— Пустила его в себя, словно обычная шлюха, предала моего покойного сына, — с ноткой печали проговорила, будто бы дрогнув, Сафие Султан. — Мы бы многое отдали, чтобы твоя дурная голова упала на песок.
========== Агония ==========
В прохладный шёлк было приятно зарыть ноги и хотя бы на мгновение забыть о летней жаре и духоте. Нагота не спасала Хандан, и тем более не способен был помочь Дервиш. Впрочем, паша не ставил перед собой цели остудить её, а потому она беспомощно задыхалась, вся мокрая и приятно измождённая. Сафие Султан могла бы стоять рядом с их постелью, и Хандан бы не раскаялась даже ради приличия. Это чувство внизу живота, лёгкая дрожь в мышцах, дымка блаженства, перекрывающая дурные мысли.
Хандан учили доставлять удовольствие мужчине долгие годы, но Султану никто не объяснял, что наложницам тоже должно быть приятно. Дервиш был другим.
— Что там с Сафие Султан? — привстав, паша налил себе вина с характерным запахом изабеллы. — Давно я не видел тебя такой взбудораженной и, — он сделал глоток, — страстной. Что же старая Валиде Султан могла тебе такого интересного поведать?
— Налей мне. Она знает про наши отношения, и, видимо, довольно давно.
— Невероятно.
В комнату через открытое окно потянуло морской свежестью, обволакивающей и вездесущей. Будь Дервиш не аккуратен, на столе зашуршали бы бумаги, поддерживая занавески, но каждая стопочка была заботливо придавлена грузиком в соответствии с значимостью. Больше всего Хандан любила бронзовые фигурки животных. Весьма похожие она заказала для шехзаде, только немного крупнее. Осману шел четвертый год, Мехмеду — третий, Айше было почти два, вторая дочка Кёсем только появилась на свет, тогда как гречанка снова была беременна. Ещё одна наложница должна была родить в течение месяца.
— Наливай, — Хандан подняла бровь и схожим образом прогнулась в спине, давая Дервишу остановить взгляд на груди под тонкой струящейся тканью.
— Признаться, не думал, что в гареме дозволен алкоголь, — он протянул ей свой бокал и принялся наполнять ещё один, теперь уже для себя.
От неё не ускользнуло то, как паша немного поморщился, передавая ей бокал с бархатистым рубиновым вином. Недовольство на его лице всегда проявлялось лëгким прищуром, время от времени дополняемым сжатыми губами.
— У Дениз было мнение, что такое правило — только кара правителя, ненавидящего женщин, и я с ней согласна. Нет ничего лучше прохладного вина после тяжëлого дня, и, в отличие от тебя, я никогда не перебарщиваю.
— Сафие в своем духе. Больше она ничего не сказала?
— Нет. Но я съезжу к ней в другой раз, когда лучше обдумаю свои слова. Надо точно знать, как я поступлю при каждом её ответе. Она нам пока никак не навредила, значит, на то есть причина, а теперь она хочет, чтобы я нервничала.
— У неё вышло, — так же односложно ответив, Дервиш хитро улыбнулся жене и бесцеремонно спустил глаза ниже на её голые бёдра.
«Душу он мою уважает, да ты, паша, даже не слушаешь меня». Но Дервиш умел совмещать внимание её жалобам с любованием на неё, еще одно неоценимое достоинство капудан-паши. Им бы не хватило вечности насладиться общением друг с другом, короткие же моменты встреч, дарованные им, приходилось умело дробить.
— Я всё ещё боюсь её, понимаю, что не должна, но мне становится плохо от одного мысли о её присутствии. А ты мне ничего не скажешь?
— Я думаю, — на эту фразу Хандан закатила глаза. — Не причина, повод. Мы сделали нечто такое, что Сафие Султан весьма не понравилось…
Хандан хотела бы ядовито заметить, что ничего особенно или умного паша не «надумал», но решила, что, может быть, только обидит его, в то время как он мог позже предложить нечто стоящее. А пока она встала, оставив простыни лежать на месте, и прошлась по всей комнате к оружию возлюбленного супруга. Сабля была много тяжелее, нежели выглядела, и она была холодной, почти ледяной. Хандан перехватила сталь и принялась пересчитывать дефекты на металле. Небольшая погнутость, зазубрина, самый кончик словно уперли в стену — это оружие спасло жизнь Дервишу. Хотя и не смогло полностью уберечь: он до сих пор плохо обращался с правой рукой и просил не давить на рёбра. Ему было больно. И чëрно-фиолетовые пятна на коже, пускай и проходящие, служили тому доказательством.
— Сабия Хатун, Дервиш, — Хандан не убрала саблю обратно в ножны и неизменно плавно подошла к постели со стороны паши. — Мне не понравилось, как ты на неё смотрел. — Она прижала сталь к горлу Дервиша и знала, что если резко повести саблю вверх, ни один лекарь не спасет его.
Дервиш только растянулся в неприятной ухмылочке, но оставался совершенно спокойным и отстранëнным. Когда сабля оказалась прислонена к стене, а Хандан лежала к нему спиной, занятая рассматриванием своего нового искрящегося браслета, любезно преподнесённого на свадьбу, паша ласково прошёлся по бархатной спине жены, завершив свой путь влажным поцелуем в плечо.
— Вот здесь, — паша приложил горячую ладонь ближе к пояснице. — У тебя очаровательное созвездие Эридан из родинок, моя свирепая Госпожа.
Паша переместил руку на талию и прижался в плотную к ней, забирая блаженную прохладу, но это ему простилось за ещё один жадный поцелуй в шею.
— У греков была легенда, что сыну бога Фаэтона поручили управлять небесной колесницей Солнца, но он не справился, — Дервиш отвлекся на очередной поцелуй и не продолжил, пока не насладился стоном удовольствия любовницы, так отчаянно жаждавшей его прикосновений и ласки. — И Зевс, разгневавшись, сбросил самого Фаэтона в реку Эридан. Теперь мы, конечно, знаем, что звезды появились не от сражения богов, но разве не лучше бы было видеть за всем природным высшую силу, как считаешь?
Хандан глотнула воздуха, которого было слишком мало, прогнулась и, подчиняясь желанию, неосторожно взбудораженному Дервишем, спустила его руку к низу живота. На сегодня они не закончили.
— Думаю, что тебе не удастся отвлечь меня разговором о религии.
— Сабия давно не ребёнок, и ты не мог обделить это вниманием, она красива, молода. Ты даже не спорил… — рука Дервиша спустилась только немного ниже, а Хандан с ноткой разочарования закусила губу.
Это было выше её сил. Напряжение доходило до сладкой боли, но он не поторопится, Хандан знала. Если она его разозлила своим упрёком, паша заставит её умолять… Не словами. Он всë чувствует, её лëгкую дрожь, то, как она прижимается бедрами к его телу, её неровное быстрое дыхание.
— Сабия не похожа на тебя, и никто в целом мире не ты, — он коснулся губами заживающей отметины Дениз, такой же, как и у него самого, немного уколов щетиной горящую кожу. Никто больше Хандан не нужен, только он, никто другой. — Я пытался найти замену долгие годы. Среди девушек были похожие на тебя, были прекрасные, были добрые, были невинные, были замужние, — его пальцы скользят ниже, ещё немного, и конец агонии, лишь потерпеть ещё немного. — Но чëрт возьми, ни одна из них не была тобой, и ни одну из них я не любил. Сабия не исключение, и ты это знаешь.
Хандан возвращалась в гарем приподнятом настроении. Заночевала она в Старом Дворце, а уже до восхода солнца нежилась в объятиях Дервиша. Затем она вместе с Сабией оценила то, как последняя обустроила новый дом, заметно более скромный, но вместе с тем и уютный.
— Валиде Султан, — взволнованный Хаджи встретил её на пороге и протянул к ней руки, словно готовился насильно потащить её следом. — О Аллах, я за вами в Старый Дворец посылал, уже и слуги вернулись, а Вас всё нет. Где вы были, Валиде? У нас тут такая новость!
— К Сабии Хатун заезжала, — неестественно протянула Хандан, прикидывая, когда могли вернуться слуги.
Полдня вместе с пашой пролетели быстро в его постели, за его столом, среди его вещей. И возле него. С его лëгким пренебрежением к жизни и желанием просветить её в вопросах греческой мифологии.
— Эрдене Хатун рожает, Валиде, с ночи ещё.
