– Фёдор…

– Ранена?

– Нет. Оземь ударилась, а в горлицу никак не перекинусь. – Любава улыбнулась окровавленной страшной улыбкой, дотронулась до разбитой губы и поморщилась от боли. – Скинули меня с крылечка эти псы поганые. Ты иди, я сама.

Фёдор подтянул подругу к бревенчатой стене и, на ходу добив мечом шевелящегося еще разбойника, взбежал по ступеням в терем.

– А ну, братишка, посторонись! – Меньша перекинул булаву из руки в руку и, выпустив ее на мгновение в свободный полёт, сдерживаемый прочным кожаным ремнём, обвивающим запястье, нанёс коренастому разбойнику в меховой шапке сокрушительный удар по голове.

Страшное оружие смяло череп. Мужчина, по виду напоминающий жителя южных княжеств, сначала упал на колени, а затем рухнул в землю лицом, превращенным в кровавое месиво. Второй нападавший попытался было обойти богатыря, но булава нагнала и его: хрустнули позвонки, и человек хрипло вскрикнул, не успев увернуться от следующего, уже смертельного удара.

Из-за угла выглянула тёмная голова, и чья-то фигура кинулась к открытым воротам. Меньша освободил руку от булавы и вытащил меч. Удивительно проворно большое тело дружинника метнулось наперерез удирающему разбойнику. Шваркнуло по кольчуге лезвие и раздался визг, больше похожий на крик свиньи. Обессиленная Катя наблюдала, как рослый светловолосый детина вонзил меч в живот неприятеля, резко вздёрнул лезвие вверх и тут же вынул его, оттолкнув тело ногой. Нагнувшись, Меньша обтёр клинок рубахой мёртвого разбойника, убрал оружие в ножны и только тогда взглянул на худенького паренька в чужеземной одежде без рукавов, надетой поверх простой рубахи. Обвёл рукой поле боя:

–Твоя работа?

– Моя.

– Да ты, я посмотрю, удалец! А с виду соплёй перешибёшь. – Меньша выглядел так, словно всего пару раз присел или отжался, ни пота градом, ни полубезумного взгляда. Порезвился добрый молодец слегка, а вот Катя еле стояла на ногах. Дружинник подобрал булаву и, с силой хлопнув парнишку по плечу, направился к крыльцу. Дружеское подбадривание звоном отдалось в голове девушки. На руках и лице уже запекалась чужая кровь. В горле бился пульс, нестерпимо ныли плечи, пересохшие губы кривились от боли, а где-то в боку нарастало ощущение ожога. Катя задрала рубаху: разбойничий нож чиркнул по телу, разрезав ткань и располосовав кожу. Кровь сочилась прямо по ноге и собиралась теплой липкой жижей в сафьяновом сапожке. Гул в голове превратился в набатный звон, и храбрая воительница потеряла сознание от вида собственной раны.

Могута ворвался на княжий двор почти следом за отрядом Фёдора. Потеряв нескольких человек, он уже оценил, на чьей стороне перевес. Если у врага остались ещё силы, то занять город ему не составит труда. Поляница, вернее то, что от неё осталось, будет захвачена быстро и без борьбы. Вид тел, валяющихся по всему двору, напугал князя, он бегом, перескакивая ступени, ворвался в терем, чуть не сбив с ног дружинников, выволакивающих мертвецов на улицу.

Несколько лучин освещали комнату. Мэрит сидела у окна, опершись спиной о стену, одну руку ей перевязывал Ватута, но сквозь повязку тут же проступало алое пятно. Косы княгини расплелись, и роскошные волны светлых волос водопадом стекали на пол.

Им не нужны были слова, чтобы объяснить друг другу обуревающие их чувства. Могута дождался, пока следопыт закрепит конец повязки, сел рядом с женой, аккуратно, чтобы не потревожить рану, обнял. Та склонила голову на мужское плечо и закрыла глаза.

Дружинники стали спешно покидать горницу, понимающе переглядываясь. Княгиня уложила нескольких человек точными и искусными ударами. Но если бы помощь не подоспела вовремя, исход битвы был бы печален: одна раненая женщина не выстояла бы против разгорячённых сражением убийц.

Фёдор мялся в простенке, не смея начать разговор и спугнуть то единение, что возникло между Могутой и Мэрит. Но ответ перед князем держать придётся.

Разбойник связал Всемиле руки и перекинул через седло. Значит, решила девушка, всё скоро закончится. Где-то напротив ярмарочной площади их отряд остановил гневный мужской окрик:

– А ну, отпусти бабу!

Дальше Всемила уже почти ничего не слышала, везущий её негодяй сильно ударил княжну ногой по голове, и девушка потеряла сознание. Очнулась она от того, что кто-то стирал ей кровь с подбородка. Над княжной склонилось мужское лицо, покрытое танцующими оранжевыми тенями (догорали больше сараи, где хранили свои товары заезжие купцы). Тёмные блестящие глаза смотрели участливо, от кончика брови к щеке вился тонкий белый шрам. Мужчина улыбнулся:

– Как звать, красавица?

Всемила попыталась ответить, но губы не слушались, саднил разбитый нос. Незнакомец помог ей подняться, и, встав на ноги, дочь Могуты увидела трупы своих похитителей и тюремщиков. Поскольку рядом ни одного воина больше не было, победу над врагом следовало приписать единственному спасителю.

– Куда отвезти тебя, милая? Где дом твой? Видишь, тут дворы горят, нужно родных твоих найти. – мужчина протянул княжне баклагу. – Пей!

Вода придала сил. Хрипло и немного невнятно Всемила ответила, пытаясь сообразить, стоит ли доверять незнакомцу:

– На княжий двор вези меня, там я живу.

– Куда велишь, туда и отвезу. – мужчина внезапно легко поднял Всемилу за талию и боком усадил в седло. – Держись крепче!

Пока они двигались по улицам, где царили паника и нарастающее отчаяние, девушка рассматривала своего спутника. Был он немного ниже Фёдора, но широкоплеч и силён. Тёмная одежда могла принадлежать и купцу, и странствующему воину. Только вот купцы так себя не ведут и ходят гоголем, а не волчьей походкой, выдающей настороженность и готовность встретить любую опасность. Всемила потёрла лоб: она уже где-то видела этот тонкий и очень заметный на смуглом лице шрам. Но мысли о незнакомце постепенно сходили на нет. По мере того, как картина пожара разворачивалась перед девушкой, княжна осознавала весь ужас произошедшего. Теперь единственным её желанием было добраться до дома и убедиться, что близкие живы и здоровы.

Могута вышел из опочивальни жены, тихо прикрыв за собой дверь. Любава дала Мэрит отвар сон-травы, чтобы княгиня уснула, а сама занялась раной. Князь отправил своих людей на улицы Поляницы выискивать и добивать врагов, помогать честным людям. Наступала ночь, нужно было найти приют для погорельцев, накормить их. Дел было невпроворот.

Меньша не поехал с остальными. Оставить Фёдора, которого Могута потребовал к себе с докладом, он не мог. Князь, бояре и сотник вели тяжёлый разговор, результат которого сильно волновал всех дружинников. Меньша решил занять себя делом: закидывал трупы разбойников внавалку на телегу, относил раненых на руках в большую избу, стоящую позади терема. Здесь жила прислуга, теперь люди в этом доме боролись за жизнь, стонали, ругались и ждали помощи. В очередной заход дружинник наткнулся на Любаву, что сама еще не отошла от падения, но старалась помочь каждому страждущему. Ведунья оглядела окровавленную рубаху Меньши и сокрушённо покачала головой, её руки ловко перевязывали голову старухе-ключнице.

– Ты моего помощника не видел?

– Каков с виду?

– Мальчонка совсем. Худенький, в кафтане заморском, без рукавов. На нём узор наборный, приметный.

– Постой! Это не то ли парень, что один супротив двоих стоял?

Любава вскинула глаза на Меньшу:

– Разыщи да сюда приведи. Мне его помощь нужна.

Меньша вышел из людской и направился к тому месту, где встретил отважного мальчишку. Тот лежал на боку там же, где и бился с врагом. Меньша выругался на себя вполголоса: как он не заметил, что паренёк ранен? Окинув взглядом тонкую фигурку, дружинник приложил к губам лежащего ладонь, почувствовал теплый выдох и улыбнулся: жив! Подхватил раненого на руки и, встав без особого усилия, понёс к Любаве. Бережно уложив паренька на половик, Меньша огляделся: раненых было много, но серьёзные увечья можно было сосчитать по пальцам. Вокруг суетились люди и где-то среди них сновала Любава, дававшая указания и достающая очередную травку из своей бездонной сумы. В людской стоял резкий запах можжевельника и лечебных отваров. Катя очнулась и увидела сидящего рядом на корточках давешнего своего спасителя – белокудрого дружинника.