— Мне сойдёт с рук убийство Мурада-паши, меня не обвинят, не покарают, — лёгкий шорох сзади отвлёк внимание Хандан, но никого позади не было.
— Не ответишь ты, и кто-то другой будет казнён, не задумывалась над этим? Кольцо, или что за вещь была отравлена, ты, верно, отправила в Босфор на вечный покой… Убийцу не найдут и допросить не смогут, верно?
— Было бы верно, если бы я не знала вас. Давайте заключим договор, Сафие Султан, Династия останется нетронутой, вы же в свою очередь оставите меня в покое, не станете мне мешать…
— Кто ты такая, чтобы заключать с нами сделки, — Сафие Султан впервые за всё время проявила несдержанность и словно вспыхнула огнём презрения из своих глаз. — Оторвись, наконец, от себя и подумай о последствиях своих действий. Что будет с твоим сыном? С его детьми? С Династией, частью которой ты являешься. Опомнись, Хандан.
— Что бы вы ни говорили, мы обе знаем, что не благие намерения руководят вами. Вы настроили Мурада-пашу против нас не просто так, вы всё спланировали, всё обдумали. Любые ваши слова — лишь не слишком хитрая манипуляция.
Сафие не ответила. Складки шлейфа идеально белого платья тянулись по молодой траве и призраком перед ней всплывало прошлое с каждым неловким шагом. За руку её держал Ахмед, быстро переставляя маленькие ножки в неудобном кафтане, а слева светились злые глаза Халиме, подчеркиваемые непринуждённой улыбкой. И маленькая Дильруба, которая теперь ждала своей свадьбы за стенами Старого Дворца. И они были важнее Хандан. Пальчики сына цеплялись за рукав, эти маленькие обречённые ручки, теперь управлявшие Империей.
— Мы хотим порядка, Хандан, — спокойный голос Сафие рассеял горький туман прошлого. — И мы его получим, пусть и против твоей воли.
Мурада-пашу в Стамбуле заменил другой визирь, пока пост Великого Визиря оставался пустовать. Поход закончился провалом для Османов, по письмам Ахмеда чувствовалось, что он был до крайности разочарован и недоволен покойным пашой. Скоро армия должна была вернуться в Стамбул, но была вещь, произошедшая немногом раньше — Сабия готовилась стать матерью.
В ночи Хандан поднималась по ступенькам дома, в который так и не решилась приехать после отъезда Дервиша. У неё нашлось множество отговорок, чтобы не видеть первую жену своего мужа, и ни одной для спокойствия совести. Эта девушка доверяла ей и, казалось, нуждалась в поддержке.
На шёлковых простынях мирно спала тоненькая девушка с розовыми щеками, длинные чëрные волосы выбивались из косы. Хандан села рядом с этим хрупким счастливым созданием, родившим, Хандан уже знала, мальчика. Она только прилегла рядом, наблюдая, как вздымается и опускается грудь в прошлом её подруги. Или просто подруги? Может ли женщина любить ту, что родила ребенка её мужу?
Сабия заворочалась и недовольно открыла глаза, в одно мгновение просияв.
— Валиде, — девушка привстала на локти, расплывшись в улыбке, — как хорошо, что вы смогли приехать, я так хотела поделиться с вами этой радостью. О, Валиде, у меня сын! Мехмеду я уже написала, пусть он будет доволен мной, — она словно что-то поискала глазами и обратилась к лекарше, — принеси мне сына, Хатидже, пусть Валиде Султан посмотрит на него.
Лекарша скрылась за дверьми, пока Хандан едва держалась, чтобы не сбежать, поджав хвост. Её сковал ужас, такой, что она забывала дышать.
— Валиде, посмотрите, что мне передал паша. Правда красивое? — в темноте светился жемчуг, перемежавшийся с крупными прозрачными камнями. — Мне его Ахмад-ага передал ещё до родов, так что не говорите паше, если что. Это был подарок после родов, а я так переживала и получила его заранее.
— Я не скажу ему, не переживай, добр к тебе Ахмад-ага?
— Нет, он только передал мне украшение… — Сабия закусила губу, смущаясь от собственных слов, — я не видела его таким потерянным прежде, а стоило мне расплакаться.
— Мужчины бессильны перед нашими слезами, девочка моя, но не переусердствуй.
Внесли свёрток, Сабия что-то говорила, но её уже никто не слышал, весь мир свелся к одному маленькому синюшному ребёнку, которого ей положили на руки. Он не был ужасен. Как Хандан не вглядывалась в лицо новорожденного мальчика, ничего плохого в нем решительно не было. Обычные зажмуренные глаза, маленький нос. Он спал. Постепенно ненависть к нему сошла на нет. Этот ребёнок не был опасен. Хандан поцеловала мальчика в лоб и тихо произнесла: «Твоё имя — Ахмед. Твоё имя — Ахмед. Твоё имя — Ахмед».
Комментарий к Кровавый песок
Дорогие читатели, благодарю вас за терпение и со своей стороны только обещаю завершить, несмотря на довольно длительные задержки. Осталось не так много, но я не хочу дописывать сквозь силу, чтобы хотя бы не убить дух работы)
С 31 августа) для тех, кто учится, пусть этот учебный год будет удачным
========== Пламя большого огня ==========
Кёсем неподвижно сидела, устало отведя голубые глубокие глаза в сторону витражей. Она выглядела сосредоточенной и умиротворённой, только изредка косилась на колыбель сына. Хандан мучилась с прошлогодней вышивкой, крайне неудачной, и пыталась делать занятой вид, словно её волновала красота завиточка. По мимо того, что узор был уродлив, её раздражала ткань и то, что иголка неоднократно вонзалась ей в палец от рассеянности.
— Осман, — гречанка словно ожила и дружелюбно протянула руки к ребёнку, — подойди посмотри на брата.
Мальчик немного смутился, но получив одобрительный кивок от Валиде Султан, подчинился не совсем понятному требованию. Он выпучил глаза на Мурада и не стремился подходить слишком близко к колыбели.
— Осман, скоро, очень скоро вы сможете играть с Мурадом, он будет младше тебя, и потому ты должен защищать и беречь его, — Кёсем приобняла Османа, и вся картина приняла настолько неестественный вид, что Хандан захотелось бежать прочь.
— Вы будете с ним неразлучны, Осман, отец-повелитель возьмёт вас на охоту, — не замечая отстранëнности самого Османа, невозмутимо продолжала Кесём.
В очередной раз Хандан отвлеклась, и её палец пронзила острая боль, заставившая отдёрнуть руку. В месте укола выступила алая кровь, такая же, как на царапине Мурада-паши, с одной только разницей, что Хандан не упала головой на мрамор.
По покоям Валиде прошагала Айгуль и несколько неуважительно поклонилась фавориткам повелителя и самой Валиде. Хандан взяла из рук девушки золотой тубус, не решаясь его открыть пару мгновений, а затем, убив в себе все чувства, развернула свиток.
«Валиде Султан, с великой радостью сообщаю Вам, что в ближайшие несколько дней Повелитель вернётся в столицу. Пышного праздника не будет по его желанию, но всё же я преподнесу нашему повелителю полосатый дар. Госпожа, отдельно благодарю Вас за помощь моей жене, Сабии Хатун, которая мне уже написала о рождении сына. Жду нашей встречи, ваш раб, Дервиш-паша».
По спине Хандан пробежала лëгкая дрожь волнения, усилившаяся от того, что на неё внимательно смотрели все присутствующие.
— Письмо от держательницы моего вакфа, — она свернула бумагу и положила обратно в тубус без желания выпускать из рук, — не от повелителя, мне жаль, Кёсем.
Осман уставился на младшего брата, пока Кёсем продолжала своё жестокое внушение и не обращала внимание на злобный взгляд Махфирузе.
Ближе к полудню, когда пальцы Хандан ныли, а вышивка вызывала отвращение и не более, Осман, вырвавшись из цепких рук двух Хасеки подошёл к Валиде.
— Вилиде, — шёпотом обратился мальчик к главной женщине гарема, — Мурад похож на Фатьму. Почему все говорят, что у меня брат?
Ахмед вместе с многочисленной побежденной армией вернулся в Стамбул. И три дня от него в гарем не поступало вестей, Хандан только видела его во внутреннем дворе, но не стала подходить: Повелителю мира не навязывают встречи. А впрочем, Хандан совсем не стремилась оказаться виноватой во всех грехах человечества, своих ей более чем хватало.
