Кажется, я начинаю понимать, почему людям здесь нравится.

Закончив поправление, я еще раз нажаловался на свою параноидальность и нервозность и пошел обратно и случайно ударился о край стола.

— Блять! — Моя кисть взбухла от боли, и я массировал ее, наблюдая за нарастающим отеком.

— Все хорошо?

Я застыл. Боль исчезла, так же быстро, как и появилась. Мне казалось, что время замерло вместе со мной, и что будто бы кто-то нажал кнопку паузы над лентой под названием ”жизнь.”

Голос…

Тут же никого нет, ведь так? Если бы кто-то сюда зашел, то я бы услышал пощелкивание ключей на входной двери, или же точно бы заметил стучание каблуков. Ведь это был женский голос. Я бы сказал, что женственный…

Я ведь не мог настолько погрузиться в свои размышления о ни о чем, что буквально раствориться в фоновом шуме мусорных мыслей и не заметить реальности вокруг себя.

Но с другой стороны, это ведь могло объяснить, почему я услышал незнакомый мне голос. Грабители вряд ли бы стали здороваться со мной, максимум, что они могли бы мне передать, так это удар по затылку чем-то тяжелым.

А значит, здесь кто-то есть. И если я до сих пор в сознании, значит, что кем бы она не являлась, то вряд ли будет злой.

Сглотнув слюну, я собрал всю гордость и последнюю каплю рассудка в кулак и повернулся.

А после окончательно убедился, что сошел с ума.

Эта крольчиха смотрела на меня. Этот взгляд нельзя было спутать ни со случайным колебанием ветра, ни с безжизненным пяляньем, ни с чем-то другим. Этот взгляд был пропитан беспокойством, какой-то тревогой, а значит, он излучал самую, что есть настоящую жизнь.

Неестественно естественные морщины, которые возникли возле лба, разгладились, стоило ей моргнуть.

Она… моргнула.

И затем еще раз и еще. До тех пор пока, она не попыталась подойти ко мне, скрестив руки сзади. Она наклонилась ко мне, нарушая все законные и незаконные границы, бесцеремонно ворвалась в личное пространство.

Но я не ощущал хотя бы мнимой агрессией или преднамеренной провокации. По крайней мере, не ощущал теми оставшимися нейронами, которые не разбежались из-за паники. Я чувствовал ее дыхание, влажное и теплое, которое не могут издавать машины, я видел, как поднималась ее грудь на вдохе, и как медленно она опускалась на выдохе. Я чувствовал колебание пара и видел его конденсат.

— С тобой… все в порядке? — сказала она. На этот раз голос звучал яснее, громче, но это никак не отразилось на прекрасном и девичьем тембре.

-…

Я лишился дара речи, я не мог проронить ни слова, все было похоже на чью-ту злую шутку, игру мозга, все было в тумане. Но даже в таком тумане, какая-то частичка меня советовала мне, чтобы я хоть как-то ответил ей.

И я решил последовать интуиции.

— Н-нор…маль-н-но. — заикаясь, я пробубнил стандартную фразу, которую мы все используем в обычном разговоре. Возможно, поэтому она выскочила на автомате и мне не было так сложно ее произносить.

Решив не углубляться в психологию человека, я вновь сглотнул слюну и решил действовать.

— К-кто ты… такая? Это… розыгрыш?

Она наклонилась в ступоре. Я ощущал этот давящий недопонимающий взгляд, полный изумления, и уже сам чувствовал себя глупо. Это никак не мог быть чьим-то розыгрышем, уж слишком она реальна.

А поэтому вместо того, чтобы бомбить ее множественными вопросами, я решил сосредоточиться на одном единственном. И расспрашивать ее поочередно. Все же по ее реакции, боится она меня ничуть не меньше, чем я ее. Ну… Или мне так кажется.

— Ты… ты живая? Или… это твой код?

Она улыбнулась. Края рта изогнулись, подобно змее, а уголки глаз последовали за ней. Она улыбается искренне. Я не вижу лжи в ее эмоциях. Просто не могу почувствовать ее.

— Как бы тебе объяснить, — начала та. — Живая ли я, как ты? Думаю, что нет. Но могу ли я мыслить, как ты? Определенно да.

Такой неясный, уклончивый ответ, на удивлении, был краток и емок достаточно, чтобы я хорошо понял, что она имела в виду.

Словно подшучивая надо мной, она немного прикрыла рот от хихиканья, а затем вновь обратилась ко мне. Видимо, эта ситуация раскрепостила ее, ведь теперь она не так сильно переживала. Чего нельзя было сказать обо мне.

— Ты мне сразу понравился. Я поняла, что ты необычный парень, который не устоит от небольшой шалости. Когда я заметила твои разноцветные книжки и кроссворды, то знала, что ты обязательно заметишь то, как я слегка передвину руку.

Она постучала пальцами по кисти и рассмеялась.

— Как видишь, я не прогадала.

Я не знал, что мне делать. Как мне реагировать на эту ситуацию. Что я должен был делать в таком случае? Плакать? Истерить, бежать, молиться, или же радоваться, как школьник, который встретил фурри в реальной жизни. Жизнь меня к этому не готовила, черт подери, никакая жизнь к этому не подготовит, о чем вообще речь.

Но заметив, что крольчиха уже вторую минуту вздыхала от искрометной шутки, рассказывая о своем гениальном плане, я решил, что нужно как-то переманить инициативу на себя.

Неизвестно, что творится у нее в голове. А если она продолжит доминировать в общении, то я точно не смогу и слова вставить.

Давай, ты сможешь. Я верю в тебя.

— Бони… — выпалил я, чуть не потеряв сознание, когда та удивленно посмотрела на меня. Как к этому вообще можно привыкнуть? — Давай присядем, пожалуйста.

— У тебя ноги затекли? Они трясутся. — с интересом заметила она, осматривая мои колеблющиеся ноги.

Конечно, мать твою, трясутся, ты разве не понимаешь, что это не нормально?

Но, разумеется, я ответил совершенно другое.

— Да, мне тяжело долго стоять. Ты, наверное, заметила, что я все время сижу за креслом.

Она прищурилась, словно лиса, вкрадчивым взглядом, и в тот момент у меня перехватило дыхание. Я готовился к тому, что сейчас меня раскусят, однако вместо обвинений во лжи, она ничего не ответила.

Лампочка мигала и, вероятно, она пощурилась из-за нее. Да, ведь она часто шумит.

К моему счастью, отговорка сработала, и она послушно уселась за один из многочисленных столиков. Бонни вальяжно откинулась на диване, раскинула руки по краям так широко, что словно хотела забрать себе побольше места и скрестила ноги. Хотя я и не мог видеть подробнее, но я догадывался об этом.

Я сел супротив, сжавшись на одном из дешевых стульев. Из-за пластика у меня разболелась спина, поэтому я сидел, выпрямившись, боясь, что боль разноется еще сильнее.

— Итак, Бонни, — сказал я. — Могу ли я…

— Постой-постой. — прервала она, не дослушав. — Раз мы с тобой общаемся, то могу ли я узнать как тебя зовут?

Она потянулась ближе, держа ладонями наклонившейся подбородок. Ее локти стояли, как столбы, на столе. Голос веял энергией, любопытством, в глазах пестрил искренний интерес.

Я не мог знать наверняка, однако не видел ни враждебности, ни чего-то похожего на злобу. Может быть, сказалась давящая атмосфера и невероятность происходящего, однако факт оставался фактом — я хотел поговорить с ней и узнать, кто она, но без знания имен, продолжать разговор было бы трудно.

— Саня. Зови меня Саней. — честно ответил я, решив не лукавить.

Ее длинные ушки слегка дернулись, не так сильно, но достаточно заметно, чтобы я смог увидеть.

— Это ведь от слова Александр? Прямо, как Александр Македонский. — взбудоражилась крольчиха. Ее глаза забегали из стороны в сторону, когда она пыталась вспомнить, чем же мое имя так напомнила ей. — А расскажи еще.

— Бонни, — сказал я еще раз, продолжив прерванную беседу. — Разве так поступают друзья? Можешь рассказать о себе, пожалуйста. Тогда я расскажу и о себе.

Она удивилась и игриво нахмурилась.

— Хо-хо, ты хочешь узнать меня поближе? — улыбнувшись до ушей, ее кожа покраснела.

Она флиртовала. Довольно агрессивно и развязно. Я решил, что производители запрограммировали ее вести себя таким образом, поэтому не питал особых иллюзий.

Меня волновал не ее характер, не ее чувства, а то, почему она ведет себя таким образом. Почему на ее силиконовой мордашке, залитой синей краской, появляется мягкий румянец, черт тебя возьми.