Он улыбается этим мыслям, прикусывает губу и теребит пуговицу на рубашке Кроули, ту, которая ближе всего к ключицам.

Вдруг что-то в этой ситуации кажется ему очень смешным, и он заливается тихим смехом.

Кроули замирает и вглядывается в его лицо,

— Фелл, ты что, надрался?

— Просто до положения риз, мой дорогой.

Кроули опускает руку и облокачивается о барную стойку. Утратив чувство защищённости, подвыпивший викторианец разочарованно скулит.

— Девайс! — Кроули просто источает яд. Девушка беззаботно поворачивается к боссу. — Я что тебе приказал? Следить за ним!

— А что я ответила? Что не дам ему скучать. Посмотрите на него? Да он развлекается на всю катушку, а вы только всё портите.

Кроули не верит своим ушам и озадаченно трёт переносицу,

— Ты вообще соображаешь, что говоришь? — он испепеляет строптивую девицу взглядом. — Мы ещё вернёмся к этому разговору завтра.

— Как скажете, босс, — бесстыдница ещё подмигивает. Ну и молодёжь пошла … .

Кроули берёт Азирафеля за руку. Их пальцы сплетаются таким естественным образом, что удивлённый Фелл смотрит на них, как будто ожидает, что из этого сплетения сейчас прольётся божья благодать.

— Всё, погулял. Хватит! Едем домой.

Азирафель не находит в себе сил протестовать, поэтому обречённо кивает.

Кроули так заботится о нём на протяжении всей дороги к дому, но Азирафель почти ничего не помнит. Всё сливается для него в неразличимую полосу звуков и зрительных образов, пока они не подъезжают к знакомому зданию А.З. Фелл и К*. Кроули обхватывает его за талию, пьяница вцепляется рукой ему в плечи, и так, преодолевая ступеньку за ступенькой, они добираются до квартиры.

— Боже мой! — восклицает Фелл, ударившись очередной раз бедром в жёсткие перила. — Сам дьявол придумал эту лестницу!

Кроули заводит его в квартиру, и его приятель безропотно топает прямиком к софе, но его останавливает твёрдая рука и направляет в сторону хозяйской спальни.

Сначала его это смущает, но он забывает о всяком смущении, когда его укладывают на шикарнейшие шёлковые простыни и мягчайшие подушки. Он удовлетворённо вздыхает.

— Сегодня поспишь здесь. Так будет лучше, — бормочет обездоленный хозяин.

Веки Азирафеля налились свинцовой тяжестью, он смотрит на своего благодетеля полуоткрытыми глазами, впитывая каждую чёрточку худого угловатого лица, но находит его ещё более привлекательным, особенно, когда оно в нескольких дюймах от его собственного. Он улыбается, отрешённо наблюдая, как Кроули стягивает с него носки, расстёгивает жилетку и возится с галстуком бабочкой, а рыжие кудри щекочут ему подбородок. Это смешно. Очень смешно … .

И он весело смеётся.

— Веселись, веселись. Посмотрю на тебя завтра, когда голова будет гудеть, как пивной котёл. Надо же так нализаться … .

Азирафель не боится завтра, он живёт сегодня, и сегодня он смел, как никогда. Он обнимает угловатое лицо и притягивает его к себе.

Их губы встречаются. Это целомудренный поцелуй, мимолётный, но он вызывает целую бурю эмоций, и великое успокоение. Наконец-то … . Азирафель не может сдержать удовлетворённого вздоха и опять приникает к этим манящим губам. Не встретив сопротивления, он целует их, один раз, другой, третий, однако, на большее не отваживается. Сердце готово вырваться из груди, и когда он наконец отстраняется, то одаривает Кроули самой искренней улыбкой, на которую способен.

Он проводит большим пальцем к уголку губ своего друга и шепчет,

— Как давно я хотел узнать, какие они на вкус.

Глаза Кроули широко распахнуты, сейчас Азирафель видит их в мельчайших деталях, как никогда близко. Они тёплого медового цвета, интересной миндалевидной формы. Это последнее, что он замечает, проваливаясь в глубокий сон на шёлковых простынях.

Улыбка застывает на его губах, хотя он этого уже не осознаёт.

(1) ID — идентификационный документ

========== Глава 5 Часть первая ==========

Этой ночью Кроули узнаёт три новых факта.

Во-первых, диван жёсткий и на нём жутко неудобно спать. Он слишком короткий и узкий, чтобы на нём разместиться свободно, не стесняя свои длинные конечности. Набивка тугая, просто ужасная, а ведь Фелл проспал здесь больше месяца и ни разу не пожаловался, конечно, если исключить ту первую ночь, когда он манерно приказал проводить себя в собственные покои. Кроули чувствует себя настоящей скотиной.

Вторая вещь, которую он осознаёт, это то, что и его кровать не является такой уж удобной, несмотря на те деньги, которые он вбухал в высококачественные простыни и пуховые подушки. Она всё равно жёсткая. Вы можете подумать, что после того, как он уже проспал на ней года три, эта мысль могла прийти к нему в голову и пораньше? Но вы знаете, как это бывает, иногда доходит только задним числом. Три года сна, возможно, выработали у него иммунитет к неровностям матраса, к сбивающимся шёлковым простыням, оставляющим полоски на теле. Просто привык не обращать внимания.

И, в-третьих, наряду с осознанием некомфортности своей мебели, к нему приходит мысль, что, может быть, ему и всё равно, но Фелл такой мягкий! Его большие ладони мягче шёлка, подушечки пальцев так уютно прикасаются к угловатому лицу Кроули, когда пышный блондин целует его.

Губы Фелла как будто сделаны из бархата, и скользят по его, Кроули, тощим, как шёлк с перламутровым отливом. Интересно, что было причиной, полусонное состояние или опьянение, что Фелла так растащило на поцелуи, ведь, по его собственному признанию, он раньше никого не целовал. И как интересно он целуется, не прижимает губы, а как-то водит ими. Это так мило.

С другой стороны, это просто смешно.

Кроули сам целовал и его целовали до этого бесчисленное множество раз, и ни один из тех поцелуев он не назвал милыми. В эту ночь он не может уснуть, беспрестанно ворочается на этом прокрустовом ложе, острое плечо больно упирается в спинку дивана, а в голове одно — Фелл целует его, а как бы он целовался, если бы был трезвее?

Нечего и говорить, что после такой ночки утро можно охарактеризовать только как «интересное».

Дверь в его спальню отворяется, на пороге заспанный, взъерошенный Фелл во вчерашней одежде.

— Доброе утро, — окликает его из кухни Кроули, поднося ко рту кружку кофе, главным образом, чтобы скрыть ухмылку.

Фелл тупо смотрит, разодрав глаза только наполовину.

— О! Дорогой! — вот уж точно «дорогой», думает Кроули, но решает промолчать. — Боюсь, я не имею ни малейшего понятия, как я оказался в твоей спальне. Очень надеюсь, что я не ворвался туда силой. Нет?

Кроули усмехается, делая ещё один глоток,

— Успокойся, не ерошь пёрышки. Ты вчера прилично надрался и был такой уставший, что я сам тебя туда оттащил.

Фелл вздыхает с облегчением,

— Как мило с твоей стороны. Я был в состоянии алкогольного опьянения, не правда ли? Надеюсь, я не позволил себе никаких порочащих выходок?

Кроули с трудом сдерживается, чтобы не заржать в полный голос.

— Ничего такого, — к этому времени он уже допил свой кофе, но кружку не опускает, пользуясь ею, как надёжным прикрытием. — Ничего порочащего. Напротив, ты был само обаяние.

— Какое облегчение слышать это, — Фелл сцепляет пальцы и складывает их на животе. — Я бы не пережил, если бы вчера вёл себя неподобающе джентльмену и был бы для тебя обузой.

— Ничего такого не было.

Фелл озаряет его благодарной улыбкой и удаляется в ванную. Пожимая плечами, Кроули споласкивает кофейную кружку в раковине, бормоча себе под нос,

— Было очень даже весело.

Он продолжает беззвучно смеяться, когда его друг, наконец, появляется на кухне. Он умыт, причёсан, на нём всё чистое. Для него на столе уже разложены поджаренные тосты, щедро сдобренные маслом, в тонкой чашке издаёт ароматы горячий чай. Азирафель созерцает всё это с долей приятного удивления, занимая своё место за столом.