Я ушла, направившись в сторону библиотеки. С одной стороны я напряглась предстоящему, а с другой стороны обрадовалась этому заданию. С Аделаидой Георгиевной надо было начинать общаться и теперь мне стоило продемонстрировать то, что должно было быть у меня в крови – искусству хитрости и дипломатии.

Лизка бы сильно удивилась этому. Наверное, даже рот раскрыла бы, когда бы узнала, что моя мечта выросла не на пустом месте. Послы, консулы, дипломаты – вот какие должности занимали самые яркие представители семьи Спасских.

Я поправила футболку и занесла руку над дверью, за которой «пряталась» моя бабушка. Но так и не постучала. Она разговаривала по громкой связи, а я не сдержалась и вновь подслушала.

– Это надо сделать.

– Так займись этим, Андрей!

Я отдернула себя, вздохнула и вновь заслушалась.

– Все-таки это возмутительно! – проговорила бабушка в неслышимой мною раньше возмущенной манере. – Я взрослый человек, а вы со мной, как с ребенком!

– Мы любим и бережем тебя, ба.

Я постучала. Надо было искоренять в себе эту ужасную привычку самым активным образом.

– Кто там?! Войдите!

– Всего лишь я, а не Марк Антоний со своими товарищами, – неловко пошутила я, почти сознавшись в своем проступке. – Извините, я услышала часть вашего разговора.

Бабушка с черным тюрбаном на голове и яркой брошью по середине окинула меня оценивающим взором.

– Признайся, ты тоже участвовала в этом? – она потянулась к мундштуку, взяла его в руку, но зажигать не стала.

Она стала дирижировать им, а потом отбросила в сторону.

– Общалась с адвокатом и была в курсе всех дел?

– Да. Он ведь мой отец.

Аделаида Григорьевна отвернулась, видно, что пожевала губами, а потом обратила свой взор на меня.

– Все верно. Он твой отец. А они? Избегают меня. Один прикрывается своими ненаглядными травками и выжимками, а другая вдруг бросилась в шоппинг.

Бабушка прошлась по мне взглядом.

– Но ее правда – тебе надо обновить гардероб, Артемида.

– У меня все есть, – возразила я, но в глубине души согласилась с ней.

Я отличалась от всех домочадцев в доме. Исключение составляли те дни, когда я ходила в подаренном Мариной костюме.

– Почему ты отказываешься, детка? Ты чувствуешь себя обязанной и должной в такие мгновения?

Я кивнула, а потом приблизилась к ней и села в соседнее кресло рядом с ней. Так она не могла рассматривать меня, а я бы перестала краснеть.

– Забудь об этой чепухе, Артемида, – деловито продолжила бабушка, поискала мундштук и взяла из вазочки новый. – Мы долго не общались с тобой.

Я знала, что она скажет мне, но несмотря на «серьезность» озвучиваемых доводов ничего не могла поделать с собой. Я жила с ними слишком мало, чтобы воспринимать их поступки как должное. Вдобавок ко всему меня беспокоила последующая реакция папы. Я еще не могла забыть его слов, что он бросил мне напоследок. Он обязательно решит, что я «продалась» семье, с которой он предпочел не иметь никаких дел почти два десятилетия.

– Марина играется в куклы и на то есть определенные причины.

Я была в курсе их, но предпочла промолчать, предлагая ей довести начатую мысль до конца. А еще не сдавать Марину, потому что мне показалось, что бабушка будет недовольна тем, что она откровенничает о таком.

– Но она делает это от чистого сердца. Уж поверь мне.

– А вы? Почему предлагаете это? Из-за чувства долга?

Ее ответ мог быть поводом для отказа. В конце концов я не обязана была соглашаться с кем бы то ни было, какими бы обоснованными не были суждения.

– Причин великое множество, начиная с того, что я совсем не участвовала в твоей жизни и не имела возможности повлиять на твой вкус, заканчивая тем, что ты обносилась, девочка.

С Аделаидой Георгиевной было не просто – это факт. У бабушки была не только прямая осанка, но и взгляд на мир.

– Говорю так как есть, Артемида. Я уже в том возрасте, когда могу позволить себе это.

Что-то подсказывало мне, что бабушка лукавит и она была такой всегда. Иначе, почему родители сбежали от нее куда подальше?

– Приучай себя жить достойно с самого начала и лучше откажи себе в ириске на ночь, чем ходи в латаных вещах или не дай Бог тех, что с чужого плеча.

– А что плохого в жизни старых вещей?

– Ничего! – бабушка стала поднимать книги и журналы в поисках чего-то. – Кроме того, что пусть носят после тебя.

Я не поняла ее.

– Артемида, посмотри у себя зажигалку.

Вот что было вредной привычкой, а не возможность дать жизнь старым вещам.

– Я вообще-то пришла позвать вас погулять в сад, – я пошарила рукой по креслу, нащупала прямоугольник огнива, но не стала доставать его, а наоборот запихала поглубже. – А курить, как вы знаете вредно.

– Я всю жизнь курю и видишь до скольких лет прожила?

Хороший аргумент.

– А могли бы прожить еще дольше, – ответила я, а потом поднялась. – Пойдемте прогуляемся.

Бабушка задержала на мне тяжелый взгляд.

– Почему не ходишь гулять ты? – сказала она, кивнув чему-то своему. – Ладно я, по макушку закопанная в своих переводах.

Меня заинтересовала эта информация. На скольких языках говорит бабуля?

– Потому что не люблю делать этого в одиночестве, – ответила я, наблюдая за тем, как поднимается бабуля. – Раньше я гуляла с подругой, а теперь…

– В одиночестве нет ничего плохого, – ответила Аделаида, направившись к двери. – Но ты могла бы пригласить ее к нам. Я совершенно не против гостей, если только они не шумят, как эта ужасная птица.

Я повела губами, решая говорить ли бабушке о том, что произошло между мной и Лизой.

– Дима мог бы привезти ее к нам, – продолжала говорить она, опираясь на клюку.

– Не надо ее привозить, – возразила я, вырвавшись из мучительного придумывания более-менее сносной формулировки почему этого делать не стоит. – Мы поссорились.

Я перевела дух и именно в эту минуту решила, что с бабушкой буду также честна и пряма, как и она со мной.

– Будь мудрее – пойди на примирение первой.

– Нет. Только не теперь, когда папа в тюрьме.

Бабушка повернулась ко мне, вопросительно приподняв бровь.

– Если бы не она, то этого всего не случилось бы, – сказала я, как никогда четко осознав, что уже не смогу простить подругу.

Лизавета могла объясниться и извиниться, но только не теперь. Развязала ее длинный язык злоба или глупость отныне это не имело совершенно никакого значения.

– Вот даже как.

Аделаида Григорьевна поправила вязаный кардиган, а потом махнула палкой в сторону той самой крошечной беседки с видом на высоченные и острые пихты.

– Мой первый муж посадил их здесь, – сказала она, поглядев на деревья. – Он любил эту страну, наверное, даже больше, чем я, но перед посадкой этих кустов сказал, что в саду должно быть что-то, что будет напоминать ему о родине.

Она похлопала по месту рядом с собой.

– Присаживайся и расскажи мне эту историю. Признаться, я питаю к ним большую слабость.

Я присела на качели, подхватила плед и укрыла им свои ноги и бабушки. Картинка между нами покачнулась, подхватив порцию холодного ветра и аромат расположенных рядом кустов роз.

– Но прежде, чем ты сделаешь это – бабушка вздохнула и покрутила палку в руках. – Хочу поставить точку в нашем споре по поводу твоего гардероба.

Она все-таки вернулась к этой теме. Мне не удалось отвлечь ее.

– Твоей мамы нет в живых, и она уже теперь не сможет развить у тебя чувство вкуса и стиля. Еще год и ты станешь совсем взрослой. Будешь поступать в ВУЗ…

Аделаида бросила вопросительный взгляд, а мне отчего-то стало смешно. Я поспешно кивнула, не сдержав улыбки.

– Буду-буду! – заверила я, решив оставить уточнение куда именно на потом. – Обязательно!

Бабушка забросила палку в кусты, так и не найдя куда деть ее. Получилось у нее очень плохо, словно она только и делала, что играла в городки.

– Ты же не пойдешь в институт в этом? Или в каких-нибудь рванных джинсах? Надо заявить о себе и почему не начать делать это уже сейчас?!