–Царствие небесное патеру…
–Ой, и правда! Царствие небесное… А князь все-таки красавчик!
Были и другие темы:
–Нет, я все-таки не пойму! Как заупокойную читать, так этот… Ефим, по православному обычаю все сделал, для своего, а Олав по латинянски – для орденских.
–Ну?
–И на кладбище тож, как положено. А потом, в церкви, я не понял! Какая, говорит, вам разница, с какой руки крест принимать?!
–Ну, а какая разница-то?
–Ну, как же! Святое писание не зря писали, многие тома! Поумнее люди были! А он, значит…
–Ты Лешко старого там видел?
–Ну да, а что?
–Так он крещен был по православному обряду, а потом его три раза наново перекрещивали.
–Это как это?…
–Да место у них больно неудобным оказалось, в аккурат где Литва, Польша и русские княжества сходятся. А тогда что-то замятня чуть не три десятка лет подряд шла, вот его и… со всей деревней.
–Ну?…
–Гну! Вот поди, спроси у него, есть ему разница, на каком языке молитвы править и с чьей руки крест принимать, если у него из родни давно всех раскидало, кто жив остался, и семья не то третья, не то четвертая уже.
–Нет, ну это другое, понимать надо…
–Я так понял: волю дали, земель дадут из своих, да еще детей учить обещают. Да и Олав, видел, при церкви будет? Так мне это по нраву, а дальше – поглядим. А то князь-то с того и начал, что, мол, никого не держит. Ты, может, обратно к орденцам собрался?…
–Нет, ну я-то что, я – как общество…
Вот под такие разговоры уходили селяне с усадьбы, да, естественно, на том разговоры эти не кончились, а, скорее, только начались. После поминок все как-то поверили, что первые слова князя, про волю и все остальное – не показались им во сне, а самая что ни на есть правда. И бабы, хоть и были (как всегда) главными переносчицами новостей, и мужики, которые в этот раз не отставали от них, особенно насчет земли, ходили в этот день по соседям, наверное, раза в три чаще, чем обычно.
Тем временем в избе у ребят, куда они принесли все из церкви, Седов присел отдохнуть, и на него навалилась усталость. Душевная, слишком много эмоций для половины дня, кто понимает. Да и вообще, он не любил похороны и проповеди, а сегодня пришлось участвовать и в том, и в другом. Молчал и Ефим – проповедь, если ее вообще можно так назвать, тоже взяла много сил, как часто бывает, когда приходится общаться с толпой народу. Олав тоже молчал – и похороны патера, к которому он, как видно, успел привязаться, и его неожиданное участие в отпевании сказались и на нем. Только Петька был как всегда активен (хорошо, хоть про зажигалку забыл) и возбужденно пересказывал свое видение сегодняшних событий, заставляя кисло улыбаться всех остальных. Не просидели они так и десяти минут, как в избу зашел один из дневальных, принеся завернутый в тряпку небольшой горшок с кутьей:
–Тут это… наши послали вот, помянуть, значит… а то столы разбираем уж…
Его поблагодарили, у парней с утра остался взвар, и все съели по нескольку ложек. Кутья больше всего напомнила Николаю Федоровичу обычную рисовую кашу, только сразу из нескольких видов зерна (но без риса), на молоке, и с легким запахом меда. Чуть теплая, она была суховата, так что запивать ее надо было обязательно. Пока ели, все немного отошли, и Седов, поднимаясь, сказал ребятам уже нормальным голосом:
–Ну что ж. Сидите пока здесь, а вечером зайдете на поварню. Как только решим, куда вас дальше пристроить, сообщим. А может, князь сам захочет с вами поговорить, имейте в виду. Подумайте, чего бы вам самим хотелось.
Они вышли с Ефимом наружу, и, не сговариваясь, встали возле крыльца, вдыхая свежий морозный воздух. На дворе никого не было, и только вытоптанный снег напоминал о том, что тут с утра происходило.
–Давай снова зайдем на кладбище? – предложил Ефиму Седов. Ему захотелось пройтись, да и ушли они сегодня, не дожидаясь конца похорон, и толпа народу была… Ефим все так же молча кивнул, и они свернули налево. Тропа таким количеством людей была натоптана широкая, целая дорога, и они неторопливо дошли по ней до свежих могил. Кресты были установлены у всех, самые простые. Как оказалось, Михайла нашел время выяснить имена всех орденцев, и на каждом кресте, хоть и грубо, но было вырезано имя. А вот на старых могилах, как удалось разглядеть Николаю Федоровичу, на столбиках имена были написаны очень редко, чаще всего были просто вырезаны кресты, указывая на то, что здесь похоронен христианин.
–Ефим, а ты не знаешь, почему Седмеца – Юрко написали? – Седова еще вчера интересовал этот вопрос, но было как-то неудобно спрашивать. В отряде его все звали только Седмецом.
–Знаю. Это имя крестильное его, Юрий – ответил Ефим, и Николай Федорович, мысленно чертыхнувшись, подумал, как все оказалось просто. Ему же рассказывали – родительское имя, крестильное, прозвища, которые могли меняться, еще родовое имя – аналог фамилии у знатных родов… Как много имен, а человек лежит под крестом один…
Седов не боялся кладбищ, и даже иногда, приезжая помянуть родных, тратил какое-то время на прогулку. Все-таки у любого кладбища есть особая аура, к которой каждому время от времени не вредно прикоснуться, особенно – человеку в возрасте. Но здесь гулять было негде, вся остальная часть погоста была занесена снегом, ничем в этом смысле не отличаясь от соседней луговины, и они повернули обратно минут через пятнадцать. Ефим за это время все-таки отошел, и сказал старцу, когда они так же неторопливо поднимались обратно к усадьбе:
–Вот все понимаю умом, что обман все это, и писания, если и содержат правдивые сведения, то чуть, а лжи там гораздо больше нагорожено… И твои рассказы… Но вот сегодня, что-то такое ощущал…
–Есть такое – Седов и не собирался спорить – я и не говорю, что мы узнали все о мире. Еще кто-то из древних, кажется, греков, сказал: чем больше я узнаю, тем больше я понимаю, что ничего не знаю. Дойдя до глубин познания в разных областях наук, мы увидели новые тайны. Но вот то, чему учат современные церковники… да всех церквей, пожалуй – это, конечно, истинному положению вещей никак не соответствует… и, главное то, чего они на основании этих учений требуют от людей (и как сами себя ведут)…
–Ну да – Ефим кивнул, соглашаясь – вот это, конечно, все признают, что нам и на руку. А насчет писаний… все же нам аккуратно надо, потихоньку открывать людям это все… а то, пожалуй, и на вилы поднимут.
–Или сеном обложат да подожгут – сказал Николай Федорович.
Они хмыкнули оба, посмотрели друг на друга и заржали самым неприличным образом. Просмеялись, и к усадьбе подходили уже в отличном настроении. А там их сразу в холле встретил Михайла, которого как раз за ними посылал князь. Скинув верхнюю одежду, они прошли в каминный зал, в котором были князь с Петром, Черным и Гридей. Десятники были полностью одеты и стояли, как видно, собираясь уходить.
–Так что раз в день к вам будут Степановские заезжать – давал князь последние инструкции – если что надо будет, или вести какие, через них и передадите.
–Вряд ли – сказал Гридя – весь припас с собой берем, думаю, уложимся в два-три дня.
Черный только кивнул, соглашаясь.
–Ну, езжайте – князь поднялся.
В комнате стало шумно – все стали хлопать друг друга по плечам, прощаясь, Гридя даже обнял Седова, пожелав ему удачи и шепнув «топор я сохраню». Остальные были сдержанней, но пожелания удачно съездить и вернуться звучали от всех.
Проводив десятников, отправившихся делать засеки, все оставшиеся вернулись за стол, и князь, собравшись с мыслями, стал давать задания уже им:
–Раз у нас появилось три-четыре дня, то надо заняться еще одним важным делом. Это будет тебе, Ефим, и Михайле. Как нам когда-то, исключительно из книг (князь слабо улыбнулся) рассказывал старче, нужно сделать… опись людей по деревням и… прочего, что у них есть. Деревень у нас набирается уже десяток, и две… усадьбы Ордена, та, малая, и эта. Скотину и припасы в усадьбах можно пока не считать, до Федора, а вот людей – надо счесть. И еще, тоже важное… То что я тут… речи держал, и то, что ты, Ефим, в церкви рассказывал – это надо и дальше… продвигать, разъяснять, шевелить людей, в общем. Особо в тех местах, через которые мы проходили, не задерживаясь, пока сюда шли. Так что туда поедешь ты, Ефим, да вот старче подкинешь, до Вацека.
