Я кивнула, задумавшись над ее словами. Что-то было в них. Вдобавок мне понравилось, что она ничего не сказала ни про отца, ни про качество одежды, ни про общее финансовое состояние нашей семьи.

– Так, что не упускай момент, Артемида, а с Павлом я разберусь. Он теперь должен мне.

Все-таки бабушка больше нравилась мне, чем пугала. Было что-то в ее отношении к людям и к жизни, что несомненно притягивало меня, даже с поправкой на ее расчетливость.

– Начинай, Артемида. Расскажи, что стряслось у тебя с твоей подругой. Хочу понять почему ты считаешь, что это она…

– Если бы не она, – поправила я бабушку, скрестив руки на груди. – Ей нужно было держать язык за зубами, а мне иметь гордость и не ходить на тот пустырь, но тогда бы я не познакомилась с Николасом.

– С кем?

Кажется, что Аделаиду Григорьевну перестала волновать история с Лизой.

– Какое странное имя для наших реалий, – сказала она, отчего-то покраснев при этом. – Но, извини, начинай, пожалуйста.

– Интересный ты человек, Ида, – выдала бабушка задумчиво, войдя в комнату. – Прав был этот твой Николас.

Она вошла в комнату, не постучав, но только потому, что я не потрудилась закрыть дверь. До этого я старалась закрывать ее и вообще чувствовала себя скованно в новых «владениях». Последние дни стало лучше. Я стала воспринимать домашних, как своих.

– Он не мой, а свой собственный.

Я записала последние слова урока, отложила ручку, тщательно выровняв ее вдоль края тетради, и только потом повернулась к ней.

– Тем не менее. Он был прав.

Причина этих манипуляций была одна – я справлялась со своим смущением. Разговоры о Николасе повторялись с тревожащей меня частотой. Было в тех воспоминания что-то, что уже сейчас заставляло меня тосковать.

Вот только что? Ясно, что тот день, ситуация и разговоры больше не повторятся никогда. Но я думала, о чем бы я еще могла спросить его. А бабушку все никак не отпускала эта история и при любом удобном (и неудобном, как сказал Дэн) случае она старалась вернуться к ней и попросить рассказать о внешности Николаса, как он был одет, как говорил на французском, что за марка одежды у него была (я не помнила), был он левшой или правшой и т.д, и т.п.

– Надеюсь, ты пояснишь в чем заключается моя интересность, – сказала я, растянув губы в милой улыбке. – Без привязки к этому имени.

Надо отвести бабулю от мыслей о Николасе. Его поступок впечатлил ее, а вот поведение Кости заставило скривить губы и даже фыркнуть. Хотя, как по мне плюсов у него было вровень, что и у Николаса и даже больше.

– Надо говорить «исключительность» или «особенность», – вздохнула бабушка, присев в кресло рядом со столом, за которым размещалась я. – Нет такого слова, как «интересность».

– Есть, – возразила я не без удовольствия. – Точно знаю.

Бабушка улыбнулась, поправив челку в идеальной укладке белых, как снег волос с черными прядями между ними. Некая разновидность пикирования, несомненно, нравилась нам обоим.

– Хорошо, Артемида, – согласилась она, постучав тростью по полу. – Скажу иначе: обедняет твою речь и в такой связке делает ее просторечной.

Настал мой черед кивать и соглашаться с ней. Я прислушалась и приняла эту информацию к сведению. Я старалась впитать все, что видела, слышала и даже осязала пока находилась в этой семье.

– Почему ты считаешь меня удивительной?

Я нарывалась на комплименты. Их не просто было получить от Аделаиды Георгиевны. Пока я проигрывала маме, но только в том, что касалось чувства вкуса и каких-то знаний, которые легко можно было наверстать при должном внимании, усидчивости и общении с правильными людьми.

– Ты не желала, чтобы мы покупали тебе вещи, считая, что это неправильно и чувствуя себя обязанной нам.

– Все так.

Я и сейчас испытываю некий дискомфорт, говоря об этом. Вдобавок, Марина и бабушка усложнили ситуацию – они стали брать меня с собой по магазинам. Предложение купить что-то «онлайн» воспринималось ими в штыки. Они аргументировали это тем, что «вживую» качественнее и быстрее, а еще тем, что надо потихоньку показывать меня людям и учить вести себя в обществе.

– Но от уроков и знаний ты не отказываешься, – бабушка приподняла бровь, но в темных глазах ее мелькала искра улыбки. – Вещи можно вернуть, а вот знания – нет.

– Есть универсальный товар, посредством которого измеряется стоимость других товаров, – ответила я упрямо.

– Ты о деньгах?!

Я кивнула, улыбнувшись при этом.

– Какая гадкая пошлость, Ида! – сказала она, сузив веки. – Я не хочу слышать этого и говорить об этом больше никогда!

– Хорошо, не буду. Но ты сама начала этот разговор! И, узнав тебя немного, я понимаю, что это все не просто так.

Бабушка какое-то время не отвечала ничего, постукивала тростью и делала вид что обижается на меня. Но потом она повернулась и посмотрела на меня улыбающимся взглядом.

– Тебя не проведешь! Но все-таки.

Я вздохнула, взглянув на новенькие учебные пособия для сдачи TOEFL, IELTS и Cambridge English3. У меня еще заходилось сердце при взгляде на них. В хорошем смысле этого слова.

– Через год мне исполнится восемнадцать и, чтобы не решил папа я не хочу терять связь с вами.

А еще заставлять краснеть за себя.

– Ты взрослеешь прямо на глазах, Артемида, – проговорила бабушка и накрыла мою руку своей. – Знаешь, как говорят: сын за отца не в ответе.

Я кивнула, поджала губы, чтобы они не дрожали и… Настала моя очередь выражать мысли посредством мимических жестикуляций. Всё только бы не задуматься о том при каких обстоятельствах произошло это взросление.

Кажется, еще месяц назад я бы отдала все только бы вернуться в прошлое и изменить все, а теперь даже не знаю, а сделала ли это.

Не будь этой череды обидных, странных, невыносимых и ужасных обстоятельств, я бы никогда не узнала людей, которые всегда были частью моей семьи.

– Ты не должна страдать из-за возникшего недопонимания между мной и твоими родителями.

Папа несмотря на помощь бабушки, продолжал плохо относиться к ней, предостерегать меня не верить ей и обвинять в том, что она сломала жизнь всем нам. Говорил, что Аделаида Георгиевна была против их брака с мамой настолько, что не оставляла попыток разлучить их до самого последнего, то есть пока не свела маму в могилу.

Он не желал слушать мои замечания о том, что мама умерла от продолжительной болезни, а бабушка помогает ему, несмотря на свою злобность. Он начинал злиться и, думаю, что наличие адвоката не дало ему разораться на меня.

Когда я сказала об этом бабушке, то она разбушевалась и злилась еще несколько дней, а потом… Потом она позвонила адвокату, попросила добиться новой встречи, собралась и поехала к нему в тюрьму. Хотя, до этого отказывалась подъезжать к одноименному зданию.

Не знаю, что она сказала папе. Наверное, то же самое что и мне, но с выражениями покрепче.

«Я не одобряла ее выбор, предвидела ее судьбу, но я бы никогда не стала вредить своим детям, Ида! Никогда! Я желала им только добра! Кому бы я стала звонить? Как бы посмотрели на меня люди, если бы я стала рушить жизнь своего зятя? Внучки? Как он вообще представляет себе это? Я звоню в Минстрой и прошу… О, Боже мой, о чем?!»

Пап не перестал относиться к ней плохо, но прекратил говорить гадости в прежней очень уверенной и злой манере. Кажется, до него стало доходить что-то. Не бабушка разрушила его бизнес и лишила всего.

– Хочу предложить тебе посетить бал Королевы Шарлотты4, – произнесла бабушка, наконец раскрыв смысл своих несколько замудренных изречений.

Меж тем я любила эту «игру». Она говорила о чем-то, а я искала это после в интернете, в библиотеке, спрашивая у Марины и у Леонида Львовича. Находила и испытывала нечто сродни восторгу. Потому что в такие моменты мир становился еще глубже, многогранее и интереснее.