Он легко соскочил с возвышения. Над площадкой сразу поднялся шум, но народ общался только между собой, и за пару минут никто не пошел к князю и десятникам, так и стоящим возле саней. Князь подал знак, знамя свернули, и бойцы стали выдвигаться обратно к усадьбе. Теперь уже руководство ушло вперед, и быстро, Седову, который приостановился посмотреть, что будут делать деревенские, пришлось догонять. А на площади подняли гвалт, который только усиливался по мере того, как уходили последние бойцы отряда. Николай Федорович по дороге до усадьбы обернулся на деревню еще пару раз, но дракой, вроде, не пахло. Исчезло и чувство распознавания эмоций, возникшее у него на площади.

А во дворе усадьбы, до которого Николай Федорович добрался одним из последних, князь заканчивал говорить что-то собранной в одну кучу усадебной обслуге. В куче было человек пять девок, считая вчерашнюю кухарку, да четверо мужиков, точнее, два мужика и два пацана, скорее всего, помощники конюхов. Отдельно стояли два.... подростка или уже парня, у Седова все еще были проблемы с определением возраста местных, они были одеты несколько иначе остальных – получше (а у других старье или даже рванье было, если честно).

–…Так что повторю еще раз – держать мы никого не держим. Кто решит остаться, скажите Гриде или вот Петру, с вами еще раз обговорят, как мы будем жить дальше. Кто решит уйти – тоже предупредите, чтоб они знали – и князь пошел на крыльцо.

Остановившиеся рядом Петр и Гридя внимательно оглядели всю прислугу на дневном свету («ну да, вчера-то все в потемках да при светильниках» – подумал Седов) и тоже пошли в дом. Остальные, бывшие на дворе, тоже туда потянулись. Николай Федорович хотел было пойти со всеми, но решил, пока там толчея, заглянуть в башню. Обойдя усадьбу (сзади оказалась еще одна дверь, с совсем небольшим крылечком), он остановился, чтобы посмотреть на башню вблизи. Стояла она метрах в семи-восьми от второго крыльца, и вблизи все-таки внушала уважение. Невысокая (действительно, три этажа), сложенная как из валунов, так и из тесаного камня, с небольшими (только голову просунуть) оконцами на втором и третьем уровнях, она выглядела так, как и должна была выглядеть крепостная башня из средневековья по представлениям человека из 21 века, только что небольшая.

Пока Седов разглядывал башню, сверху высунулась чья-то голова. Признав старца, один из дневальных, поставленных на дозор, махнул ему рукой и спросил:

–Посмотреть хочешь, старче? Поднимайся, там незаперто.

Николай Федорович прошел к двери. Открывалась она наружу и была глубоко вделана в камни стены, так что выбить ее было бы достаточно трудно. Три железные полосы, которыми она была окована, и доски не меньше пятидесятки – говорили о том, что строили эту башню люди знающие, и не их вина, что потомки проспали штурм. Засов, который был изнутри на двери, представлял из себя толстую железную пластину и двигался в здоровых железных же накладках, в общем, все было сделано солидно. На нижнем этаже башни обнаружился очаг типа небольшого камина, с уходящей вверх через перекрытие трубой, запас дров, деревянная лестница наверх, закрепленная в специальных пазах, а часть комнаты была отгорожена дощатой перегородкой. Люк ничем закрыт не был, а высота этажа была чуть больше двух метров. Седов, прикрыв за собой дверь, поднялся на второй этаж. Там было светло и пусто – оконца, сделанные как бойницы (изнутри шире), давали достаточно света, чтобы все увидеть, но как раз видеть-то было и нечего. Поднявшись еще выше, Седов застал такую же картину, только этот этаж был пониже, а окна – побольше. Ну, а на самой крыше, куда вела практически вертикально поставленная лесенка, обнаружился дозорный, который стоял на площадке, упакованный в тулуп и со свистулькой на веревочке, висевшей на груди. Площадку огораживал невысокий, по пояс примерно, парапет, лаз на крышу закрывался плотной крышкой, тоже сбитой из толстых досок.

–Глянь, старче, как они тут устроились. Место хорошее, и вид какой! – дозорному было скучновато, а до устава караульной службы было еще далеко, поэтому он с удовольствием встретил гостя. Седов стал не спеша осматриваться. Действительно, с башни стало видно, что для ближайших окрестностей – это самый удобный наблюдательный пункт. Чуть поднятая над основным зданием церкви небольшая башенка, с крутой крышей и крестом на ней, были даже ниже площадки башни. Через легкую морозную дымку было видно, что примерно с юга на север проходила полоска дороги, от нее в деревне уходило ответвление, по которому пришел отряд. На востоке, куда оно шло, за небольшим леском виднелись дымки от печей деревни, которую они вчера проходили. На западе и северо-западе местность становилась заметно выше и холмистей, но не сразу, а километров через восемь-десять. Выделялся северо-восток – там довольно близко начиналось обширное пространство, на котором среди кустов и островков травы кое-где до сих пор можно было разглядеть открытые участки с поднимающимися над ними паром. Туда тянулась большая полоса заболоченной местности, на которой иногда встречались открытые болота и озера. В 21 веке эта часть земель была серьезно окультурена, а пока – почти совершенно непроходима, разве что в конце зимы, когда часть болот промерзнет, а часть – засыплет снегом. Может, местные охотники и знали какие тропы, но для крупных отрядов этот путь был непроходим, что было еще одним аргументом, когда решался вопрос захода отряда на территорию ливонцев.

Солнце, хоть и через дымку, просвечивало хорошо, и Николай Федорович с удовольствием осматривался – немного отвык в последнее время от хороших видов.

–А что, других укреплений орденских отсюда точно не видно? – спросил он у дозорного – а то там, внизу, дрова, да и я слышал, что с таких башен огнем знак подать можно.

–Нет, старче – охотно ответил тот – тут нигде следов огня нет, мы смотрели. А дрова там для того очага, что внизу. Там, в загородке, припасы сложены еще, видать, на тот случай, если тут запереться и сидеть от осады. Да только наши раньше успели.

–А как тут было, не знаешь? – поинтересовался Седов, решивший уточнить подробности захвата башни.

–Сказывали, что тут у них тоже дозор стоял, ну, оно и видно – прибрано все, лесенки тоже в порядке все. Так, когда началось, дозорный отсюда самую нижнюю лестницу поднять-то успел, да наши ему дымовушку закинули. Она его и оглушила, ну, и надышался он (весь отряд проходил обкатку дымом, чтобы бойцы точно знали, как воспринимается близкий взрыв бомбы и дым от нее). Так, пока он пытался откашляться да глаза протереть, наши его и выдернули! Ну, и лесенку вернули.

Николай Федорович кивнул, благодаря за рассказ, еще раз глянул на село (народ на центральной площади остался, но совсем немного), постоял еще с пару минут и полез вниз. Действительно, на втором уровне, если принюхаться, еще чувствовался кисловатый запах от пороха, но тяга в башне давно все выветрила. Он сунулся было с заднего крыльца, но дверь оказалась закрыта, и пришлось обходить. А в холле, пока он отряхивал снег с обуви, его перехватил Ефим.

–Сперва бумаги, старче, или церковь глянем?..

Князь просил сегодня Седова с Ефимом посмотреть все записи, что найдутся в усадьбе, а еще – глянуть, что там есть в церкви. Заодно надо было осмотреть, что вообще было в домике священника, и поговорить с теми двумя пареньками, которые были при нем. Николай Федорович прислушался к себе. Снова на мороз (ну ладно, морозец) прямо сейчас ему идти не хотелось, так что…

–Давай сперва бумаги посмотрим, Ефим. Заскочу, куртку только скину.

Минутное дело – и они с Ефимом и Михайлой прошли в комнату, которая была чем-то вроде кабинета для того орденца, который тут был главным. Сама комната была небольшой, но в ней было большое окно, приличная мебель (два шкафа, стол, бюро для письма, что-то типа диванов, точнее, скамьи, у которых и сиденья, и спинка были обшиты тканью), все с красивой отделкой – признаки если и не богатства по нынешним временам, так уж точно хорошего достатка. Сейчас на столе было свалено довольно много бумаг и… пергаментов?… (Седов впервые видел кожаные свитки). Точно, они. Здесь же стояли и несколько подсвечников – один аж на пять свечей, два – на три, и малый светильник с ручкой, видно, переносной. Но пока света зажигать было не нужно – окно, похоже, выходящее на юг, давало его достаточно.