И если бы не приоткрытая дверь, то я бы дальше продолжил щелкать по экрану. Однако его вид показался мне знакомым. Я видел его во снах.

Недопонимание возникло первым. Оно стояло в очереди, уступив место дрожи. Она накатила, словно волна бриза синего моря, тихонько заменяясь страхом. Он нарастал, словно поднимающаяся карусель, которая долго ехала вверх, чуть остановясь перед устьем. А затем спустилась вниз с огромной скоростью. Эта карусель превратилась в трепет.

Я щелкнул в другую дверь.

Мои ноги дрожали словно их сжали в тиски, нагревавшиеся на медленном огне. Раньше я мог остановить дерганье ступней, то теперь не мог справиться со дрожанием ног.

Капельки пота собирались в кружочек, стекали волной по лбу, питая влажные ресница, а затем лезли в ноздри и рот.

Чем больше я елозил по комнатушкам, тем больше ощущал соленость во рту и тем сильнее моргал от потока пота. Я знал эти комнаты, хотя видел их во сне. Я никогда не ходил по ним, у меня не было инструктажа, я точно не бывал в этом месте раньше и не натыкался на случайные фотографии в интернете.

Я не верил своим ощущениям. До конца боролся с паранойей, отправляя ее в к здравому смыслу. Но когда он тоже не мог оставаться на моей стороне и пришел вместе с бредом ко мне, тогда я понял, что сон был реальностью.

Отрицать очевидное стало глупостью — я ходил там раньше. Этот мандраж не подделаешь.

Я помню эти мигающие лампочки, помню скрипучий кафель, припоминаю разрисованные картинки по холлу, даже знаю расположение этой чертовой стойки с микрофон и силиконовой медведицей. Я видел, как она наклонилась рядом с ним, улыбалась словно говоря в него, застывшая, как статуя. А рядом с ней по обе руки находились два аниматроника…

Ее излюбленные подружки. Пернатая курица Чика и…

Воплощение похоти — Бонни. Та, которая выманила меня, как ребенка. Окрутила как пацана и трахнула до потери сознания. Ее кисть стояла не на своем месте. Эта оплошность взбесила меня вновь. Как и в прошлый раз. Однако злоба возникла скорее от ужаса.

Я не мог пошевелиться, экран дрожал в моих руках, дыхание прерывалось из-за нехватки воздуха. Я хотел вдохнуть глубже, но не мог. Мышцы содрогались, и истерика выглядывала из спины, дыша тяжелым, душным тоном.

Девайс выскользнул из рук, а я дропнул к дверям позади. Эти чугунные советские столбы не двигались ни на миллиметр, замок заховался в крепкие цепи рукоятей и не хотел расставаться с ними. Сколько бы я не рвался, сколько бы я не толкал двери, они не реагировали на мои жалкие попытки.

Я толкал их, шумы сопровождались длительными, звонкими ударами металла. Они глушили крики боли. Но адреналин помогал мне справиться с ними, но даже так ему было трудно одолеть потуги.

Сейчас я понимал, что выход был заблокирован и что более не было иных выходов. Даже запасных.

Я бегал по комнате как сумасшедший, рыскал в тайных тоннелях, хотел пролезть через вентиляцию, но боялся темноты внутри.

Темноты, которая окружала меня со всех сторон и не вовлекала в объятия, остерегаясь луча светильника.

Я застыл, посмотрев на запотевшую камеру планшета. Край сцены пустовал, его место занял гул ветра. Бонни исчезла.

Нет. Нет. Нет. Где она?!

Я боялся подходить к камерам, ведь они напоминали мне о вчерашнем. Но сейчас мне было плевать. Когда исчезла крольчиха, я понял, что прошлый страх может вернуться, а он мотивировал меня больше, чем прежняя неуверенность.

Я листал камеры друг за другом, в мучительном ожидании, пока чертов процессор соизволит собрать пиксели воедино. Под этот шипящий звук, серое качество, я прошерстил все — начиная от кладовки, заканчивая вентиляционными шахтами.

Вместо длинных ушек, я получал перевернутые стаканчике в баре, вместо пушистого, накаченного винилом, хвостика, я видел лишь бубенчики колокольчиков в караоке, вместо проклятого тела, я любовался телами остальных аниматроников.

Они пугали до чертиков. Но они стояли. Стояли на своих местах, в своих позах, а самое главное — они стояли без движений.

А Бонни сбежала.

Она воспользовалась моей слабостью и скрылась из виду, решив, что я не заметил ее наживку. Ха-ха-ха, глупая Бонни, не ты ли говорила, что я очень сообразительный, а, чертова шлюха? Ты была права, я очень подозрительный, особенно когда на меня охотится сумасшедший аниматроник.

Я бы даже сказал тебе по секрету, что все люди встревожились, окажись они на моем месте. Но я такого не скажу. А знаешь почему?

Я не собираюсь встречаться с тобой, рехнувшаяся ты сука!

Я боялся собственной тени и переживал из-за каждого пустяка. Но волнение исчезло, а на ее месте возник проблеск надежды. Эта крупица счастья, которую в жизни никто бы не почувствовал, стало веткой, последней веткой перед пропастью безумия.

И я не собираюсь ее отпускать! Не в этот раз!

Но реальность вернула меня на землю. Ведь вслед за краткой эйфорией, пришло краткое осознание.

Проблеск той самой сообразительности, о которой талдычила эта сумасшедшая.

Если ее нет на камерах, то значит она там, где их нет.

Единственное место, которое не попадала под камеры — это комната охранника.

И время застыло. Я не отрывался от девайса, но не страшился. Меня не тошнило, голова перестала кружиться и живот не скручивало от бреда. Сознание прояснилось. Я знал, что она рядом. Что она здесь.

От меня находились две двери, правая и левая. Два пути, по которым можно было пойти. А еще рядом со мной на столе лежали две кнопки.

Они автоматически блокировали двери. Но загвоздка была в том, что Бонни-машина. Она быстра, раз успела пробраться сюда так скоро. Но я не успею нажать на обе кнопки, моя свободная рука сможет потянутся только к одной. Потом она отреагирует и нападет. Осталось выбрать, какую из них мне нажать.

Правая или левая?

Вопрос крутился словно пицца на микроволновке. Чертовая ассоциация, какого черта ты появилась в такой момент? Сейчас не время и не место, чтобы думать о таких вещах. Хотя я ругал себя и недопонимал, но догадывался, откуда они взялись — эта гребаная Чика с ее кексиками закинула мне эту идею. Да, это точно она.

Я сверлил взглядом планшет, но смотрел боковым зрением. Старался подметить детали, хоть какие-то тени, которые выбивались из общей колеи комнаты. Это давалось с трудом, из-за плохого освещения, детали смешивались друг с другом, растения в горшках переливались со стульями, иногда исчезали, уйдя чуть дальше.

Я не шевелился. Но затем вздохнул и моргнул. Перелистывал страницы планшета, зевая как в ничем не бывало. Если бы я не созрел, то мог умереть прямо сейчас. Она бы заподозрила, что я сижу неподвижно. Я изо всех сил старался поддерживать нормальный вид и у меня это даже получалось.

Но я понимал, что стоит мне дать хоть маленький намек на свою осведомленность, то крольчиха не станет играться со мной. Она ведь стоит здесь, я знаю это. Я могу поспорить, что она смеется надо мной, изображая статую, рыдает от радости и своей безупречности и кроличьей хитрости и ловкости.

Она думает, что охотится за мной, но так и не поверит в то, что стала добычей.

Лампочка мелькнула еще раз и я рассмотрел оттенки ушей слева.

Щелк кнопки.

Дверь с грохотом опустилась вниз, издав оглушительный, заржавевший звук. Казалось, что ее держали ради вида и никогда не пользовались. Я затаил дыхание, но вместо криков боли не слышал ничего.

Она ведь не должна кричать? Бонни — аниматроник, а зна…

— Юху-у-у-у! Это неожиданно!

Нет.

— Я потеряла руку из-за тебя, смотрящий.

Это невозможно.

— Я так и знала, что ты догадаешься. Я даже сомневалась в своих чувствах к тебе, когда ты так и не понял тонкий намечек. А оказалось, что ты вон как! — восхитилась крольчиха, подходя ближе.

Каким образом? Я закрыл все вовремя? Колебался, или же опоздал?

— Эй, я вообще-то с тобой разговариваю. Але-е-е. — протяженно говорила она, щелкая перед лицом. Искры от оторванной кисти, металлические и горячие, попадали на кожу и обжигали ее.