Его было мало для всех, и бывшие бойцы принялись собирать по цеху остатки деревянной тары, чтобы развести костер.

Это было малейшей возможностью хоть как-то согреться.

Бойцы, собираясь кучками, обсуждали, будет ли в вагонах хоть какой-то обогрев, или же их так и повезут в эту

проклятую Германию. У некоторых, после марша просто не было сил, и они вались на сене, проваливаясь в спасительную темноту. Но больше всего донимал голод. После того, как они покинули территорию пересылочного лагеря, во рту не бывало даже маковой росинки. Измученный мозг постоянно сверлило желание что-нибудь съесть. Даже полузамерзшая брюква была бы чем-то вроде куска хлеба.

Темнота и усталость быстро сделали свое дело и через два часа все провалились в сон.

Симакову снилась родная застава. Ну, не могли они вот так вот нелепо быть биты. Ведь они готовились. На заставе проходили учения личного состава. Устанавливались секреты. Где была наша авиация?

На эти вопросы Симаков получит ответы лишь спустя много лет.

Утром заключенных выгнали на площадку перед зданием. Вдалеке уже был слышен протяжный гудок паровоза, приближающегося к станции. Паровоз шел медленно, опасаясь партизан. Охрана состава расположилась на крышах вагонов, соорудив миниатюрные укрепления из мешков с песком. На мешки были установлены пулеметы МГ-31 и небольшие прожектора. Коричневые, видавшие виды вагоны с надписью «Deutchebahn», были похожи на деревянное решето. Впереди паровоза был прицеплен полувагон с легкой зенитной пушкой, вращающейся на триста шестьдесят градусов. Прорывы эскадрилий советских бомбардировщиков были не такой уж редкостью, но данная железнодорожная станция находилась в стороне от их основных маршрутов. Полковник Шильке мог не опасаться их налета. Да и чего ему было опасаться, разбомбят эшелон, ему же меньше хлопот. Очередной прочерк, в статистике отправленных в рейх эшелонов. Это даже совершенно не скажется на его карьере, тем более не лишит долгожданного отпуска.

– Выгоняй этих скотов! – пробурчал Шильке, стоя на перроне. После вчерашних возлияний с обер-лейтенантом, его знобило и трясло. Черная кожаная перчатка никак не лезла на руку.

Плохо себя чувствуете, полковник?

Голос обер-лейтенанта сегодня звучал как-то особенно зловеще. Шильке поморщился и судорожно затолкал перчатку в карман шинели.

– Знобит немного, – ответил он.

Обер кивнул.

– Закончим погрузку, и отправитесь домой.

Это вряд ли, пожаловался Шильке.

После отправки нужно оформить кучи бумаг для управления лагерей. Сколько, состояние, пригодность материала, в общем, бумажная волокита.

Сочувствую, обер-лейтенант сморщил лицо, понимая, на сколько, это утомительная работа. Он даже был рад своему нынешнему положению в тылу.

Несмотря на уверенное продвижение войск к Москве, русские также уверенно огрызались, превращая веселых бюргеров с винтовками в руках в мерзлые трупы по обочинам дорог.

Состав, издав визг железными колесами и, просвистев горячим паром из-под тормозных колодок, остановился напротив здания вокзала.

К распахнутым откатным дверям, устремились крытые грузовики.

– Что там? – поинтересовался Шильке, указывая перчаткой на выпрыгнувших из кузова солдат.

Обер-лейтенант поднял к верху палец и многозначительно заявил:

–То, что сделает Рейх богаче и…

– А поподробнее?! – перебил его Шильке.

–Что в этих ящиках?

– Культурные ценности, – пояснил обер-лейтенант.

Картины, скульптуры, предметы мебели.

Шильке приуныл.

Расхищение культурных ценностей происходило без его участия, что печалило его тонкую культурную душу. Он, сам бы с удовольствием прихватил и отправил по нужному адресу пару таких ящиков.

– Есть ли что-то неучтенное? – с надеждой в голосе пробормотал Шильке.

– Никак нет! – выпалил обер-лейтенант.

Все учтено, занесено в каталог.

– Жаль! – Шильке утер озябший нос.

– Понимаю вас, – пожал плечами обер-лейтенант, но помочь, не могу.

– А когда будут цеплять вагоны для заключенных? – осведомился Шильке.

– Сразу после погрузки ценностей, – уверил его обер-лейтенант.

– Я думал, что вагоны для заключенных цепляют в середину состава для безопасности.

– Вздор! – рассмеялся обер-лейтенант.

Даже тысячи военнопленных не стоят того, что мы увозим в Рейх.

Шильке, нехотя согласился и кивнул.

– К тому же, – продолжил обер, – у путейщика возникла проблема в путевых стрелках, но он поклялся, что в течение часа все исправит, иначе я его расстреляю.

– Вот как, – усмехнулся Шильке.

Значит, мы будем мерзнуть тут целый час.

– Никак нет! – довольно выпалил обер-лейтенант.

Проследуем в комендатуру, там всегда есть, чем согреться.

– Да-да! – жизнеутверждающе согласился Шильке.

Еще не хватало слечь.

– Гауптман! – выкрикнул он.

Закончите с погрузкой, доложите лично.

Шильке, поддерживаемый под локоть обер-лейтенантом, проследовали в здание комендатуры.

Через два часа, пыхтя паром, состав тронулся в сторону западной границы.

Конвоиры, оставшиеся на перроне, провожали состав злыми взглядами. Сегодня они достаточно намерзлись, выполняя свою грязную работу, и сейчас ожидали от полковника Шильке уютных теплых комнат и шнапса.

Гауптман Фрезе тихо постучался в одно из помещений комендатуры.

– Входите! – ответили ему с другой стороны двери.

Гауптман ворвался в помещение, вытянулся по стойке смирно и громко отрапортовал, что приказание полковника выполнено и состав проследовал к месту назначения.

– Вольно, Фрезе! – заплетающимся языком пролепетал

Шильке.

Разместите людей в квартирах местных жителей. Построение завтра утром на плацу, у комендатуры. Обер-лейтенант поднял голову. Гауптман вместе с дверью вращался в его глазах, словно Рождественская карусель.

Фрезе понял состояние начальства и поспешил закрыть дверь, с обратной стороны удивляясь, как это они могли так нажраться, в дневное время, еще и на службе. Но Шильке, отдал распоряжение, значит нужно выполнять, а не рассуждать.

Паровоз, испуская клубы дыма, все дальше углублялся в лесной коридор.

Охрана состава напряженно всматривалась в безмолвие, окружающего железную дорогу, черного леса. Нападения партизан можно было ожидать когда угодно, но лес заканчивался и вдали уже сверкал просвет и опоры железного моста.

На мосту, через реку, стоял немецкий пост охраны. Поэтому, завидев арки, охрана облегченно выдохнула. В нескольких десятках километрах от реки начиналась территория Рейха.

А это значит, все вернутся домой живыми.

Как только мост оказался полностью в пределах видимости, паровоз издал протяжный гудок. Состав, пытался сбросить скорость.

Первые метры полотна перед мостом паровоз тормозил, что есть сил. Раздавшийся взрыв опрокинул его на железнодорожную насыпь. За паровозом по инерции потянулись на бок вагоны с награбленными ценностями и охраной. Платформу с зенитной установкой впереди паровоза подбросило вверх и перевернуло. Раздались ужасающие скрипы гнущегося металла, смешавшиеся с криками предсмертной агонии охраны и треском деревянной обшивки вагонов. К опрокинувшемуся составу, из кромки леса устремились десятки запряженных лошадями подвод с хмурыми бородатыми мужиками в телогрейках и шапках с красными околышами.

– Быстрее. Быстрее! – командовал Бульбенко.

Партизаны спрыгивали с подвод и бросались к перевернутым вагонам. Прикладами винтовок, они сбивали замки и вытаскивали ящики.

– Грузите на подводы, распоряжался Бульбенко.

Ничего не оставлять фрицам.

– А ты чего стоишь? – он наткнулся на замешкавшегося у подводы мальчугана лет 14 с автоматом через плечо.

– А куда мне? – звонко выкрикнул мальчуган.

Бульбенко махнул рукой:

– Стой пока здесь. А то и в правду только под ногами мешаться.

– Открывайте последние вагоны! Бульбенко хромая, поспешил в конец состава. Партизаны прикладом сбивали замки и помогали военнопленным спуститься.