Люди порядочные обычно объясняют свой страх приступами минутной слабости. Другие…
Спустя некоторое время в печать была запущена нелепая выдумка о якобы имевшемся у ГКЧП намерении физически устранить со своего пути ряд «революционеров» горбачёвско-ельцинского призыва. В зависимости от фантазий количество лиц, якобы внесённых гэкачепистами в «расстрельный список», колебалось от тридцати до восьмидесяти человек. Гавриил Попов, например, бахвалился своим почётным вторым местом в этом списке (не отбирать же, в самом деле, лавры главного «революционера» у Ельцина). Через 20 лет после событий Иван Силаев заявил о том, что он видел список собственными глазами. Ведь надо же человеку как-то оправдаться за свои призывы расстрелять всех членов ГКЧП, а Крючкова — в первую очередь. Как Силаев пояснил, «это было спонтанное высказывание революционера. Я тогда ощущал себя участником процессов, в которых действуют законы революционного времени»[190].
А ведь не будь у этих «революционеров» страха перед возмездием, они действительно расстреляли бы тогда многих честных людей. Ведь расстреляли же они «Белый дом» вместе с находившимися там защитниками в октябре 1993 года! И в 1991 году дело к этому шло — для «путчистов» фабриковалось абсурдное обвинение по статье 64 УК РСФСР «Измена Родине», предусматривавшей смертную казнь с конфискацией имущества.
Психологам хорошо известен довольно распространённый тип людей, склонных к безудержным фантазиям, в результате которых они сами начинают верить в то, чего не было на самом деле, — грань между вымыслом и реальностью в их сознании стирается.
Страх в ельцинском окружении вызывали не только обнародованные утром 19 августа документы ГКЧП: в Москву были введены регулярные части Министерства обороны. Разъяснение ГКЧП, что войска в столицу вводятся в целях предотвращения массовых беспорядков (что в полной мере соответствовало главной установке ГКЧП: никакого противостояния с народом), не успокаивало.
Автор в эти дни не раз бывал в центре Москвы, в том числе — и у здания Верховного Совета РСФСР, и около оцепления вокруг Кремля. Наблюдал, как к солдатам подходили группы сердобольных женщин-«демократок»: «Сынки, вы ведь не будете стрелять в народ?» Ребята, утомлённые подобными вопросами (казалось, женщины намеревались опросить весь личный состав оцепления), хмуро отвечали: «А чем стрелять?» Для убедительности показывали отстёгнутые от автоматов пустые магазины и открывали пустые затворы.
Но главную опасность ельцинская верхушка видела не в бронетехнике, патрулировавшей Москву, а в Крючкове. Он слишком много знал. Конечно же, волновали российских вождей не «мужские» грехи, которые свойственны значительной части «сильного пола». У многих были припрятаны в шкафах куда более серьёзные «скелеты», о чём было хорошо известно Комитету госбезопасности. Что, если всплывут наружу злоупотребления государственного и финансового характера, коррупционные сделки и хищения, сомнительные контакты с американскими спецслужбами и дипломатическими представительствами, связи криминального характера? Особое беспокойство испытывали те «светочи российской демократии», которые, занимая различные ответственные посты, регулярно выполняли задания и поручения КГБ. Практика, в общем-то, обычная, и продиктована она исключительно государственными интересами. Но в «демократических» кругах любое сотрудничество с органами госбезопасности считалось тяжким грехом и позором. (Последний яркий пример — тот переполох, который поднялся в феврале 2016 года среди либерал-демократов Польши в связи с обнаружением документов, подтверждающих сотрудничество со Службой безопасности бывшего лидера польской «Солидарности», борца с коммунизмом Леха Валенсы.)
Эти перевёртыши, люди с двойным дном, давно питали к Крючкову жгучую ненависть. Не имея никакого понятия о благородстве и великодушии, они и о других судили по себе.
Отдадим должное способностям и волевым качествам Хасбулатова: страх, вселившийся в ельцинскую команду, он сумел скрыть за декорациями грандиозного фарса, организованного вокруг «Белого дома». Фарса, ставшего первым актом трагедии, пережитой российским народом в 1990-е годы.
Однако главными фигурами противостоянии, возникшего в августовские дни, были, безусловно, Ельцин и Крючков.
Внезапность создания и выступления ГКЧП (а мы теперь знаем, чем была вызвана такая поспешность) привела Ельцина в состояние глубокого шока. Дело в том, что он ничего не знал о событиях предшествующих дней, поскольку гостил у Назарбаева и лишь поздним вечером 18 августа вернулся из Алма-Аты. Поэтому, узнав утром 19-го о ГКЧП, он сразу же пришёл к выводу, что Крючков его обманул и не преминет свести с ним счёты.
Не будем говорить о нравственной несопоставимости этих двух людей. Но попробуем понять, что же такое могло заставить Ельцина заподозрить Крючкова в коварстве и обмане?
Разрабатывая в соответствии с поручением Горбачёва меры чрезвычайного характера, Крючков не мог, да и просто не имел права игнорировать Ельцина, сумевшего набрать солидный политический вес. Кстати, делал Ельцин карьеру не без помощи актива, «элиты» КПСС — достаточно вспомнить, сколько коммунистов, наплевав на Конституцию СССР и основные ленинские принципы Договора об образовании СССР, дружно проголосовало за суверенитет России. Именно тогда была заложена база для процветания российского псевдопатриотизма, ставшего той основной «идейной» почвой, на которой взрастало ельцинское самовластие (вспомним: разграбление страны в 1990-е годы шло под любимым лозунгом нуворишей «Поднимем Россию с колен!»). Об этом почему-то забывают те записные «коммунисты-ленинцы», которые вместе с «демократами» на своих руках несли Ельцина к трону. И почему-то до сих пор именно они, безвольно сдавшие все позиции партии и оставившие в 1991-м Крючкова между двух огней — между Горбачёвым и Ельциным, больше других обвиняют его в «соглашательстве», нерешительности и даже трусости, якобы и ставшими в своей совокупности основной причиной неудачи ГКЧП.
А ведь расплывчатая позиция партии в очередной раз проявилась уже в первый день ГКЧП, когда, казалось, у неё появился шанс реабилитировать себя. Обратимся к воспоминаниям Ю. А. Прокофьева, бывшего тогда первым секретарём МГК КПСС, рассказавшего, как 19 августа проходил Секретариат ЦК КПСС под руководством Шенина:
«К 10 часам утра меня вызвали на заседание Секретариата ЦК. Вёл его Шенин, рассказал то, что я уже знал ночью. Стали спорить, когда собирать пленум ЦК. Большинство настаивало собрать на следующий день и определить свою позицию, а пока ограничиться телеграммами в регионы, чтобы сохранить спокойствие. В том случае, если ГКЧП будет действовать в рамках Конституции, оказывать ему всяческую поддержку. Телеграмму подписал Шенин.
Но вообще наблюдались растерянность и непонимание, что, зачем и как надо делать… И Шенин вёл себя «чисто информативно», позицию свою конкретно не определял (заметим, что речь идёт о члене ГКЧП, представлявшем в нём руководство КПСС. — А. Ж.)»[191].
Свою книгу Прокофьев снабдил громким названием: «Как убивали партию». Но, думается, ей больше подходит заголовок: «Как партия сама себя убивала».
Но вернёмся к теме «Ельцин — Крючков» (или наоборот, как удобно читателю).
…Разумеется, Крючков учитывал и то, что по итогам выборов первого российского президента за Ельцина проголосовало больше половины российских избирателей, а в Москве — подавляющее большинство, около 70 процентов. Важный момент — Ельцин был избран в июне 1991 года, за два месяца до августовских событий. В этих условиях только сумасшедшему могла бы прийти в голову мысль покушаться на власть президента РСФСР, избранного всенародным голосованием или ставить её под сомнение. Крючков таковым не являлся. Более того, он поддерживал с Ельциным постоянные контакты, а по свидетельству начальника внешней разведки КГБ Шебаршина, давал своим подчинённым указания больше информировать президента РСФСР о положении в стране и за рубежом. Что также было вполне нормальным.
