— Я знаю, Госпожа.
И снова пустота. Хандан захотела заполнить её какой-нибудь безделицей, приятной новостью, но не существовало во всём мире новенькой вести, интересной для них обоих в равной степени. Может, спросить о сыне? И что толку?
— Валиде, странное вы существо, напуганное и злое, — Дервиш легонько прищурился, почему-то не повернувшись к ней. — Как мы с вами дальше будем жить, скажите мне на милость? Я и так… неважно… Вас не разберёшь. Важное решение вы приняли за один день, не спорю, вышло оно довольно удачным, остроумным, время всё расставит по местам, а пока мне нечего возразить.
— Если ты таким образом выражаешь своё недовольство моими действиями, говори прямо, ни к чему передо мной стараться, изворачиваться, кто я такая, чтобы Великий Визирь передо мной отчитывался.
Хандан недовольно фыркнула, готовясь оторваться от паши, но в тоже время холодея от одной мысли, что Дервиш не найдёт причины задержать её. Она с горечью понимала, что если уйдёт сейчас, то, возможно, расстанется с ним «навсегда». Что значило это странное «навсегда» сказать было сложно, а понять и принять совершенно невозможно, и всё же это было так.
— Вот именно о таких ваших заявлениях, Валиде-султан, я и говорю, — Дервиш грубо, без намёка на некий трепет, схватил её выше локтя, впиваясь пальцами, казалось, в самые кости. — Я был бы рад, да что там, счастлив, если бы вы хоть иногда задумывались и обо мне, смотрели бы на наши с вами отношения, как лучше сказать, с моей стороны, потому что я никогда, в отличие от вас, не «изворачивался».
— Для начала отпусти меня, Дервиш, только тогда мы сможем спокойно всё обсудить.
Хандан приостановилась, отсчитывая каждый момент перед освобождением, но её рука оставалась в когтях паши, которые он явно не намеривался расцеплять, а между тем было очень больно, но она не хотела это показывать.
— Дервиш, чего ты добиваешься? Неужели ты считаешь, что мне безразличны твои чувства и ощущения, напротив, для меня это важно. Не могу поверить, что ты такого низкого мнения обо мне. Это просто смешно!
Оскалившись приятной улыбкой, Хандан, под неровное биение сердца, интригующе подняла бровь. Дервиш принялся выискивать нечто важное в ней глазами, но, очевидно, не нашёл, брезгливо, в первые за всё время, что Хандан наблюдала за ним, отдёрнул руку. Он не был из тех, кому бывало «неприятно» смотреть или трогать мерзкие, в общем понимании, вещи, а теперь…
— Спасибо, что готовите мою свадьбу, Госпожа, дай Аллах, этот союз будет удачен для нас обоих, — услужливо начал паша, что так не шло к его лицу воина.
— Очаровательно…
— Молчите, я устал, — резко перебил её Дервиш, длинными шагами удалявшийся от неё быстрее собственного самообладания.
Его знакомый силуэт исчез за ближайшим заворотом длинных каменных коридоров, Дервиш даже не хотел, чтобы Хандан смотрела, как он уходил. Недостойна. Было ли для него это «навсегда»? Если паша однажды решит вычеркнуть её со своего листа жизни, вновь на этой бумаге ей не появиться.
Ахмед был намерен распрощаться с наказанием Дервиша как можно быстрее и ещё чуть-чуть пораньше. Всего полтора месяца ушли на все, по-правде, не слишком пышные приготовления. Великий Визирь нашёл себе почти новёхонький, высокий, лёгкий дом из светлого камня, такой воздушный и парящий, в точности как и его молодая, сияющая невеста.
Сабия смирно сидела на пушистой подушке под ногами Хандан. Голова девушки клонилась из стороны в сторону от бессонной ночи, после праздника она попросилась в кровать к своей «доброй» Госпоже, которая, конечно, позволила ей остаться. Грядущая свадьба сблизила их, настолько, что Хандан тоже не смогла бы уснуть, если бы не выпила раньше несколько бокалов вина.
— Валиде-султан, нет больше силы ждать, когда мы уже поедем, — печально пропищала Сабия, запрокинув головку, утяжелённую причёской с вплетёнными лентами.
— Потерпи, милая, Ахмед должен за нами зайти, тогда и отправимся, — Хандан вообразила, как Дервиш целует румяные щеки Сабии, и содрогнулась всем телом. — А ты, я смотрю, только и мечтаешь о встрече с будущим супругом.
— Я ей всё рассказала, что знала, все-все хитрости и премудрости открыла, паша будет доволен, не сомневайтесь, — деловито заявила Айгуль с ехидной улыбочкой, обращенной к своей ученице.
Сабия стыдливо зарыла лицо в шаль, но не смогла сдержать предательски вырывавшейся из груди смешок.
Дениз вскочила и немедленно показалась из дальнего угла.
— Не у той ты спрашивала, Сабля, Валиде-султан куда лучше разбирается в мужских желаниях и помогла бы тебе понять будущего мужа, как никто иной, — Дениз заправила выбившиеся волосы за ухо, с упрёком глядя на Хандан.
Её бы это задело, если бы несколько дней раннее Дениз не назвала бы свою драгоценную Госпожу «золотой шлюхой», и возразить было нечего. Поэтому Хандан только, желая не выделяться, улыбнулась на шутку. Аль Хурра с момента помолвки Сабии словно уподобляясь Дервишу, взбунтовалась, выражала своё полное презрение к ней и появлялась в гареме всё реже. Хандан чувствовала, что ей недодали какой-то очень важной информации об окружающих её людях, она будто бы никогда и не была знакома с теми, кому посвящала столько времени своей жизни, разве что Сабия была открытой книгой, но именно её она планировала сжечь.
— Госпожа, пора, — Хаджи-ага появился живительным ливнем в засуху. — Повелитель распорядился позвать вас, едем.
С Ахмедом в карете поехала Кёсем, которая в очередной раз родила совершенно здоровую девочку, Фатьму. Имя Падишах выбирал вместе с матерью и Кёсем, а потому все её старания свелись к тому, чтобы малышка не была названа Акиле. Оно уже принадлежало другому ребёнку, ещё не рождённому и, возможно, обречённому остаться лишь мечтой. И если, когда-нибудь у Ахмеда появится дочка Акиле, значит умрёт ребёнок Хандан. Стоило ли думать об этом теперь, когда Дервиш полтора месяца не отвечал на письма и уклонялся от всех возможных встреч? Или сидя в карете с его будущей женой, имевшей все шансы и желавшей всем сердцем в скором времени обзавестись десятком детей? Хандан не жадничала, ей бы хватило всего одного, единственной причины бросить всё и всех, чёртового Дервиша, надоевший дворец, даже сына.
А между тем настало время выходить. Первая молния прилетела в Дервиша с самого захода: Ахмед поздоровался вначале с Зульфикаром и только потом с новобрачным. Было объявлено, что никах совершён и под общие возгласы приоткрыли лицо невесты. А оно было прекрасно, может быть, не самое красивое во всём необъятном мире, но свежее и сияющее этой молодостью.
— Паша, — важно начал Ахмед, не сводя карих глаз с Сабии. — Дай Аллах, ваша свадьба принесёт счастье, но не забывайте, за какие заслуги вы удостоились такой чести.
— Я всё помню, Повелитель, и крайне благодарен вам, — Дервиш смирно склонил голову, но напряжённые руки выдавали скрытый гнев.
— Благодарите Валиде-султан, матушка за вас заступалась, я делаю это исключительно из уважения к ней.
Ахмед резко повернулся, и хотя Хандан хотела немного задержаться, с силой, против её воли, утащил её назад, с завистью поглядев на поклонившуюся Сабию. Последнее было совсем плохо.
— Ахмед, Дервиш опять огорчил тебя, — Хандан старалась быть по возможности заботливой и одновременно незаинтересованной.
— Валиде, почему вы раньше не показывали мне девушку?
— Ты видел её прежде, Ахмед. Она часто играла с детьми…
— Она очень красива.
Хандан нетерпеливо закатила глаза: один не хочет видеть, другой обвиняет неизвестно в чём.
— И что, Ахмед? Она свободная и не могла войти в твой гарем! Или ты намеревался жениться и огорчить Кёсем, — хоть где-то пригодилась эта отвратительная гречанка.
— Это уже мне решать, Валиде, — Ахмед впился в её руку иронично в тоже самое место, где только недавно сияли синяки от прежнего её тяжёлого разговора.
— Прости меня, Лев мой, я и не подумала.
