Опубликован важный новый раздел исследований, посвященных женскому сексуальному насилию, связанный с результатами проведенных в США трех исследований, касающихся женщин, совершивших правонарушения сексуального характера (Davin et al., 1999). Приведенные литературные источники представляют собой серьезную попытку начать выявлять, исследовать и «исцелять» эту проблему. Критически важно, что данная проблема определена, и уже предпринимаются попытки разработать терапевтические программы, эффективность которых можно будет оценить.
Хотя и утверждается, что существуют как присущие личностям самих женщин, так и культурно обусловленные факторы, которые могут отвратить женщин от совершения сексуального насилия в отношении детей, – такие, как тенденция не сексуализировать отношения в той степени, в которой это делают мужчины, предпочтение более сильных сексуальных партнеров, создание более прочной привязанности с детьми и нежелание инициировать сексуальные контакты, все же вполне очевидно, что все эти факторы могут не действовать в случае с женщинами, имеющими серьезный личный опыт насилия в их собственных семьях в детстве, а также под влиянием текущих стрессовых факторов (Finkelhor, 1984). Чтобы справиться с травмой, нанесенной насилием, женщины формируют определенные патологические защиты, которые делают возможным, и даже вероятным, совершение ими сексуального насилия в отношении детей. Более того, их собственный опыт столкновения с обращенным в их адрес сексуализированным поведением членов их семей, вероятно, сделал этих женщин нечувствительными к потенциально травмирующим последствиям сексуального насилия над другими, что искажает их понимание поведения детей, а также важность наличия четких границ между детьми и взрослыми. Опыт воспитания безразличной или злоупотребляющей своим ребенком матери создает первертный механизм насильственного поведения, который эти женщины впоследствии воплощают в жизнь в отношении как своих собственных, так и чужих детей.
Дальнейшие исследования женского сексуального насилия в отношении детей должны основываться на комплексной модели анализа и тонком понимании сложной природы проблемы. Для хорошей клинической практики крайне важно, чтобы клиницистам, работающим в этой сложнейшей области, предоставлялась возможность обратиться к корректному и деликатному супервизору, поскольку они, вероятно, испытывают сильнейшие негативные чувства, обусловленные контрпереносом по отношению к женщинам, совершившим преступления сексуального характера. Для понимания таких преступниц требуются способность отбросить стереотипы о «материнских инстинктах» и умение услышать ту историю, которую преступница рассказывает о свой собственной матери; это позволит клиницистам получить четкую картину развития психопатологии, почувствовать себя менее шокированными поведением первертных матерей и быть менее карающими по отношению к ним, что позволит более эффективно решать важную задачу защиты детей.
Глава 3. Материнское физическое насилие
Некая молодая одинокая мать держит на руках своего ребенка. Он кричит. Чувствуя свое отчаянное положение, она понимает, что нет никого, кто поддержал бы ее, чтобы она почувствовала себя хоть немного лучше. Ребенок невольно стал источником ее старой боли, которая вновь проснулась. Ей нужно прекратить эту боль. Эта боль воплощена в ее кричащем младенце, но она больше не чувствует, что это ее ребенок – это сама мать очутилась вновь в кошмаре своего собственного детства. Ребенок стал ее мучителем, тем, кто причиняет боль, чьи потребности, выражаемые криком, заставляют молодую женщину чувствовать себя никчемной и плохой. Она больше неспособна видеть своего ребенка, поскольку он стал «чудовищем», которым она сама когда-то была и которое нужно контролировать, бить, чтобы все пришло в норму. Она становится своей собственной матерью, своим собственным пугающим родителем, с которым она идентифицируется, как и очень многие другие жертвы. В этой душераздирающей боли женщина наносит ряд сильнейших ударов, разбивая ребенку голову, пока плач не прекращается. В возникшей вслед за этим тишине мать однажды может обнаружить, что стала убийцей собственного ребенка… Ребенок, которого она хотела любить, кажется мертвым. В этот момент разум приходит ей на помощь. Она «забывает». Она «вытесняет» из памяти свое прошлое, а также воспоминания о том, что она только что сделала со своей маленькой девочкой, ребенком, которого она, вероятно, хотела любить и защищать. Может быть, в этот раз и, возможно, в следующий ребенок именно этой женщины сумеет пережить ее разрушительную атаку.
(De Zulueta, 1993, p. 4–5)
Отрицать женское насилие – значит отрицать субъектность женщины. В приведенном выше отрывке Де Зулуета описывает, как реактивация травматических воспоминаний может привести к насилию в отношении младенца, а диссоциация как психологическая защита от боли может защитить мать, совершившую этот акт насилия, от полного признания ее действий. Этот отрывок иллюстрирует природу реактивированной боли и демонстрирует, как матери, которыми пренебрегали или в отношении которых совершали насилие, могут воссоздавать деструктивные модели поведения со своими детьми.
Контекст, в котором это происходит, – это случай, когда мать молода и одинока. Де Зулуета имеет в виду социальную ситуацию изолированности и возможные экономические трудности. Хотя я целенаправленно не изучаю социальные факторы, влияющие на возникновение материнской депрессии и проявлений физического насилия в отношении детей, в данной главе их влияние я все же учитываю. Социальная среда явно играет значительную роль в формировании чувства отчаяния и «покинутости» у матерей, что ведет к появлению физического насилия и пренебрежения по отношению к детям с их стороны.
Существует огромное количество серьезной литературы и эмпирических исследований, посвященных изучению социальных факторов развития депрессии (например: Brown, Harris, 1978; Brown et al., 1996; Harris, Brown, 1996). Также подробно изучалась передача модели пренебрежения между поколениями, которая усиливает взаимосвязь между ранним опытом нарушенной привязанности и дальнейшей склонностью к депрессии (например: Harris, Bifulco, 1991; Bifulco, Moran, 1998). Несмотря на то что я обращаю внимание на социальный контекст материнской депрессии и физического насилия в отношении детей, мой основной интерес в этой главе обращен на внутренний мир матери, совершающей насилие, я изучаю динамику материнского физического насилия. Разумеется, эмоциональное насилие и пренебрежение детьми могут быть переплетены с насилием физическим. В настоящей главе я сосредоточиваю свое внимание на реальных фактах насилия, исходя из предположения о том, что такое насилие часто отражает эмоционально нарушенное и жестокое отношение к ребенку, который становится сосудом для непереносимых чувств своего родителя.
Я привожу пример случая материнского насилия над младенцем, совершенного находящейся в депрессии и изоляции молодой матерью, дополняя приведенное Де Зулуета описание материнского насилия. Также я рассматриваю еще два примера крайних проявлений физического насилия, один из которых представляет собой случай из клинической практики, а второй – известный случай восьмилетней Виктории Климби, чья смерть от рук ее собственной двоюродной бабушки и ее сожителя послужила причиной пересмотра всей системы защиты детей и соответствующего законодательства в Великобритании. Обсуждение этого случая раскрывает некоторые аспекты проблемы, связанные с отрицанием насилия, совершаемого женщинами.
В главе 2 мною был рассмотрен характер сексуального насилия, совершаемого матерями. В настоящей главе я фокусируюсь на насилии посредством прямой физической жестокости, проявляющейся в виде встряхиваний, толчков, ударов кулаком или ногой, выкручиванием рук, избиения средствами самозащиты либо иными предметами, нанесения ожогов. Физическое насилие, которое совершают матери в отношении своих детей, может оказаться публично известным, в частности, в тех случаях, когда социальные службы инициируют формальные судебные разбирательства. Физическое насилие часто скрыто от взглядов окружающих, поскольку происходит за закрытыми дверями. Как и в случае сексуального насилия, жертвы могут быть слишком напуганы или же испытывать слишком сильное чувство стыда, чтобы позволить кому-либо узнать о произошедшем с ними физическом насилии. Также они могут воспринимать физическое насилие и жестокость как нечто нормальное или даже считать, что они заслужили подобное грубое обращение с ними. То, что детей подвергают насилию, часто создает у них состояние неопределенности и конфликта в отношении своего родителя или фигуры, его замещающей, которым ребенок обычно остается верен.
