Хрущёв ввёл практику тотального выдвижения на руководящие должности только тех, кто безоговорочно соглашался с его взглядами, его курсом. «Беспрестанно критикуя И. В. Сталина за его подход к кадровой политике, — пишет Крючков, — Н. С. Хрущёв тасовал кадры так, как ему хотелось, как заблагорассудится. Главное — личная преданность ему, принцип землячества, активное участие в критике И. В. Сталина, безусловная поддержка всех начинаний Н. С. Хрущёва, которые как из рога изобилия сыпались каждодневно без всякого анализа, обсуждения и должной оценки»[39].
Владимир Александрович своё отношение к политике Хрущёва довольно основательно аргументирует, подтверждает многими примерами. Чего стоит, скажем, одна реорганизация структуры исполнительной власти в центре и на местах, созданные по инициативе горе-реформатора совнархозы в республиках, краях, областях и соответствующие структуры в нижестоящих территориально-административных образованиях. Совнархозы, по замыслу Хрущёва, должны были стать органами рачительного использования имеющихся возможностей и резервов на местах, способствующими росту экономического потенциала страны. Но они не только не оправдали надежд, но и моментально порвали все горизонтальные и вертикальные экономические связи, разрушили отраслевой принцип руководства промышленностью и сельским хозяйством, не только не повысили ответственности руководителей в областях, краях и республиках, но, наоборот, породили местничество и круговую поруку, головотяпство и инертность. Всё это сразу же сказалось на срыве выполнения важнейших народно-хозяйственных задач.
Реформаторский зуд не оставлял Никиту Сергеевича, и он ухватился ещё за одну идею — разделить партийные и комсомольские структуры на местах на промышленные и сельские. Это сомнительное новшество вызвало увеличение штатов, организационную сумятицу, не говоря уже о неразберихе в таких направлениях жизни общества и государства, как воспитание, культура, наука, образование.
В либерально-демократических кругах принято считать, что Хрущёв после долгих лет так называемой «сталинской диктатуры» подарил стране «оттепель». Но тогда простому человеку трудно, например, понять: почему вмешательство СССР в события 1956 года в Будапеште те же люди называют «подавлением венгерского восстания»? И следует ли считать результатом «потепления» возведение Берлинской стены или вооружённое подавление выступления рабочих в Новочеркасске? Таких вопросов наберётся немало.
Не вполне ясной выглядит и позиция представителей интеллигенции, которые любят говорить о послаблениях в области литературной и иной творческой деятельности, то есть в тех сферах, где невежество Никиты Сергеевича проявилось особенно полно. Крючков, который живо интересовался вопросами литературы и искусства, подметил такую характерную для Хрущёва деталь. В ноябре 1962 года в журнале «Новый мир» была опубликована повесть А. И. Солженицына «Один день Ивана Денисовича». В ней, как известно, автор показал жизнь в ГУЛАГе человека, отбывающего наказание за «антисоветскую деятельность». Хрущёв высоко оценил эту повесть и дал ей широкую дорогу к читателю. Крючков полагает, что причина такого благосклонного отношения к этому произведению заключается лишь в том, что Солженицын критиковал в нём Сталина, беззаконие и репрессии, что как бы подтверждало позицию Хрущёва, обрушившего на своего великого предшественника шквал критики.
Но вот год спустя, замечает Владимир Александрович, в том же «Новом мире» была опубликована повесть Солженицына «Матрёнин двор», где критически описывается сельская действительность уже периода хрущёвского правления. Картина убогости и невероятных трудностей крестьянской жизни, воссозданная в повести, била по политике Хрущёва и вызвала его недовольство. Не помогло и то, что действие повести перенесли с 1956 на 1953 год. Хрущёв в корне изменил своё отношение к Солженицыну и подверг писателя жёсткой критике, обвиняя его в необъективности и злопыхательстве…
Ещё одна характерная черта Хрущёва — при жизни Сталина он отличался славословием в адрес вождя. Вершиной его лести стало высказанное в 1934 году на XVII съезде ВКП(б) предложение ввести новое понятие, характеризующее высший этап развития марксизма, — «ленинизм-сталинизм». Сталин отверг эту формулировку, поскольку считал себя лишь учеником Ленина.
Верно говорят о таких людях, как Хрущёв: мёд на языке, яд — в сердце.
Многое становится на свои места, если помнить о том, что доклад на XX съезде КПСС делал человек, сыгравший в своё время ведущую роль в репрессиях на Украине и в Москве, где он возглавлял партийные организации. Причём в отличие от руководителей других крупных республиканских и областных парторганизаций Хрущёв требовал от Центра увеличения лимитов на количество репрессированных лиц, однако получил отказ Сталина. А в ходе голосования на февральско-мартовском пленуме ЦК 1937 года Никита Сергеевич высказался за суд над Бухариным и Рыковым, в то время как И. В. Сталин предложил ограничиться их высылкой.
Эти факты, а также жёсткие распри в партийно-государственной верхушке после смерти Сталина позволяют нам сделать вывод, что доклад по культу личности на XX съезде не имел, по существу, никакого отношения к коренному решению проблемы возрождения в партии и государстве демократических норм жизни. Вот, к примеру, на июньском пленуме ЦК 1957 года Хрущёв одержал верх в борьбе с так называемой «антипартийной группой В. Молотова, Г. Маленкова, Л. Кагановича и примкнувшего к ним Д. Шепилова», которая была не согласна со стилем руководства Хрущёва и со многими его авантюрными решениями. Но вскоре, забыв о том, как сам критиковал ранее сосредоточение в одних руках неограниченной власти, к своей должности первого секретаря ЦК КПСС присовокупил и должность председателя Совета министров СССР. Для циничного политика найти предлог для таких кульбитов — дело несложное, были «аргументы» и у Хрущёва: всё делалось под предлогом совершенствования управленческой деятельности, повышения ответственности, концентрации сил и средств на решении важнейших задач, и т. д., и т. п.
Вот так довольно посредственный и не слишком образованный человек, один из организаторов кровавой вакханалии 1930-х годов наделил себя неограниченными властными полномочиями. Писатель Рой Медведев упоминает в одной из своих работ о встрече Хрущёва с драматургом Михаилом Шатровым, которая состоялась в то время, когда Никита Сергеевич был уже на пенсии. Он не только удивил антисталиниста Шатрова своим признанием, что у него, Хрущёва, «руки по локоть в крови», но и незнанием некоторых элементарных фактов нашей истории и общественной жизни[40].
Отметим, что имеющий огромное судьбоносное значение для страны и социалистического содружества доклад Хрущёва на XX съезде КПСС о противозаконной деятельности Сталина был заслушан без всякого обсуждения. По сути дела, партия на протяжении десятилетий руководствовалась установками бывшего холуя из окружения Сталина, который после прихода к власти упорно насаждал в руководящих структурах партии и государства атмосферу угодничества и покладистости. Ну а высшие органы КПСС вплоть до прекращения её существования так и не удосужились проанализировать исторические корни и причины репрессий, отделить горькую правду от грязной лжи враждебной пропаганды, сделать должные выводы. Зато непримиримые противники партии, ненавистники социализма в годы горбачёвской перестройки постарались представить объективно сложную эпоху социалистического строительства исключительно как чёрную дыру отечественной истории. Был забит первый клин в раскол социалистического содружества.
Ограниченность мышления автора доклада «О культе личности и его последствиях», беспринципная позиция делегатов съезда, так и не заикнувшихся о необходимости серьёзного анализа и широкого обсуждения поднятых вопросов, привели в конечном счёте к тому, что все козыри в пропагандистских играх против СССР оказались на руках у наших внешних и внутренних противников. Уже тот факт, что доклад на съезде делал Хрущёв, таил в себе негативный заряд. Но тогда, в феврале 1956 года, ещё мало кто предвидел, что XX съезд нанесёт такой ощутимый удар по авторитету Советского Союза, станет предвестником заката могущества и международного влияния СССР. Однако через призму личных целей Хрущёва стратегические интересы страны выглядели отдалёнными и не слишком беспокоили.
