Тени на стенах внезапно выросли и с осуждением столпились вокруг неё. Они грозили божьей карой и адом, вечными муками, словно она не сгорала всю свою жизнь, и посреди всего кошмара сидела маленькая Хандан в плену собственных демонов.

«Ахмед не погибнет без меня», — с горечью яда во рту подумала Хандан, отложив корону и вновь вернувшись к кольцам и ожерельям. — «А Дервиш… мы, сынок, оба ему обязаны. Твоей жизнью и рождением твоих госпожей и шехзаде, хотя ты не поймёшь и не простишь».

Раньше восхода солнца Валиде Султан облачили в её золотой доспех из парчи, усыпанный драгоценностями, водрузили на голову массивную корону, а волосы убрали в сложную прическу. Но слуги не видели, как, оставшись одна, их величественная Госпожа сделала на руке ещё один порез длинным стеклянным осколком, а затем замотала место белоснежным платком.

Хандан, холодея, подвесила мешочек с драгоценностями на пояс, по другую сторону в похожий мешок, только больший по размеру, отправила окровавленный осколок. Свою кровь проливать было просто. Она молилась, чтобы обошлось, но так же знала, что угрозы не могут быть голословны. За ними должно стоять прочное намерение исполнить обещанное, а Хандан похвастаться подобным не могла. Она расправила жëсткие юбки, едва устояв на подгибающихся от страха ногах. «Всё обойдëтся», — повторила она себе. — «Никто не позволит мне пролить кровь шехзаде».

Хандан отправила Айгуль узнать, как обстоят дела у Сабии Султан. И вот, спустя несколько минут, служанка мелкими шажочками преодолела покои, освещенные только свечами.

— Госпожа, — нервно потирая руки, докладывала служанка. — Сабии Султан в покоях нет, и султанзаде Ахмеда тоже, — девушка тревожно взглянула на свою необыкновенно наряженную госпожу. — Что это значит, Валиде? Сафие Султан, видит Аллах, придëт в гнев, когда узнает. Она Сабию Султан на прогулки не выпускала… о, Аллах!

— Кто такая Сафие Султан, Айгуль? — Хандан выпрямила спину. — А пока скажи, что нашей молодой Султанше с сыном нездоровится, и чтобы в её покои никто не заходил.

Айгуль нерешительно потопталась на месте. Она явно чувствовала приближение шторма, но не понимала, какую роль играет, и оттого колебалась в нерешительности.

— Валиде, — тихо, сделав жалостливый и виноватый вид, спросила она. — Что со мной будет, Госпожа? Какое наказание вы мне приготовили? Я вам всегда была верна, клянусь…

Хандан подняла руку, и девушка сразу, склонив голову, замолчала. Айгуль всегда терялась на фоне стен покоев, тихая, когда просят, болтунья от природы. Доверия к ней у Хандан не было.

— И поэтому я тебя прощаю, делай, что тебе говорят, Айгуль.

Дальнейшая судьба этой девушки зависела исключительно от милосердия Сафие и Ахмеда, в которое верилось слабо. Айгуль, несколько раз обернувшись, исчезла за массивными деревянными дверями. А следом выдвинулась и Хандан.

Она в последний раз оглядела свои серые в темноте покои, мраморный блестящий пол и эти витражи, которые она так любила, вымученные с мастером, мягкий персидский ковёр. В мыслях невольно всплыл день, когда Дениз рассказывала свои страшные байки, а рядом, замерев от приятного ужаса, сидела Хандан вместе с Сабией и Айгуль. Это был дом. Её укрытие, место, куда не смели входить без еë дозволения. Стены, некогда ободранные до самой кладки, в итоге тоже стали только дурным воспоминанием, омрачëнными пролитыми слезами и осколком стекла под её юбкой.

И эти двери закрылись для неё навсегда.

Их хлопок напомнил выстрел, мгновенно убивший Валиде Султан. Еë план был совершенно прост и наивен, бесхитростен, и тем ужасней, что, видимо, никто от неё подобного не ожидал, как от женщины и Валиде Султан. У неë не было власти и авторитета спасти Дервиша: он был приговорён Султаном, и значит только Султаном мог быть освобождён. Ахмеду мешал долг и совесть… к чëрту… пора ему получить урок, что есть вещи много ценнее. И поставить на кон Хандан решила жизнь шехзаде Мурада. Вредить ему она не хотела, вовсе нет, но ситуация могла вынудить. Она рассудила, что шехзаде — самое ценное, что есть во дворце, и никто из-за двух предателей не станет рисковать его жизнью.

Хандан прошла через покои Кёсем и села рядом с кроваткой шехзаде. Он спал, как и кормилица с нянькой, такой маленький и красивый. Даже не проснулся, когда Хандан взяла его на руки и затолкала в кулёк окровавленный платок из своего рукава. На улице было прохладно, а потому Хандан с должной аккуратностью завернула малыша в одеялко и завязала золотой лентой. Без спешки каждое движение было плавным и отточенным годами, она наслаждалась последними спокойными минутами с Мурадом.

— Валиде Султан, — на пороге появилась заспанная Кёсем, неизменно державшаяся живот, она потëрла глаза и совершенно притворно улыбнулась. — Вы так рано сегодня, Госпожа, мы вам рады.

— Я пойду прогуляюсь с внуком, Кёсем, из-за болезни я совсем обделила его вниманием, — Хандан завязала второй бант и, нисколько не изменив своё намерение, обыкновенно спокойно подхватила кулёк.

Гречанка стояла посреди дверного проёма, вроде, случайно, но тем не менее с места она не двинулась. Она приподняла голову, а в голубых глазах пылало пламя.

— Валиде, — мелодично защебетала Кёсем, — Мурад ещё не ел, пусть сначала его покормят. Я попрошу принести Вам шербет. И…

— Конечно, но позже.

— Валиде, ночь же на дворе, Мурад спит, куда торопиться? — Кëсем вцепилась отëкшими пальцами в порог, она не была глупа и, казалось, её было не обмануть.

Хандан поувереннее перехватила Мурада, он, к счастью, всё так же крепко спал. Кёсем только стукнула по косяку двери перстнем, на что Хандан подняла бровь для пущей убедительности. Это злило. Поджав губы, Хандан всë же протиснулась сквозь порог и спокойнейшим образом двинулась прочь из гарема.

— Валиде, — Айгуль налетела на Хандан. — О, Валиде, нашли мëртвого стражника…

Дальше она не слушала, только обернулась через плечо на Кёсем, неизменно держащуюся за живот и провожавшую свою Госпожу с желанием нажаловаться Ахмеду в глазах.

Побег Сабии не обошëлся без жертв, но теперь вопросов к Хандан стало в разы больше.

И Хандан, толком не разобравшись, метнулась в сторону дверей, сама не замечая, как перешла на бег. «Валиде», — истошный крик Кёсем заставил её остановиться. Хандан медленно дышала. Её грудь вздымалась и поднималась, а кровь стучала в ушах, она задыхалась, воздуха было мало, а Кёсем всё приближалась.

— Стража, — вышло тихо, и, собрав все силы Хандан повторила. — Стража!

Гречанка, словно ангел, шла в развивавшейся белой сорочке, коса ниже пояса, густая, несмотря на многочисленные роды, и безупречная осанка. Вот кого не учла Хандан. Стоило из-за поворота появиться красному кафтану стражника, как обе они закричали:

— Взять!

— Схватите эту безумную, — холодно, насколько это возможно произнесла Хандан, прижимая к себе Мурада. — Она хочет навредить шехзаде.

— Нет, нет, — запричитала Кёсем, когда её взяли за запястья без надежды выбраться, — нельзя, я Хасеки! Она украла шехзаде! — Кëсем постепенно, тянусь к животу начала сползать на пол, срываясь на отчаянный крик. — Она его убьёт, убьёт.

Хандан разочарованно покачала головой, и трижды поблагодарила Аллаха за то, что была Валиде Султан.

После неожиданной погони, дорога до темницы уже не казалось таким ужасным испытанием. Словно по мягким перинам переставляя уставшие ноги, Хандан уверенно, но не слишком быстро пересекала двор за двором. Восток уже побелел, а между тем свет давали только редкие факелы, а за ней по пятам мерцали тени. Одна из них стремительно приблизилась к ней и выросла в рослого мужчину.

— Вы из гарема, Ха… — неуверенная речь молодого стражника, судя по ломающемуся голосу и вовсе сошла на нет. — Султанша, Хатун…

— Валиде Хандан Султан, а на моих руках шехзаде Мурад, сын Султана Ахмеда.