Парень сразу отвернулся и принялся извиняться за дерзость, пока Хандан придирчиво осматривала своего напуганного спутника.
— Как тебя зовут? — не переставая тревожно оглядываться, спросила Хандан. Эти тени, ужасные обезличенные силуэты, несущие смерть, они плясали, такие же, как в покоях.
— Экин, Валиде Хандан Султан. На стражу… службу меня взял Зульфикар-ага, когда…
— Экин, я прошу тебя снять всё оружие, немедленно.
— Валиде Хандан Султан, я не могу, стража… служба, не положено… — парень запинался, переживал пуще Хандан, предававшей всю великую династию Османов, но сдался, а пока он отстёгивал ремень, она достала осколок витража и немедленно скинула его на землю.
— Экин, — спокойно продолжила она. — Дай мне свой кинжал, я хочу посмотреть, чем сейчас принято вооружать защитников моего сына.
Когда кинжал лег в еë руку, тяжёлый, с резной ручкой и гладкой, идеально заточенной сталью, Хандан заметно полегчало. Осколок, несмотря на свою остроту, был насмешкой над её беспомощностью. Хандан даже оружие было негде взять, а теперь у нее было всё.
— Иди в сторону темницы, Экин.
И парень, не задавая вопросов, пошёл. Он не мог знать, что по собственной услужливости становился участником ужасного преступления, а Хандан решила проблему с возвращением Мурада обратно во дворец.
Два стражника стояли у входа в подземелье, где среди сырых стен, грязи и крыс должен был быть заключён до казни бывший Великий Визирь. Сердце Хандан ускорило ритм, наконец у неё появилась надежда, вспыхнувшая, подобно солнцу. Дервиш был там, внизу, живой, её верный слуга, заставлявшей щëки предательски краснеть.
— Я Валиде Султан, Хандан Султан, мать нашего повелителя, — грозно начала она. — Я требую встречи с приговорëнным Великим Визирем Дервишем-пашой. Приведите мне того, кто сможет вывести его ко мне.
Стражники удивлëнно между собой переглянулись, в итоге в исступлении уставившись на Экина, следовавшего впереди Хандан. Парень переступал с ноги на ногу, а по общему впечатлению — готовился бежать, подобно Кёсем, в предчувствии неладного. Оно его не обманывало. А затем один стражник через окошко в двери что-то прошептал своим братьям по другую сторону баррикад.
— Юсуф-ага скоро придёт, — в итоге отозвался стражник.
— Немедленно, иначе я найду способ отослать вас из Стамбула, — рявкнула Хандан, на что стражник передал за окошко: «Быстрей, быстрей».
В какой-то момент первый стражник отвернулся от Хандан, для пущей убедительности склонив голову, а следом и второй. Только на мгновение на лице Хандан проскользнула улыбка, а затем снова сошла на нет. Мурад закряхтел. И Хандан в странной пляске, не выпуская кинжал из рук, принялась укачивать маленького шехзаде, но он все больше морщился и в итоге — запищал. Он давно не ел и больше не спал, а потому Хандан, теперь под истошный вопль, бросила всякие попытки его успокоить. А может, и пеленки пора было сменить. В гареме он был сухой, но теперь…
Весьма спорно одетый, заспанный, ужасно недовольный, со связкой ключей на поясе, уже наученный опытом, боком к ней подобрался старый ага.
— Юсуф-ага, Госпожа. Я приказал позвать повелителя, извините меня, но только он решает, — размеренный старческий говор едва слышался за криками Мурада, а между тем, Хандан крайне мало волновало, что он скажет.
— Юсуф-ага, слушай меня очень внимательно. Этот ребенок на моих руках — шехзаде Мурад, второй сын нашего повелителя, и сейчас, не дожидаясь Султана Ахмеда, ты приведёшь мне Дервиша-пашу, — ага вытянулся и всеми силами пытался посмотреть на неё, кося глаза, — иначе я пущу шехзаде кровь.
Ага схватился за саблю и всем корпусом развернулся прямо на неё, пристально изучая её тонкую фигуру со свëртком на руках. Его чëрные глаза блестели в темноте, но не так ярко, как бриллианты на короне Хандан.
— Посмотри, ага. Мне уже не верили, — кинжалом Хандан аккуратно отодвинула одеялко, а под ним показалось темное бордовое пятно ее собственной крови с белоснежного платка.
Ага послушно посмотрел. И немедленно убрал саблю в ножны и с ужасом, которого прежде Хандан никогда не видела, внимательно вглядывался в её лицо. Его нос сморщился в гневе, праведном, Хандан себя не обманывала, а руки сжались в кулаки, но вместо того, чтобы сломать её шею голыми руками, старый ага направился к двери и загремел связкой ключей, которую уронил, и вновь продолжил с ней возиться.
Ага исчез за дверью, и тогда Хандан обратила внимание на ещё одно содрогающееся от страха существо — Экина. Парень тоже теперь был повëрнут к ней лицом, таращил глаза так, что они непременно должны были выпасть. Бедный парень, Хандан захотелось извиниться перед ним, но, посмотрев на неизменно орущего Мурада, перестала мучиться совестью перед незнакомым стражником.
Из той же стороны, что и Юсуф-ага, большими плавными шагами к ней навстречу приближался, сомнений не было, Ахмед. Его появление заставило тëмные тени на стенах задрожать, пока стражники, и в том числе Экин, учтиво поклонились, а Хандан только сильнее сжала кинжал в слабеющих руках. Она стояла неподвижно с кричащим кульком на руках, забавная картина, и только позволила себе ещё выше задрать подбородок. Мысль отыграть назад вспыхнула и погасла, хотя бы потому что вновь разъясняться перед Ахмедом, даже будучи виновной, Хандан больше не могла.
— Что это всё значит, Валиде? — грозно спросил Ахмед, разведя руками, в одном из которых так ненароком лежало ружьё. — Мы с вами, казалось, всё обсудили. И что? Зачем вы принесли ребёнка?
Хандан колебалась в нерешительности, и ей было больно так, словно её живую плоть резали этим самым кинжалом. Кровь династии проливать запрещено: шëлковый шнур обвился вокруг шеи и медленно и неукоснительно стягивался. На востоке пробивались первые лучи солнца, золотые, они были первыми предвестниками отступления тьмы. А на свету, Хандан знала, многое виделось иначе.
— Ахмед, это твой сын, шехзаде Мурад, — она повторила свой фокус с кинжалом, вновь приоткрыв пятно крови, и заставив Ахмеда встать на место, словно вкопанного. — Дервиш-паша многое для нас сделал… — Хандан осеклась, всë это было уже сказано, и теперь не было смысла повторять, — я хочу, чтобы его освободили и дали уехать, и тогда шехзаде вернётся во дворец.
— Мама, опомнитесь, — он словно не верил и снова шаг за шагом начал подходить всё ближе, — вас дела Государства не касаются. Идите домой, вы нездоровы.
Мурад в очередной раз разразился криком, её маленький невинный шехзаде, так похожий на своего покойного кареглазого брата Мехмеда. Хандан, внутри сопротивляясь всем существом, поднесла холодную сталь к ровной белой коже.
— Не заставляй меня, Ахмед, остановись, — она тяжело выдохнула. — Спаси своего сына.
За дверями тюрьмы послышался шум. И Хандан, и Ахмед устремили взгляды на тёмные двери с видимой надеждой, каждый на своё. Освещенный факелами, вслед за двумя стражниками, вышел, немного покачиваясь, но сохраняя былое достоинство, Дервиш. Он, казалось, прихрамывал, но затем в момент он выпрямился и насторожился, подобно дикому зверю, готовому к атаке.
Одно только его присутствие, так противоречащее всеобщему мнению о «решëнном деле», придавало уверенности. Их разлука длилась так невыносимо долго, что стоять в нескольких шагах от паши было счастьем, даже так, балансируя на острие смерти, и величайшей мукой.
Хандан перевела взгляд на Ахмеда.
Она стояла всë равно что одна перед ним, мир понемногу исчезал, становясь лёгким пеплом, осталось только небо с последними утренними звëздами и пробивавшимися лучами солнца. Его немота… как странно было смотреть ему в глаза и видеть совершенную пустоту вместо привычного бушующего океана. Верно, сейчас его сердце билось в руках Хандан, такое маленькое и беспомощное.
Сквозь мутную пелену подступавших слëз, Хандан видела, как руки её сына ловко обращались с ружьём, и его дуло, направленное прямо на неё.
— Не думаешь, что я упаду и наврежу шехзаде, — произнесла Хандан вслух, про себя умоляя Ахмеда прекратить бесполезные метания.
