На дворе под начинающим сереть небом стояли двое саней, возле которых их ждали второй боец и Клим. Их невеликий груз (почти пустой рюкзак Седова, сумка Ефима и мешок побольше – Клима, да еще лопата) закинули в сани, и они выехали со двора усадьбы, провожаемые Михайлой да дозорным на воротах. Пока совсем не развиднелось, они особо не торопились, проехали деревню, свернули к лесу, и в нем особо не разгонялись (там было еще темновато). Лошадки шли бодрым шагом, спокойно утаскивая сани с двумя и тремя людьми – они сразу расселись по заданиям, так сказать – Клим с Седовым, Ефим со своими сопровождающими. Для равномерного распределения нагрузки весь груз и копья бойцов сложили тоже на те сани, где было два человека. Как полностью рассвело, скорость немного прибавили, правда, проехав так с километр, лошадкам дали отдых, пустив их шагом. В это время сами они тоже шли возле саней пешком, греясь, так как немного подмерзли на легком морозце (да при езде ветерок задувал все же). В таком порядке и двигались дальше, проехав первую деревню без остановки. Здесь и перепись, и разъяснение людям политики новых властей должен был проводить Михайла, а вот во второй деревне остановились, правда, ненадолго – Ефим предупредил местного старшего, что через пару дней на обратном пути заедет и расскажет об их новой жизни. Так они, особо не торопясь, добрались и до малой усадьбы Ордена.
Седов, если честно, почему-то несколько волновался, когда они выехали на поле, где стояла усадьба. То ли погода с низким серым небом так повлияла, то ли что… Когда они отрядом шли, было совсем по другому. У него вообще в этой поездке (двое саней на глухой дороге в лесу) мозг выдавал странные ассоциации, по антуражу – то ли партизаны в брянских лесах, то ли вообще – покорение Сибири Ермаком, с учетом века. Он даже готов был увидеть на месте усадьбы развалины или вообще пепелище, но нет, с виду все было в порядке – постройки и забор на месте, дымок из трубы идет… Уже вблизи от строений залаяла собака, и, когда сани подъехали к воротам и встали, из-за забора высунулась голова, и тут же ворота начали открываться. Конюх (как его, Маркел) встречал гостей широкой улыбкой и лицом с почти сошедшими синяками и уже без шишки на лбу. Тут же крутился парнишка, его помощник, больше никого на дворе не было видно.
–Ну, как вы тут? – спросил Ефим, разминая ноги.
–Да все слава богу – ответил конюх – а вы к нам, что же?…
–Дела есть. Нужен Вацек, и придется по соседним деревням поездить.
–Это мы сей час. Микешка, беги за вуйком!
–Так зачем бежать – отозвался один из бойцов – бери, вон, любые сани, да поезжай, привезешь его, быстрее будет.
–Да – согласился Ефим – скажи, разговор важный, пусть поспешит. Хотя – он прищурился на небо – сегодня, наверное, не успеем…
Микешка тут же уехал, вторые сани завели во двор, вещи забрали, и народ пошел в дом, оставив Маркела и еще одного бойца распрягать лошадь, убирать сани и что там еще нужно делать. Дом встретил их чистотой и настороженным молчанием, но это продолжалось недолго…
Надо сказать, что тогда, после ухода отряда, Маркел, Вацек и Микешка таки попарились в бане и прилично приняли браги после нее (ну, кроме Микешки, ясное дело, тому плеснули чуток). Девки-скотницы кое-как объяснили привезенной Аксинье (самой бедной бабе в деревне Вацека), что такое было распоряжение нового князя, но зачем и почему – они понять не могли. Она, в свою очередь, рассказала им о том, что говорили бойцы отряда в деревне. Еще частично трезвый Вацек подтвердил, что отряд пришел биться с Орденом, а всех крестьян князь объявил свободными. Бабы все равно ничего толком не поняли, что не мешало им помыться в бане и нормально поесть, используя запасы орденцев – разрешение на это было, все слышали.
Поправившие здоровье на следующее утро Вацек и конюх (перебрали все-таки на радостях) решили, что раз уж такие дела пошли, то и дальше надо продолжать в том же духе. После короткого совещания Маркел пошел в деревню, а оттуда, взяв лошадь, поехал по деревням, по которым отряд проходил от Нарвы. Вацек поехал на север, где еще ничего не знали. К вечеру они оба вернулись в усадьбу, привезя с собой еще по одной семье – старшие тех деревень были рады сбагрить самых бедных баб-одиночек. Маркел совершенно охрип, поскольку вел дискуссии о новой жизни, как привык, горлом, Вацек обошелся без этого, напирая, что «цельный князь», «воля и свобода», «обещали помочь». С другой стороны, в чем-то Маркелу пришлось полегче – в тех деревнях, где он был, и отряд видели, и с его руководством разговаривали, так что им поверить в такие новости было проще. Орденцы в этот день были тихо похоронены на деревенском погосте.
Немного отошедшие от таких резких поворотов в своей судьбе бабы взялись за старосту всерьез, требуя объяснить, с какой-такой целью их, собственно, сюда собрали, подозревая разное. Тот и сам не знал, но, уцепившись за фразу князя, сослался, что усадьбу надо в порядке содержать, за живностью присматривать, опять же, ну, и подкормиться тоже разрешил. Бабы (почти сразу переругавшиеся по приезду, надо сказать, но единым фронтом накинувшиеся на сунувшегося было их разнимать старосту, и на этом фоне очень быстро помирившиеся между собой) приняли такой вариант, тем более, что жизнь у них и вправду была тяжелая (в усадьбе получилось больше десяти детей на троих, в основном, мелкие, а из живности у них – на всех троих раньше было только с десяток кур да старая коза). Впрочем, опаска у них была, и из запасов Ордена они пока брали лишь молоко, которое и так девать было некуда, да немного зерна на кашу себе да детям.
К ночи Вацек, как-то уже позабывший, что такое десяток малых детей (свои были взрослыми) в одной (хотя и большой) усадьбе, свалил к себе в деревню, напоследок еще раз напомнив о поддержании хозяйства «в чистоте и порядке». Маркел с Микешкой тоже свалили, в свою пригородку при конюшне. Она у них, хоть и запах имела соответствующий, была с печкой, а еще там было тихо, что (опять же, при 10 детях) было очень актуально. Впрочем, на следующий день бабы сами навели порядок, определив всю малышню на день в одну комнату (с деревянными игрушками, да, и немного тряпочных). На пятерых баб и двух мужиков дел приходилось мало, правда, за детьми все же надо было постоянно присматривать, да Маркел собирался уйти в войско, как и было ему обещано. Он собрал все оружие и доспехи с усадьбы, вышло немного, но прилично – кольчуга, пара кожаных доспехов, тесаки, щиты, копья, но себе брать из этого ничего не рискнул. Шмотки все же поделили между всеми – и у скотниц, работавших в усадьбе ранее, и у привезенных баб с одеждой тоже было не очень. Как-то определившись с новыми порядками в жизни, они стали ждать новостей, и вот, дождались.
Ефима, Клима и Седова с поклоном встретила одна женщина, и они, раздевшись, закинули ей пирожки – погреть, и спросили теплой воды – вымыть руки. Пока ходили мыться, подошли со двора остальные бойцы, а тем временем на стол в большой комнате начали накрывать уже несколько бабенок. Маркел же развлекал гостей-хозяев разговорами, осторожно пытаясь выяснить, какие у них новости. Известие о захвате большой усадьбы Ордена, почти бескровной, было встречено им с восторгом, да и остальной народ оживился. Рассказ, шедший за поздним обедом (или ранним ужином), прервался приездом Микешки с Вацеком, им повторили вкратце основное. А уже за взваром Ефим перешел к планам:
–Завтра с утра старче уедет… обратно. Надо бы им провожатого, кто сани сюда пригонит потом.
–Да вон, Микешку и отправим – сразу решил Маркел – далеко ехать-то?…
–До Нарвы не доезжая верст… десять? – Ефим посмотрел на остальных.
–Где-то так. Или верст пять от последней вашей деревни, где лес кончается – подтвердил Вацеку Клим – как развиднеется, выехать надо, особо торопиться ни к чему.
«Ну да – понял Седов – если орденский патруль проходит там так же, где-то около полудня, то нам, чтобы с ним точно не пересечься, лучше подойти туда попозже. А через реку да до деревни – там и в сумерках не промахнешься».
