– Ну, о возвышенном с ним говорить бесполезно. Не тот контингент. Но я пытался объяснить, что именно Макарьевскую икону красть не стоит.

– А какую стоит? – оживился следователь. – Ту, что обнаружили у вас в багажнике?

– Эту тоже не стоит. Я ее купил, она моя.

– Ваша позиция понятна. – Завьялов кивнул и вновь принялся шелестеть бумажками. – Вот тут у нас имеется еще один интересный документ. Зачитываю: «Антиквар Юрий (фамилии не знаю, но в нашей среде его называют «Юргис») сообщил мне, что похищенную икону нужно хранить в подвале, чтобы ее никто не видел и не донес. Кроме того он пояснил, что полицейские посты, расставленные на дорогах, можно обойти, если нести икону на руках через лес. Так же он заявил, что большие деньги дать за икону не может, так как ее придется долго выдерживать в тайнике».

– Это, – следователь поднял голову и пристально взглянул на задержанного, – как вы уже догадались, очередные показания Триянова. Можете что-то возразить?

– Могу. А вы станете слушать?

– Почему же нет? – благодушно развел руками следователь. – Охотно выслушаю. Тем более, что до процедуры опознания у нас есть еще… м-м, – он взглянул на часы, – еще целых пять минут.

– Я уложусь в одну. Никаких икон я не крал, никаких законов не нарушил. А разговаривая с вашим Трияновым, объяснил, что похищенное лучше всего вернуть туда, откуда взяли. Можете записать это в протокол.

– То есть сам факт переговоров об иконе вы признаете.

– Ну не о возвышенном же с ним говорить…

– Понятно. Тогда сообщаю, что вы задержаны по обвинению в хищении предметов особой ценности, совершенном организованной группой. То есть по статье 164 УК РФ часть 2.

– Какое отношение ко мне…

– Я не договорил, – весомо произнес Завьялов, давя собеседника взглядом. – Вы по этой статье проходите, как организатор. Что наказывается лишением свободы на срок до 15 лет.

Повисло молчание. Следователь ждал какой-то реакции от задержанного, но тот молчал, погрузившись в себя.

– Отлично, – подвел итог Завьялов. – Переходим к процедуре опознания. Вы готовы?

– Я не розумею, что происходит, – говорил чешский гость, держась двумя руками за голову.

Он сидел за столом в доме Михалыча, куда в состоянии близком к остекленению пришел сразу после событий на автозаправке. Перед ним на затертой клеенке стоял пустой стакан, а небритый хозяин все в той же телогрейке сидел напротив и держал наготове початую бутылку водки.

– Давай-ка, еще соточку, – предложил он, видя, что поглощенная доза не оказывает желаемого воздействия.

– Нет, – европеец обеими руками отпихнул стакан и поднял на собеседника воспаленный взгляд. – Объясни мне, дурному…

– Да тут все понятно…

– Правда?

– Само собой. Гляди: украли очень дорогую вещь. Знаменитую. Власти не лопухнулись и жуликов поймали. Теперь, что получается: можно на этом деле не хило приподняться. Как же – о следствии министру докладывают! Телевизионщики, опять же, снуют туда-сюда. Значит, можно не только орденок и звездочку на погон получить. Тут, если все грамотно построить, карьеру можно сделать. В Москву перебраться! В министерство! Это, брат, совсем другой уровень, тут есть за что рогом упираться.

– При чем здесь Юрий?

– А без него никак!

– Не розумею.

– Да все просто. Представь, генерал, который дело это под личным контролем держит, докладывает министру: вот, дескать, три баклана, утащили икону. Но мы их поймали. Такие вот молодцы.

Министр сразу вопрос: что у вас там за бардак, что любой занюханный воришка может беспрепятственно украсть вещь, являющуюся национальным достоянием? Почему не было охраны? И вообще, куда вы смотрели?

– И по шапке, – вошел в тему европеец.

– Точно. То есть вместо чинов и наград – выговор.

Теперь смотри, что получается, если включить в дело Юрия. Он человек известный, антиквариатом занимается больше 30 лет. Трижды судимый. И досье на него в ментовке такого размера, что один человек за раз не поднимет. Там целый шкаф, наверное, скопился. Или больше.

– Дальше, – подбодрил чех, оживая на глазах.

– И вот генерал докладывает министру. Дескать, матерый рецидивист, имеющий связи за границей, разработал операцию по подрыву экономики нашего региона. Это ж целый международный заговор! А мы их разоблачили. В кратчайшие сроки! Ура нам. И в дамки!

– То есть Юрий вообще никак не виноват. Вернэ?

– А кого это волнует? Когда замешаны такие интересы …

– Это большое облегчение.

Небритый взглянул на чешского гостя, как на человека, внезапно сошедшего с ума.

– Облегчение?

– В том смысле, что я в нем не ошибся. Он действительно порядочный человек.

– Можно подумать, это кого-то интересует.

– Нас интересует. – Володзимеж посмотрел внимательно на собеседника. – Согласен?

– И что?

– Неправильно, когда невиновного сажают в тюрьму.

– Ну, ты как ребенок, ей-богу…

– Мы должны его освободить! – заявил европеец, вскакивая и блестя глазами.

– Да, сейчас штурмом на СИЗО пойдем, – хмуро откликнулся небритый и, подумав, налил водки себе.

– Но есть же права человека. Страсбургский суд!

– Ага. И тебя заодно пристегнут. Ты как раз хорошо в международный заговор вписываешься… Натуральный чех. Находка для шпиона!

– А вы, разумеется, предпочитаете сидеть здесь и пить водку.

– Не суетись, Европа. Юргис человек опытный. Если понадобится – даст весточку.

– И что тогда?

– Тогда пойдем на штурм. Граната у меня есть.

* * *

Готов ли к процедуре опознания…

Следователь, задавший этот вопрос, погрузился в раскладывание на столе канцелярских принадлежностей, а Юрий задумался. Что значит его будут опознавать? Удостоверят, что он – это именно он, а не какой-нибудь Иван Иваныч Пупыкин?

Изначально это следственное действие предполагает, что совершено некое криминальное деяние. Например, негодяй стукнул старушку по голове и цинично отобрал пенсию. Или угнал самолет. Или продал буржуинам главную государственную тайну.

Тогда свидетели и очевидцы могут прийти в полицию и посмотреть на задержанного, чтобы определить: похож данный человек на злодея, которого они видели на месте преступления или нет.

Но Юрий криминальных деяний за собой не знал, поэтому ему трудно было представить, что станут делать свидетели. Расскажут, что видели его, проезжающим на машине мимо церкви? Или поведают, что он говорил с кем-то по телефону?

Его размышления были прерваны довольно неожиданным образом. Дверь отворилась, и вошел еще один мужчина в штатском, при виде которого Завьялов встал и принял подобие строевой стойки.

– Вы позволите, Юрий Николаевич? – демократично спросил вошедший, обращаясь явно к следователю, но глядя исключительно на задержанного. – Хочется повнимательнее рассмотреть… Вон какого зверя поймали.

– Как желаете, товарищ полковник, – откликнулся следователь, не меняя стойки и не расслабляясь от внешнего дружелюбия начальства.

– Ты там поди пока, готовь понятых, свидетеля. А я тут наедине… Не возражаешь?

– Никак нет, – четко ответил Завьялов и вышел.

Полковник взял стул, предназначенный для работников правопорядка, развернул его и сел верхом, крепко взявшись ладонями за края спинки.

Мужик он был коренастый, волевой и, судя по всему, не чурающийся возможности разыграть при случае один-два психологических этюда.

Сейчас, по его мнению, время было самое подходящее. Задержанного требовалось привести к пониманию того, что сопротивление бесполезно. Кто он такой? Одиночка. А против него кто? Система, опирающаяся на всю мощь государства. В общем, трепыхаться бесполезно, нужно просто расслабиться и принять обстоятельства, как данность.

Полковник был крепкий мужик. Чтобы подавить волю задержанного, он принял доминирующую позу, и уперся тяжелым взглядом в глаза сидящего напротив. Благо тот был заметно меньше ростом, сидел, скованный наручниками и, судя по тому, как пытался левой рукой придерживать правую (при задержании ему что-то там вывихнули или сломали).