Она не знала, что говорила и что значили для Хандан произнесённые слова, потому что у неё была семья, более странная, нежели можно было представить. У Хандан был сын, четверо внуков, Дервиш и его молодая сияющая жена. И все без исключения были ей дороги.

— Сабия, не торопи события. — начала Хандан скорее ради приличия. — Ты говорила, что паша только хотел подождать, пока ты станешь старше.

— Для мужчин это условности. Не существует слишком молодых. У Дервиша другая беда. Ревнивая любовница или… любовник, о всяком предположить можно, прости меня Аллах. Или ещё какая-нибудь напасть, но по итогу виноватой считают меня.

Девушка звякнула браслетами, трагично всхлипнула, но затем сдержанно отряхнула юбки.

— Простите, Валиде. Прошу, не говорите Дервишу-паше, не нужно ему знать. Я могу ошибаться, а если и права, ничего хорошего меня не ждёт.

Сабия села на диванчик рядом с Хандан и теперь в полной мере смогла дать волю накопившимся страданиям. Она плакала навзрыд, искренне, не сдерживаясь, пока роль Хандан сводилась к довольно редким поглаживаниям.

— Если хоть кто-нибудь узнает, о том, что ты слышала сегодня, — холодно и злобно обратилась к портнихе Валиде. — Я прикажу казнить тебя и всех, кто тебе дорог.

Хандан ждала Дервиша в парке в бархатной накидке с огромным пышным лисьим воротником. Он приятно щекотал кожу, и к тому же смотрелась она в нём мило, утопая в капюшоне. Рыжий хорошо сочетается с тёмно-зелёным и золотым, если проще — воротник был идеален.

Дервиш легко подплыл к ней, на пути поздоровавшись со всеми пашами, агами, стражниками, что заняло у него чуть более получаса. Она бы разозлилась, но знала, что в накидке выглядит хорошо, а потому также приветствовала всех, кого узнавала.

— Вы невероятно красивы сегодня, Валиде Хандан Султан, — сладко заметил Дервиш, с хитрым прищуром пробежавший по её силуэту и остановишь на глазах. Он смотрел сквозь них, куда-то глубоко в душу. — Впрочем, ничего нового. Сколько Вас знаю, совершенством вы быть не на секунду не переставали.

— Не все с тобой согласятся, Дервиш, хотя я не скрою, мне приятна твоя лесть.

Хандан почувствовала жар на щеках. Теперь он точно видит её странное детское смущение на вполне ожидаемый комплимент. Каждый раз волшебно, хотя он всегда на неё смотрел иначе, чем все остальные, с лёгким восхищением и теплотой.

— Красота — вещь специфичная, Госпожа. Я вполне поверю, что кто-нибудь предпочтёт Вам другую женщину, но каждый, кто не сочтёт Вас необыкновенной или по-своему прекрасной — либо лжец, либо сумасшедший.

Дервиш сполна насладился, помолчав, тем, как теперь Хандан полыхнула на его слова. Вот бы снять эту накидку, платье, оставить только искрящийся браслет, и позволить ему прикоснуться к себе, так нежно и одновременно жадно, как должно быть, умеет только паша. Прижаться к его горячему телу, чувствовать каждой частичкой его близость.

— Скоро мы избавимся от Мурада-паши, Госпожа, и он сам станет причиной своего низвержения.

— Вот чего ты так пёрышки распушил. Как я тебе сказала, что паша тебя моим рабом считает, ты, Дервиш, из ума пост Великого Визиря не отпускал, — с издёвкой проговорила Хандан, отметив на своем спутнике игривый оскал справедливости её замечания. — Я рада за тебя, не думай.

— Так вот, — в остальном проигнорировав её, продолжил паша. — Мурад-паша мечтает отметить назначение походом времён Сулеймана Великолепного. Весной мы отправимся в Европу. Только те года давно минули в лету, наши противники сильны, а казна пуста. — Дервиш хитро улыбнулся на одну сторону. — Так ещё и среди командования есть не очень честные люди, будь я Великим Визирем, я бы их снял с постов. А так…

— Это не в твоих полномочиях, — Хандан поняла, что задыхается, воздуха было так мало. — Мы? Дервиш? Ахмед и ты, вы…

— Да, Валиде.

— Останься. Я не могу. Не могу.

Хандан побоялась свалиться с ног. Как он может так спокойно говорить ей, о том, что вскоре Хандан будет ждать каждого письма и молиться, молиться, молиться.

— Идём сядем.

— Не нужно, — Хандан сделала жест рукой, требующий остановиться и замолчать.

Они шли по каменистой шуршащей тропинке, пока Хандан старалась привести себя в чувства. Солнце мерцало среди листвы деревьев, ещё тёплое, летнее, к весне Ахмед сядет на коня и покинет столицу.

— Так что там, Дервиш? — немного успокоившись, потерянно обратилась Хандан к паше, отстукивавшем каждый свой шаг в военном такте, как ей казалось.

— Войну мы проиграем, вернее, мне нужно, чтобы поход оказался весьма неудачным, хотя я лично, возможно, смогу договориться о мире.

— Ахмед расстроится.

— О, Госпожа, он будет в бешенстве, — Дервиш властно посмотрел на неё, так что по спине пробежала нервная дрожь.

— И тот, кто за это поход выступал, лишится головы. А Сафие ещё пыталась запугать нас, чтобы мы были аккуратнее. Ты сможешь вернуть себе должность?

— Разумеется. Она моя по праву, я всё делал верно, я предупреждал Ахмеда, что сбор налогов за балконы — это крайняя и очень глупая мера. Мурад-паша тактично молчал, впрочем, как и все остальные, — паша дотошно уложил воротник, показав перстни на доброй половине пальцев. — Если бы Султанами становились по способностям, а не по рождению.

— Не обманывайся, Дервиш. Ты не хочешь быть Султаном, ты хочешь быть богом. У Султанов много бед: непокорные наложницы, тучи детей, паши, мнящие себя Повелителями мира и неперестающие грызться между собой, глупые матери, мстительные бабки, обычаи, традиции, братья и можно перечислять вечность.

Хандан намерено отвернулась, так речь звучала обезличенно и пусто, словно о выдуманном герое или давно забытом мифе.

— И? — послышалось сбоку, неизменно спокойно и немного шутливо.

— Я это люблю в тебе. Безумно.

Камушки под ногами шуршали от каждого шага, так успокаивающее и волшебно. С горечью Хандан вспомнила про Сабию и её несчастье. Бедная девочка, она, может, никогда не возьмёт дитя на руки, не увидит первую улыбку своей кровиночки. Без помощи.

— Подожди, не уходи. Есть ещё одно дело. — Хандан собралась с духом только перед самым расставанием возле символических ворот гарема. — Я хочу, Дервиш, чтобы ты зачал Сабии ребёнка.

Дервиш замер в полном оцепенении, он пристально изучал её с полным непониманием и тревогой, затем, взгляд его будто прояснился, и паша залился смехом.

========== Наследие ==========

«Я прошу тебя подумать о такой возможности, Дервиш. Однажды, не сейчас и не через год, но спустя десятилетие, ты более чем ясно поймёшь, что напрасно не имеешь семью. Будь благоразумен и не отказывайся от подарка судьбы. Во всяком случае рассуди, жизнь Сабии пуста и таковой и останется. Девушка страдает, а я вполне могу понять её боль».

«Шутка затянулась, моя Госпожа. Я уже не знаю, что мне думать, но знайте — ваше предложение меня не интересует».

«Я вовсе не веду никаких игр, когда ты это признаешь, нам станет куда легче обо всём договориться. Не понимаю, почему мои письма и слова тебя не убедили».

Хандан неторопливо прогуливалась по коридорам дворца, шурша юбками по мраморному полу. Сын отказался принять её, впрочем, он мог быть действительно занят, как и вполне мог возиться с деревянным корабликом, игнорируя все поручения.

Ташир-ага тенью бесшумно следовал за ней, только изредка тяжко вздыхая, как если бы на него свалилась непосильная ноша. И Хандан бы оскорбилась, если бы глубоко в душе не презирала этого человека, как и всех вокруг. Что они могли понимать? Даже Сафие, при одном только виде которой у Хандан подгибались ноги, Великая Сафие Султан, кто она такая, чтобы рассуждать о морали? Есть ли разница, как ты исполняешь свой долг, если это всего лишь условность, пустые слова, произнесённые для создания иллюзии порядка и справедливости?

— Госпожа, не хотите вернуться в сад к шехзаде? — едва послышалось из-за спины Хандан.