– Вот, держи. – Он переступил через порог, протянул крынку и тарелку. – Парное.

– Спасибо. – Она приняла посуду, поставила на стол. Платок съехал с плеч и упал на пол. – А это зачем?

– Вишня? Да не принято пустую посуду отдавать. Не понравится – выбросишь.

– Спасибо, – повторила соседка.

Михаила раздражал ее вид. Какая-то потерянная, и нос красный. Неужели плакала? Из-за него?

– Маруся, ты зла не держи. – Он поднял платок, подал ей. – Я тебя обидеть не хотел. Вернее, хотел, но…

Не было печали. Какого черта он оправдывается тут, как мальчик?

– Я поняла. – Она снова накинула на плечи платок. – Ко мне это не имеет никакого отношения.

Ядрена вошь! Не рассказывать же ей эту историю!

– Все в порядке, – добавила соседка. – Спасибо. Боюсь, я все же не смогу покупать у вас… у тебя молоко. Для меня это дорого.

– А тебе для чего? – поинтересовался Михаил.

– В смысле?

– Ну… пить или…

– Пить, конечно, – удивилась она. – А что еще можно делать с молоком? Разве что творог или сыр…

– Договоримся.

Без кружки молока он не обеднеет, а девочка бледная, худенькая. Может, больная? И в деревню лечиться приехала, чистым воздухом дышать? Идиот, как есть, идиот.

– Ты замерзла?

– А? Да… немного… Тут печка есть, а топить я так и не научилась, хоть Николя и показывал, как.

– Давай помогу.

Михаил не понимал, как можно мерзнуть теплым вечером, однако растопить печь несложно. Пусть греется.

– Ты не заболела?

– Нет. Спасибо.

Еще одно «спасибо» – и его стошнит. Боевой настрой соседки нравился ему больше. Может, дело вовсе не в их ссоре? Может, случилось чего? С расспросами Михаил не спешил. Захочет – сама расскажет. Нет – и не надо.

Он растопил печь, рассказал, что нужно сделать, когда прогорят дрова. И ушел домой, спать. Деревня приучила его ложиться и вставать рано.

Утро выдалось богатым на события.

Михаил уже часа три, как работал, когда к соседскому дому подкатила машина, не Колькина. Из машины вылез лощеный мужик с огромным букетом цветов. Завертел головой, увидел Михаила.

– Простите, это Лесная, восемь? – спросил он, показав на дом Маруси.

– Восемь, – подтвердил Михаил.

Мужик зайчиком поскакал к терраске. Михаил подошел поближе.

– Машуля, солнышко, открой, – проворковал мужик, колошматя в дверь.

Дверь распахнулась, как будто Маруся открыла ее с ноги. Мужик едва успел отскочить.

– Паспорт! – рявкнула соседка. – И пошел вон!

– Машуля, давай поговорим. Я могу все объяснить!

Михаил навострил уши.

– Вон, я сказала!

– Машуля, это тебе.

Букет полетел по направлению к калитке.

– Паспорт!

– Не отдам! Сначала поговорим!

Мужик схватил Марусю за руку, она взвизгнула от боли.

Михаил и не заметил, как очутился на соседской терраске.

– Слышь, козел! Пошел вон отсюда!

– А, ты уже любовника завела! – заверещал мужик. – Быстро! Или он у тебя давно?

– У него мой паспорт, – сказала Маруся. – Забери, пожалуйста.

Легко! Михаил взял мужика в захват. Тот заверещал еще громче, чисто баба.

– Пальцы! Руки! Я хирург!

– Пальцы переломаю, – пообещал Михаил, сообразив, чего тот испугался. – Если сейчас же не отдашь. Считаю до трех, один и два уже было!

– В кармане пиджака!

– Маруся, забери, – велел Михаил.

Ей сподручнее лазить по карманам.

– Все, у меня, – обрадовано произнесла соседка.

– А этого куда?

– Пусть убирается туда, откуда пришел.

– Слышал? – Михаил отпустил мужика и подтолкнул его к калитке. – Проваливай.

Взъерошенный мужик нырнул в машину и ударил по газам. Михаил запустил ему вслед букетом.

– Марусь, а кто это был? – спросил он, когда осела пыль на дороге.

– Муж, – ответила она.

Сбежав от ненормального соседа, Маша заперлась в доме. И даже окна закрыла. У этого Михаила настроение меняется, как у женщины во время предменструального синдрома: то спокоен, то истерика. Все, хватит! Больше никаких попыток наладить отношения и никаких пирогов! Сходит завтра… да хоть к Василисе, жене участкового. Та точно подскажет, кто в деревне продает молоко, а, может, даже и творог со сметаной.

Хозяйственный Николя купил хлебопечку, так что у Маши всегда будет свежий хлеб. И полмешка картошки откуда-то притащил. Холодильник забит продуктами. С голоду она не пропадет. Завтра займется садом-огородом. Искать Алима по деревне не придется, он оставил свой номер телефона. А еще пора настроить интернет и взять заказ на перевод. Запас денег у нее приличный, но и он когда-нибудь закончится.

Так что вскоре Маша и думать забыла о придурковатом соседе. Измена мужа и предстоящий развод волновали ее куда сильнее. Всю боль и обиду она выплакала еще в первый день, на груди Николя. Зацикливаться на этом и изводить себя страданиями она категорически не желала. Ребенок – вот ее единственная забота. Хотя, конечно, совсем не думать о муже не получалось.

Они четыре года прожили вместе, а встречаться начали, когда Маша была студенткой-первокурсницей. Анатолий старше ее на десять лет, познакомились они в клинике, он оперировал маму. В красивого молодого хирурга Маша влюбилась без памяти. Ухаживал Толик красиво, благородно, в койку затащить не спешил, а потом стал ее первым мужчиной. Поженились, когда Маша закончила институт. И жили… да нормально, в общем-то, жили.

Анатолий не заставлял ее работать. Считал, что сам может обеспечивать семью, а место жены дома. Маша заботилась о том, чтобы муж возвращался в чистый дом, чтобы носил чистые вещи, вкусно ел, нормально отдыхал. Переводы брала для себя, для практики, и деньги оставляла себе, Толик не требовал от нее отчета, потому и скопилась на ее счету приличная сумма.

Сам он часто пропадал на дежурствах, а как стал заведующим – и в командировках. Теперь-то понятно, что это были за командировки!

Справедливости ради, Маша не страдала от одиночества. Влюбленность давно прошла, осталась лишь привычка. Рядом с Толиком было сытно, спокойно и безопасно. Мать твердила ей, чтобы она держалась мужа, и советовала завести ребенка. Как будто это кошечка или собачка!

Ребенка Маша хотела сама, только все как-то не получалось.

За последнее время она не раз и не два задумывалась, сможет ли она простить Толика ради ребенка. И каждый раз перед глазами возникала случайно увиденная сцена, а к горлу подступала тошнота.

Родители уже в курсе того, что она ушла от мужа. Толик звонил им в поисках Маши. И мама уже умудрилась достать ее по телефону.

– Мария, что за фокусы? – гаркнула она, едва Маша ответила на звонок. – Куда ты пропала?

– Мам, у вас все хорошо? – спросила Маша.

– У нас – да! А что ты себе позволяешь?

– Мама, это тебя не касается. И прости, я не могу сейчас говорить, потом перезвоню.

Этот номер она тоже добавила в черный список, временно. Разговора с матерью не избежать, да и кто знает, что ей наплел Толик. Но перезвонит она ей попозже, когда устроится на новом месте. Родители на мужа надышаться не могли, навряд ли они будут на ее стороне.

– Ну вот за что мне это? – жаловалась Маша Николя. – Почему я все время должна оправдываться? Нет бы просто пожалеть…

– Я тебя пожалею, – широко улыбался друг. – А они тебя любят и хотят, чтобы у тебя все было хорошо.

– Да, только их «хорошо» и мое «хорошо» – это разные понятия, – вздыхала она.

– Да она просто не знает о том, что Толик – козел, – утешал Николя. – Навряд ли он ей об этом сообщил.

Так-то оно так, только Маша сомневалась, что мама поверит ей, а не Толику.

– Машуль, рыбка моя, у нас проблемы… – Николя позвонил вечером, как и обещал. – Паспорт из регистратуры забрал твой неблаговерный. Теперь он ругается матом и требует дать твой адрес. Ты не обидишься, если я заеду к нему и лично дам в морду?

– Ой, не надо! – испугалась Маша. – Не надо, пожалуйста!