— О, я делаю всё для этого. Как твои дела, сын? Скажи же!

— Всё благополучно, как всегда.

— Может тебя терзает что-то? Лев мой?

— Валиде, меня волнует и ваше здоровье, как вы?

Хандан не могла более выносить этот ужасный диалог, лишённый всякого смысла, да он только начался, но ясно уже становилось, что Ахмед не намерен говорить с ней о серьёзных вещах, разве что обменяется с ней парой пустых любезностей.

Как много, казалось, добилась она своей маленькой ложью, но теперь всё лишь запуталось в клубок, у которого невозможно было отыскать конец. Он простил её за покушение на шехзаде — не простил себя за случившееся с ней. Ахмед страдал от чувства величайшего обмана. С детства его учили тому, что весь мир подчиняется его и только его желанием и воле, весь мир перевернётся, если падишах того захочет, но он никак не смог повлиять на судьбу собственной матери, которую по-своему безмерно любил, хотя и закрыл чувства глубоко в сердце.

Ахмед что-то ещё говорил, но Хандан более не слушала. Что было делать? Такова судьба почти всех матерей — быть оцененными после смерти. Но её не устраивал этот ответ, в конце концов, в мире был человек, влюбленный в неё, обязанный Хандан и имеющий огромное влияние на Ахмеда.

Кёсем исполнила задуманное на удивление правильно, даже не заставив Хандан нервничать, то была маленькая победа. Она сменила гречанку на более податливого спутника Хаджи-агу и долго бродила по дворцу, не желая возвращаться к Осману. Бесцельный путь привёл Хандан ближе к полудню в сад, где она издали заприметила Дервиша с каким-то пожилым пашой, одним из тех, кто был совершенно на одно лицо для Валиде. Конечно, самый ближний круг падишаха она бы безо всяких подсказок назвала поимённо, но остальные… Хандан понятия не имела ни об их обязанностях, ни о происхождении, ни о влиянии на падишаха. Это была просто масса, которая временами пугала её. Затем паша сменился вторым, третьим, четвёртым… В подобные моменты Хандан ясно осознавала свою беспомощность и ничтожность по меркам дворца. Но, к счастью, Дервиш на её стороне, а он, кажется, свободно парит среди всех этих безликих птиц.

— Валиде, — Дервиш, очевидно, заметил, как его по саду выслеживала Хандан, — добрый день, мы утром так и не поговорили.

— Добрый день, Дервиш, — Хандан немного прищурилась, давая мужчине понять, что разговор вполне может принять интересный оборот.

— Падишах не послушал сегодня ни меня, ни вас, Валиде, — отозвался Дервиш, пытаясь найти в собеседнице хотя бы нотку заинтересованности.

Но Хандан лишь через плечо обернулась на Хаджи-агу, испепеляя его взглядом, чтобы он держал необходимую дистанцию во время разговора, его не касающегося.

— Наш повелитель, Дервиш, не желает выслушивать мои советы, да и говорить со мной. Надежда только на вас, меня в расчёт не берите, — так коротко и ясно, без лишних условностей Хандан объяснила всю сложившуюся ситуацию.

Прежде чем продолжить разговор, оба они молчали, пытаясь совладать с собственными мыслями и чувствами под пение птиц и тихое жужжание шмелей. Молчать рядом с ним всегда было легко, в тишине она могла найти утешение и покой, для этого не требовалось пустых слов и обещаний.

— Я к Ахмеду Кёсем подсылаю, хоть бы они примирились, — спокойно произнесла Хандан после длительной паузы.

— Вы же враждовали, насколько я осведомлён.

— Мы и сейчас не дружим, но Ахмед дорог ей, а много ли людей, которые переживают за него. Раз — указала на себя, два — перевела ладонь на Дервиша, да и всё. Ничуть не странно, что она борется за его любовь всеми правдами и неправдами. Я не могу судить её за это. Любовь страшно эгоистична, Дервиш. Однажды получив отклик, человек уже не способен остановиться.

— Вы считаете любовь эгоизмом, Валиде? — он с интересом остановил её. — Разве не ради тех, кого мы любим, совершаются самые отважные поступки?

— Я говорю о том, Дервиш, что человек хочет не столько любить, сколько быть любимым. Нам кажется, что совсем не нужно, чтобы кто-то нас любил. Но мы хотим заботы, верности, преданности, и всё — бесплатно. Только бы ничего взамен не отдавать. А как только сами начинаем помогать — требуем признание.

— Вы про кого говорите, Валиде?

— Даже не знаю, — она хитро подняла бровь, слегка слегка отвернувшись. — Может, Вы мне скажете? Да и стоит ли нам всегда и всё понимать?

— В этом мире есть вещи, о которых мы предпочли бы не знать, тут я с вами согласен, — Хандан понадеялась, что в памяти Дервиша всплыла ночь, когда он прижимал её к себе на холодном полу.

— Во всяком случае, теперь мы оба знаем, каково это хранить тайну, режущую сердце.

Хандан подняла глаза к небу, бесконечному, недостижимому, призрачному и чистому, такому, каким оно было всегда, пусть его и закрывают облака, застилает туман, небо в действительности никогда не меняется, сохраняя свою удивительную природу. Она уже не могла похвастаться таким постоянством мыслей и чувств.

— Любовь делает человека удивительно жестоким и беспощадным ко всем окружающим.

— Вы правы, но так нужно. Вы видели когда-нибудь, как леопард защищает своего котёнка? Мне довелось. При прошлом падишахе. Одна дикая кошка с десятью солдатами справилась, только чтобы спасти свой выводок.

— И что же с ней стало? Я, признаться, всегда хотела посмотреть на леопарда не по картинкам и шубам.

— К счастью, мне не известно. В тот день я приказал солдатам не преследовать её, в тот же день повелитель приказал казнить одного мудрого пашу. Так он справлялся с любым расстройством.

— Спасибо Аллаху, что это были не вы, Дервиш, — настало время исполнить то, ради чего Хандан и затеяла весь разговор. — Дервиш, я попрошу вас о том, о чём просить право не имею.

Паша неровно выдохнул в ожидании какой-нибудь малоприятной просьбы, пока Хандан наслаждалась его обществом. Если бы было можно подпустить его ближе, позволить ему больше, о Аллах. Нет, пусть паша не тешится напрасными мечтами. Хандан не для него.

— Никогда не оставляйте, ни меня, ни моего сына, нельзя просить о таком, но я всё же рискну, Дервиш. Я умоляю вас, что бы ни было… Без вас мы уже мертвы…

========== Все ради сына ==========

Хандан стояла посреди пустых покоев сына в тяжеёлом ожидании дурных вестей. Во дворце уже с неделю начиналась невнятная возня: какой-то глухой гул, слухи, шёпот, обитатели дворца чаще разговаривали небольшими кучками, паши вели себя странно — всё это предвещало некое событие. Хандан отчаянно пыталась выведать любую информацию у Дервиша, но он был вечно занят на каких-то советах Боже, чем они там занимаются? , он много времени проводил с Ахмедом, слишком много, и лишь вчера ей удалось «случайно» наткнуться на него в коридоре и получить ничтожное: «Пока всё неточно, Валиде. Подождите, грядёт буря, а может нет. Разрешится всё в ближайшие дни».

Вот и Ахмед, её гордый Лев, быстрыми и обыкновенно широкими шагами вошёл к ней. Он несколько грубо, должно быть, от тревоги, взял её под руку и проводил на балкон. Женская доля вынудила её вести себя покорно, тихо, но как ей хотелось взять сына за воротник и трясти до тех пор, пока он всё ей не расскажет.

— Валиде, я хочу узнать ваше мнение по одному вопросу, у вас, как у любой женщины, должна быть интуиция, и я надеюсь, вы рассудите моё решение.

— Да, Лев мой, спрашивай о чём хочешь, я на всё честно отвечу.

— Я лично хочу отправиться в военный поход в Африку, матушка, — он вопросительно посмотрел на неё, требуя скорого ответа.

Хандан замерла в ужасе, забыв как дышать. Она не могла понять, как у Ахмеда хватило жестокости спрашивать её о таком, ведь она — его Валиде — любит его, что теперь Хандан должна ответить, как должна отпустить его на возможную смерть? Правда в том, что она уже знала, что скажет в следующую секунду. Сердце Ахмеда требовало скорых побед, великих завоеваний, сродни его предкам, не мог он более сидеть во дворце.