— Ахмад-ага, ты узнал что-то про тех, кто мог оставить Мурада-пашу в столице, — она нервно стукнула ногтями по столу. — Видимо, кто-то ещё не хочет, чтобы он закрепился на посте Великого Визиря.

— К паше это не относится, возможно, старые счёты самого Великого Визиря…

— Тогда искать можно вечно, а времени у нас нет, — перебила его Хандан. — Странно, кому нужно столькими жертвами приковывать Мурада-пашу к Стамбулу. И зачем? Дервиш говорил, что происходит нечто другое, но сам он просил не усложнять.

— Верно.

— Старые счёты, мне кажется, все старые счёты должны были уже умереть. Так что… Он теперь решил отыграться на мне за все обиды и оскорбления, снесённые от Сафие Султан. А ты что думаешь, ты сам, Ахмад-ага?

Но в ответ ничего не последовало, кроме надменного кричащего короткого молчания, не то он боролся с собой, не то просто не хотел говорить с ней или ещё что-то. Впрочем, Хандан не сильно волновал его ответ.

— Мне не следует с вами обсуждать то, что думаю я, Валиде Султан. Я лишь ваш покорный слуга.

Хандан непроизвольно подняла бровь, тяжко вздохнув. У неё не было близких людей, только слуги, хорошие или плохие. И для всех она была госпожой, чаще плохой, но, наверное, не окончательно ужасной. Она подобрала юбки и, проверив краем глаза, что мальчик и мужчина поклонились ей, направилась к дверям.

— Аль Хурра, — неловко начал Ахмад-ага с надрывом в голосе. — Знаю, её привезли в Стамбул. Что с ней будет?

Хандан обернулась через плечо, но ничего не произнесла. «Редкая женщина», — проскочило у неё в голове, но так и осталось в недосягаемых мыслях, потому что у Хандан Султан не было близких людей.

Темница была неприятным местом, сырым после зимы и совершенно зябким. Её платье было безнадёжно испорчено, а если дела обстояли иначе, больше Хандан его надевать не собиралась: от него воняло неволей. Редкий тусклые факелы освещали неровные стены, их словно специально выбивали для пущего ощущения безнадёжности.

Евнух указал ей на решетки, за которыми виднелся невнятный силуэт. Пахло невольничьим рынком, тот же смрад, та же мерзость и та же самая женщина в цепях.

— Ты могла бы избежать этой беды, Дениз. От тебя не требовалось совершенно ничего, ты была свободна, как тебе казалось, недостаточно. Надеюсь, сейчас ты паришь, словно чайка в море, — ядовито начала Хандан, чувствуя, как постепенно разгоняется её сердце, а к лицу приливает жар. — Ни о чём не жалеешь, верно?

Из темноты показалось лицо с распухшим носом, такое же точёное и острое с совершенно неизменным смеющимися глазами.

— Хандан, не скажу, что не удивлена, я ждала нож в живот. Добрая у тебя душа.

— Сложись обстоятельства иначе — так бы и было, — Хандан придвинулась вплотную к решётке и подождала, пока то же сделает пиратка. — Буду предельно кратка, Дениз. Лучше молчи. Они кое-что ищут, но вовсе не то, что не повезло знать тебе. Если всё раскроется — ты умрёшь в страшных муках, поверь мне.

— Я и без того уже мертва, разве нет? Так зачем тяготиться?

Дениз аль Хурра жадно вцепилась в ржавую решётку, и теперь Хандан увидела вырванные с мясом ногти, такие же отёкшие, как и нос.

— Ты ничего не сказала, верно?

— Нет. Обвинения Валиде Султан в столь ужасном преступлении не сойдёт мне с рук, а ничего другого у меня нет, — Дениз намеренно перебрала пальцами, насладившись отвращением на лице своей опальной госпожи. — Какое будет моё наказание?

— Это мне решать, Дениз, и никому другому. Я потороплю шейха с казнью, и в этот день тебя освободят.

— Что ты хочешь?

— Ты будешь отдавать мне долг до конца своих дней. Молчи.

Хандан не помнила, как вернулась в свои покои, как отдавала приказы и как в итоге оказалась в постели, натёртая душистым розовым маслом.

Ахмед не писал. Вернее, письма он присылал, просто не Хандан, а своей дорогой возлюбленной Кёсем, постоянно расспрашивал о здоровье маленького наследника и своих дочерях. Об Османе он спрашивал Хандан, реже, без пыла, за что получил нагоняй, и более старался лишний раз вообще не отправлять матери пару строк. Впрочем, Осман позже хвастался письмами самого Повелителя мира.

На тумбочке лежало письмо от Дервиша. Три строки. Он шифровался, но Хандан легче не становилось от его аккуратности, ей хотелось знать, что её любят, а не помнить об этом.

«Дениз Хурру не стоило щадить. Поступай так, как вы решили с Ахмадом-агой. Наш общий враг всё еще не объявился, будь более осторожна».

Три указания на трёх строках. Она определённо любила своего несовершенного пашу. Любила больше, чем он того заслуживал, и более, чем она когда-либо имела неосторожность ему показать.

И Хандан уничтожила это. Нет такой силы в мире, чтобы простить предательство. А он всё же не остался ей верен, не захотел… или что значила преданность, может, это она и была? На что он пошёл ради неё? У них нет будущего. Не было никогда с той самой первой секунды, как он увидел её много лет назад рядом с маленьким Ахмедом. Они были обречены. С самого начала. Так для чего? Зачем? Был ли малейший смысл любить? И ведь она не ошиблась. Сабия была его женой, его будущим, матерью его детей, тех самых, что Аллах не давал ей самой… Никакой надежды. И никакого смысла. Только болезненная привязанность, куда более сильная, чем любовь, и одиночество, бесконечная пропасть, которой они сами себя разделили собственными поступками.

Проследив, как огонь беспощадно пожирает жёлтую бумагу, сначала заставляя её чернеть и изгибаться в предсмертном танце, Хандан поняла, что впервые в жизни, а может, и в последний раз она знала больше Дервиша. Под успокаивающий треск дерева, так же обращавшегося в пепел во имя тепла, Хандан увидела в пламени их беспощадного врага. Великую Валиде Сафие Султан.

Комментарий к То, что скрыто от глаз твоих

Я жива) следующая глава будет очень насыщенная, ух, надеюсь, вдохновение останется со мной.

========== Кровавый песок ==========

Всё было просто. Стоило отвлечься от мысли о невиданном враге, как он предстал перед Хандан в светлом жемчужном наряде. Больше, чем она сама старого Мурада-пашу ненавидела только Сафие, и мучительные долгие годы он проводил на разных концах страны, боясь преступить закон даже случайно. А теперь, должно быть, зная об интересе Великого Визиря к Дервишу и Хандан, бессменная Валиде не удержалась, чтобы не столкнуть их у себя на глазах. Или же, что более похоже на Сафие, закончить историю побед Мурада-паши смертью от рук неопытной Хандан Султан.

И в этом было больше смысла, чем в любом другом предположении.

От вмешательства Сафие задача Хандан многократно осложнялась, потому что главной проблемой становилось не умертвить первого человека после султана, а не умудриться не дать доказательств Великой Сафие. Они не знали ни интереса старшей Валиде, ни её планов, ни того, каких действий ждала она от Хандан.

Хандан подумала о своей ничтожности. За восемь лет в качестве Валиде Султан Сафие смогла заслужить уважение у доброй половины мира, за пять лет владычества Хандан был вылизан исключительно гарем. Обе они умудрились угробить по одному внуку, хотя Хандан понимала, что вина её весьма спорна, потому что любознательный Мехмед мог с тем же успехом просто свалиться с балкона или наесться румян матери.

Она встала с постели и сделала нервный круг по покоям, цепляясь взглядом за созвездия на стенах. Хандан была такая маленькая в сравнении со всеми невзгодами, что валились на неё раз за разом. Маленькая и беспомощная, а вокруг никто не хотел и не мог её спасти. Как бы то ни было, нельзя, чтобы улики привели к Дервишу. Для него обвинения означали бы скорую казнь, что до Хандан… Лучше бы Мурад-паша умер без шума.

И как бы то ни было, их план терпел полнейший крах, как и любая попытка устранить Мурада-пашу, а между тем старик настраивал шейх-уль-ислама на помилование приговорённой пиратке. Мёртвая Дениз аль Хурра не смогла бы ему поведать вовсе ничего, хотя и живая не была настроена на общение.