Для того чтобы понять корни первертного материнства, критически важно исследовать собственный опыт матери, опыт получения ею заботы в детстве. Передача первертных паттернов воспитания между поколениями – феномен, имеющий большое значение, о чем уже было рассказано в главе 1. Однако важно отметить, что совершение людьми, подвергавшимися жестокости в прошлом, насильственных действий в отношении других отнюдь не неизбежно, и внимание должно быть уделено тому, как именно можно прервать этот цикл. Тем не менее повторение подобных паттернов четко прослеживается в историях женщин, поступающих в судебную амбулаторную клинику в связи с выдвинутыми против них обвинениями как в совершении актов сексуального или физического насилия в отношении детей, так и в том, что они не защитили детей от подобных злоупотреблений. Эти женщины могут формировать отношения с мужчинами, склонными к проявлению сексуального и физического насилия, и стать частью инцестуозных и хаотических семей, в которых границы между детьми и взрослыми отсутствуют или извращены самым драматическим образом. Сексуальное насилие, совершаемое родителями в отношении своих детей, вторя их собственному опыту пережитого в детстве насилия, может стать нормой в таких небезопасных семьях. Подобное показано в приведенном ниже материале клинического случая.

Монику направили для оценки риска, который она представляла для своей внучки, первого ребенка младшей дочери. Моника совершала насильственные действия сексуального характера в отношении своей дочери в контексте жестокого сексуального насилия, включавшего инцест, который происходил в семье в целом. Все десять детей были вовлечены в сексуальные взаимодействия друг с другом, со своими родителями и с двумя квартирантами среднего возраста. Монике было предъявлено обвинение по двум эпизодам посягательств непристойного характера, совершенных ею в отношении двух младших девочек, которых она подвергла пенетрации с помощью пальцев и чьи груди она ласкала. Ей также было предъявлено обвинение в посягательстве в отношении младшего сына, чей пенис она трогала в попытках мастурбировать ему.

На интервью она была робкой, ее речь была заметно нарушена, к тому же у нее была так называемая «волчья пасть». Она расплакалась, когда речь зашла о том, что она может потерять возможность общаться со своей внучкой, но, казалось, ее совершенно не беспокоила перспектива не иметь никаких взаимоотношений с кем-либо из ее детей. Все дети, по-видимому, отреклись от нее и в дальнейшем способствовали разоблачению постоянно происходившего в семье глубоко извращенного насилия, которое включало в себя демонстрацию детям жесткой порнографии.

Мое первое знакомство с этой семьей произошло через одного из старших сыновей, которого, начиная с его семилетнего возраста, били и насиловали трое его старших сводных братьев и квартирант. Впоследствии, в возрасте 15 лет, он сам совершил посягательство на трехлетнюю девочку и в дальнейшем активно совершал насильственные действия в отношении своих младших сестер, вступая с ними в половую связь, – когда это началось, самой младшей из них было шесть лет. Он попал ко мне для оценки его состояния в возрасте 19 лет, сразу после его освобождения из-под стражи, в то время как его 18-летняя партнерша ожидала их первенца. Он был приговорен к заключению в связи с совершенным им непристойным посягательством, и в тюрьме им было совершено несколько серьезных суицидальных попыток. В связи с его противоправными действиями сексуального характера он был направлен на терапию, и я наблюдала его примерно девять месяцев, в течение которых он поведал мне подробности своего детства, в том числе и то, в какой мере его мать посягала на него в сексуальном плане. Она приходила в его спальню по ночам и ласкала его пенис до тех пор, пока не наступала эрекция, и иногда мастурбировала ему до получения им оргазма. У него также были яркие воспоминания о жестокости и садизме, с которыми его старшие сводные братья подвергали его анальному сексу, зачастую на глазах у его родителей и других братьев и сестер. С ним самим и с его младшими братьями старшие совершали анальное половое сношение, а после этого побуждали их совершить половой акт с их младшими сестрами. Обо всех этих насильственных действиях было известно всем в их семье и, как правило, происходили они в местах общего пользования. В домашнем обиходе часто использовались материалы, относящиеся к жесткой порнографии, в том числе детская порнография с участием животных, а также видео, на которых в групповом сексе принимают участие дети и взрослые.

Эта семья была одной из самых абьюзивных, садистичных и ненормальных из тех, что я когда-либо наблюдала, и осознание масштабов насильственного обращения и жестокости, происходивших в ней, было трудно вынести. Возможно, наиболее удручающей была явная иллюстрация передачи паттернов насилия от поколения к поколению на примере того, как братья насиловали сестер под руководством своих родителей и старших сиблингов. Насилие часто включало в себя проявления садизма, такие как нападки на жертв. Характерным примером проявлений садизма и тех унижений, которым в этой семье подвергались жертвы, было то, как сводные братья заставляли младших детей пить их мочу. Мать, оценку состояния которой меня попросили провести, не только была осведомлена об этих крайних, практически невероятных формах проявления насилия в ее семье, но и принимала в них активное участие, черпая как эмоциональное, так и сексуальное удовлетворение в контроле и власти, которые она распространяла на этих крайне неблагополучных детей с искаженной психикой.

Самая младшая дочь Моники, когда ей было десять лет, описала в заявлении в полицию свой опыт насилия со стороны матери. Наименьшая форма злоупотребления заключалась в том, что мать заставляла дочь мыть себя в ванне, в том числе мыть ей грудь. Это происходило, по-видимому, после обычного мытья дочери с Моникой. В перверсии своей материнской роли Моника приказывала девочкам мыть ее грудь, а затем посыпать ее тальком. Это злоупотребление носило характер инфантильности и отчаяния, как будто Моника просила своих маленьких дочерей предоставить ей некий физический контакт, которого она была лишена в своем младенчестве. В ходе таких актов насилия проявлялась депривация и печаль, в то же время в них демонстрировалось полное пренебрежение чувствами девочек, которые использовались в качестве объектов для удовлетворения матери. Она запретила девочкам рассказывать социальным работникам, посещавшим семью, о любых проявлениях сексуального насилия, которым они ежедневно подвергались со стороны своих братьев, сестер и самой Моники.

Другая ее дочь, которой на тот момент было 12 лет и которая являлась второй основной пострадавшей от этого насилия, подтвердила, что ее также заставляли мыть и ласкать грудь матери, а также добавила, что мать могла растирать ее гениталии, а также гениталии ее сестры. Она описала, как Моника могла войти в их общую спальню и спросить, болят ли у них влагалища, что свидетельствовало о ее полной осведомленности о той степени сексуального насилия, которому подвергали девочек другие члены семьи. Этот вопрос также представляется извращенной пародией на обычную материнскую заботу. Если девочки говорили «да», поскольку часто бывало именно так, она грубо вводила пальцы им во влагалище и втирала туда тальк. Девочка охарактеризовала данные действия как «грубые» и «болезненные». Ее заявление очень тяжело читать, особенно тот момент, где она говорит: «Когда мама заканчивала с этим, она обычно велела никому об этом не рассказывать, в противном случае она грозила выгнать меня». В заявлениях детей ярко описаны угрозы, боль, смятение и страх, которые были частью опыта сексуального насилия.