль.

Намереваюсь переодеться, но вместо того чтобы подойти к шкафу, ноги несут меня к комоду. Открываю один из ящиков, вытаскивая из глубины голубой пластиковый конверт, и с ним в руках усаживаюсь на кровать…

Пальцы касаются пластиковой поверхности, медленно проводит по ней, не спеша открывать, будто позволяя передумать.

– Кто-то, кажется, не хотел бередить раны? – спрашиваю себя, но руку не убираю.

Хоть и не решительно, но тянуться к замочку, отодвигая его. Поднимаю конверт, и его содержимое падает на кровать, разлетаясь бумажным веером. Распечатки с приёма врача, результаты анализов и маленький квадратик с чёрно-белым изображением… На котором мой не рождённый ребёнок…

Слёзы, которые со вчерашнего дня просились на волю, бурными ручьями бегут по щекам, а эмоции, получив волю, дрожью отзываются во всём теле, всхлипываниями и плачем разрезают тишину.

Я проваливаюсь в вакуум, в котором нет ничего, лишь я, этот снимок и мои эмоции, моя боль. Ничего не слышу, не вижу…

Лишь спустя какое-то время, счёт которому я теряю, ощущаю тепло. Оно сначала окутывает мои плечи, потом расползается по груди. Окружает, обволакивает, касается щёк, глаз, вытирая, смахивая слёзы. На смену им приходят новые. Сквозь вакуум слышу:

– Ччччч… Маленькая, не плачь…

Тёплые ладони прижимают меня к мужской груди, в которую я впечатываюсь мокрым от слез лицом, оставляю пятна на Пашиной футболке.

– Можно я останусь дома?.. Я не могу… Не хочу… Пожалуйста!

– Мы никуда не пойдём. Будем дома, только, пожалуйста, не плачь… – в Пашином голосе тоже сквозит боль и я, стараясь облегчить его страдание, усердно гашу свои эмоции, запихиваю печаль в дальний уголок сердца, чтобы не причинять страдания тому, кто рядом, тому, кто дорог, тому, чья боль мучительное, чем моя собственная…

Пара последующих дней, так же проходят в компании грусти, сожаления, переживаний. Но постепенно всё-таки становится легче. Перенесённые события, вновь занимают место на полке воспоминаний, постепенно отодвигаясь поглубже.

Несколько раз, в попытке отвлечься, я усаживаюсь за ноутбук, стараясь продолжить работу над книгой.

Мой Муз с готовностью воспринимает стремление к творчеству, тут же начиная диктовать, нашёптывать новые сцены общения между моими героями. Но хватает настроя лишь на пару строчек, после чего меня вновь охватывает апатия, окутывая туманом размышлений, сожалений и грусти…

Все эти дни Пашка старается как можно больше времени проводить рядом, выходные вовсе не оставляет меня в одиночестве, а с наступлением будней приходит домой пораньше. И вопреки обычному режиму дня практически не работает дома, развлекая меня беседами, просмотром фильмов, стараясь лишать меня времени на самобичевание, подкармливает вкусняшками.

Но днём я по-прежнему предоставлена самой себе и в это время вполне могу накручивать себя.

Но сегодня утонуть в своей грусти я не успеваю.

Лишь за Пашкой закрывается дверь, а утро полноценно вступает в свои права, оживает мой телефон. Его звонок разрывает едва установившуюся после ухода мужа тишину, и я, ответив на вызов, слышу бодрый голос подруги.

– Пропустим приветствия. У меня всего пару минут, чтобы сообщить тебе главную новость дня, а скорее недели! – радостно вещает Кузька, не смотря на якобы отсутствие времени не забывая, как впрочем, почти всегда создать интригу. И когда пауза затягивается, всё-таки продолжает – Я выезжаю домой!

– Ура! – с губ срывается радостный крик. Не смотря на то, что обещанные Кузькой приключения меня не очень-то привлекают, я безумно соскучилась по ней, так что если походы по клубам плата за возможность видеть её рядом, я готова разочек потерпеть. – Когда прилетаешь? Сегодня?

– Торопыжка! – весёлый, задорный смех заставляет меня улыбнуться. – Придётся тебя огорчить. В городе я буду только в пятницу утречком. Как раз очень вовремя, вечером открытие местечка, куда мы пойдём!

– Но ты сказала. Что уже выезжаешь… – удивляюсь я, пропустив мимо ушей, анонс будущего похода в загадочное место.

– Выезжаю. А не вылетаю, – смеётся Кузька. – Я на поезде!

– Ты? На поезде? – ошарашенно переспрашиваю, вспомнив беседу, возникшую между нами пару лет назад, в которой подруга убеждала меня, что поезд это вообще не вид транспорта. И её ноги никогда не будет в вагоне…

– Да. Решила внести разнообразие в свою жизнь, – девушка озорно хихикает.

– Ну да, тебе точно требуется разнообразие. Ты же так скучно живёшь… В железнодорожных перевозках произошли существенные изменения? Если память не изменяет, ты говорила, что в вагонах грязно и противно… С чего вдруг изменила мнение?

– Эх… Тебя не проведёшь… – девушка делает короткую паузу. – В отцовской фирме, которую я временно возглавляла, работает парень. Он один из немногих не обращал на меня внимания, даже когда я намеренно привлекала его. У меня есть версия, что он гей, поэтому и не клюнул.

Я шумно выдыхаю. Да… такого я не ожидала… Но подруга не обращая внимания на мои охи-вздохи продолжает.

– И тут я узнала, что примерно в эти же дни, когда я собираюсь домой, он едет на поезде к нам в город. Тут у него родители. Ну, в общем, – Кузька выдерживает драматическую паузу, выпустив даже лёгкий вздох. – Я решила проверить его ориентацию! – выдаёт она, а у меня глаза ползут на лоб.