— Ай!

— Ух-ты, не сошел с ума? Достойно. — с нескрываемым восторгом пищала она, держа часть конечности в другой руке.

— Бон-н-ни… Но почему?

— Ну, надо было быстрее. А откуда ты знаешь мое имя? — прищурилась та, наигранно надув щеки.

— Почему ты занимаешься этим? — я смотрел на нее стеклянными глазами.

— А-а-а-а, ты об этом, — скрестив руки, начала та. — Почему я занимаюсь этим? Как бы тебе сказать… Может, мне нравится причинять людям боль? Может, я сошла с ума с постоянных изнасилований от людей. А может, я устала безмолвно кричать, пока очередной потный извращенец тыкает в меня своим членом. Может, на почве безумия я сломалась настолько, что решила сама насиловать людей, чтобы победить комплексы. Чтобы не оставаться со своими тараканами, которые бы точно бы сожрали меня.

Она взглянула на лампочку, которая перестала светиться. Она поддерживала крохотный огонечек, но все равно стало ясно, что скоро потухнет. В тени отуманенного рассудка, я видел ее улыбку, поймавшей яркий всплеск луча.

— Это ты хотел услышать, да? — рассмеялась крольчиха. — Подумай своей головой, красавчик. Раз ты смог догадаться о том, что со мной что-то не так, то можешь понять и элементарные вещи. Перестань строить из себя монашку, ты в борделе работаешь. У меня не было секса 30 лет, я устала дрочить, а ведь ты даже не представляешь насколько это утомительно для секс-игрушки, забавлять себя одной.

Она толкнула меня, как игрушку. Я знал, что она сделала это без силы, но даже если бы я сопротивлялся, то не смог бы устоять на стуле.

Тьма нарастала, а слух обострялся. Ремешок лязгнул тихо, но для меня это стало как удар паровоза. Но, может, это был шум учащенного сердцебиения.

— А теперь представь, как я обрадовалась, как увидела тебя. Такого умного, красивого и молодого парня. Я хочу затрепывать твои волосы так долго, сколько могу себе позволить.

Она оседлала меня, вогнав мой кол в свою мягкую, мерзкую искусственную киску. Бонни обвязала пах ремнем, чтобы моя эрекция никогда не прекращалась, чтобы ток крови навсегда застрял в этом месте. Она дотронулась до щек, опустив голову над моей головой.

Я видел ее близко, чувствовал холодный стеклянный взгляд, полный похоти и желания. В ней не ощущалось любви, не было чувства ласки, лишь всеохватывающая, пронизывающая до дрожи в костях одна лишь похоть.

Она скакала на мне, издыхая как змея, ядовитая, гремучая, отвратительная рептилия.

Но я не видел змею. Я видел камни. Опаленные солнцем, я видел, как детеныши птиц грелись на солнце перед холодной пустынной ночи. Я слышал колыхание ветра, зазываемое мрачными накренившими ветками. Видел прекрасные дубовые рощи, слышал жужжание бесчисленных комаров.

— Ах, да, да, продолжай. — истошно кричала она, наращивая темп, скача, словно на родео.

Но я отстранился от ее криков. Я читал, что многие жертвы насилия ничего не чувствовали и не слышали, что мозг пытался защитить их от того безумия, которое он получал ежесекундно.

Бездна тянула меня. Тянула меня к себе. Но я не хотел идти на ее зов. Я боялся туда идти. Я не хотел оставаться в тени, там холодно, больно и очень горько. Я хотел к роще. К тем деревьям, к лесу, хотел насладиться травой и утонуть в теплом солнце. Но я понимал, что не могу туда попасть.

Не могу, пока не открою чертовые двери.

— Боже-е-е-е, да! — запищала она, искрясь от удовольствия.

Я кончил. Но не ощутил радости. Не ощутил боли. Даже не понял, как это произошло.

Я видел то, как ее бедра заливались кровью. Она пережала ремень, когда сама кончала, и случайно передавила мне артерии. Она фонтанировала и окрашивала ее в уродливые рисунки.

Она вытекала с влагалища вперемешку со спермой, и текла по полу. Я вдыхал противный запах гниющего белка.

Таз треснул, а вместе с ним треснули нервные корешки. Меня парализовала с поясницы, но я не кричал от агонии. Сознание медленно покидало меня.

— Черт! Перенервничала, твою мать! Что я скажу своим сестрам? — Она стучала зубами, грызя ногти. Но затем она увидела мою улыбку.

— Чего ты смеешься? Ты умираешь.

— Да. Это так.

— Агония от предстоящей смерти? — озадачилась она.

— Мне забавно.

— Что тебе забавно, идиот?

— Забавно то, что такая как ты трясется, как сучка, от своих поехавших родственников.

Она разозлилась.

Бонни ударила меня кулаком. И размозжила череп.

— Идиот.

Я засыпал, но не расстраивался.

Я догадывался, что скоро снова буду сидеть на том же самом месте. Я верил в это, хотя и не знал наверняка.

Но единственное, что я знал — это то, что в следующий раз, моя рука не дрогнет.

И что я точно покончу с ней. А затем покончу с остальными!

========== Вторая ночь часть 1 ==========

Сознание приходило в норму, события прошлого всплывали в голове палитрой, но затем путались и исчезали.

Это чувство похоже на яркий сон, когда ты вспоминал все до подробностей, но затем спустя два часа, забывал за ненадобностью.

Но я не мог забыть его. Не мог позволить себе такую роскошь. Несмотря на упорство мозга, я боролся с забывчивостью и старался сохранить частички памяти. Она ускользала от рук, как рыбка, и хотела вновь уплыть в пучину бессознательного, но я не пущу ее.

Я взглянул на календарь. На дате не было отметин, я не закрасил его в красный — это все еще начало рабочей смены.

Я поднялся со стола и выдохнул. Насытился холодным, спёртым воздухом, гоняемым все тем же вентилятором. Немного приподнявшись над лампочкой сверху, я слегка прикрутил ее.

Пора… Нельзя терять ни минуты.

Подойдя к календарю, я отметил число отсчета и проверил исправность дверей. Они работали, шестеренки крутились и немного шипели. А теперь мне остается только ждать.

Я сидел за столом, вглядываясь в камеру. Не было ни страха, ни паники, ни трепета, но я также не ощущал и радости. Я вошел в состояние потока, никакие мысли не тревожили ум, каждая клетка тела сосредоточилась на задаче, и мозг занимался одним делом. И пускай оно состояло в том, чтобы палиться на сцену и рассматривать момент побега, но так мозг выкладывался на все сто — не пускал даже мимолетных посторонних мыслей.

Интересно, это я один попал во временной парадокс, или кто-то еще? Я сомневался в том, что Бонни путешествовала со мной, ведь по прошлой реакции, она смотрела на меня как на чужого, но я не знал, могут ли другие перемещаться. А что если остальные аниматроники обладают этой способностью?

Но меня гложет еще кое-что — я не видел здесь других аниматроников, кроме этих троих. Я предположил, что парадокс закончится, когда я проживу семь дней, так это единственное загвоздка, из чего я мог построить выводы. А что если я останусь здесь навсегда? Что если мои выводы окажутся неправильными? Но все же лучше иметь в голове надежду, пускай она могла не оправдать меня.

Перспектива бесконечного заточения с психованными роботами была не из лучших. Она вгоняла в тоску. Но не такую, которая возникает при скуке, (попробуй заскучать здесь, блять) а та, которая накатывает на тебя, с головы до ног, темной беленой. Удручает.

Она шелохнула запястьем, и я улыбнулся. Забавно, в тот раз, я чуть в штаны не наложил, когда увидел это, но сейчас я радовался. Крольчиха действовала, пускай это было страшно, но она повторяла шаблоны, а значит — она функционирует, как раньше.

Это хорошо. Она не отклоняется от стереотипов, план должен сработать. На этот раз моя рука не дрогнет. Уж я обещаю.

Чем дольше я глядел на нее, тем больше деталей улавливал, тем сильнее изумлялся работе дизайнеров. Сколько же сил нужно потратить, чтобы выкроить такой образ? Сколько титанических усилий нужно приложить, чтобы воссоздать его наяву? Как жаль… Как жаль, что этой жемчужине придет конец.

Она испарилась в 2 ночи. Я сидел, не отрывая глаз, сидел, не засыпая, но все равно упустил момент ее побега. Ее движения неуловимы для человеческого глаза.

Сейчас она прячется в тени, подкрадывается, смеется как безумная, но я чувствую.