Хандан мило улыбнулась, но Ахмед ни капли не успокоился, только бросил молнией холода в неё и удалился. Но оставалась одна она совсем недолго.

— Валиде, — Сабия прижалась к Госпоже всем своим худеньким телом. — Я очень счастлива сегодня! Хочу, чтобы и вы порадовались вместе со мной!

— Я рада за тебя, девочка моя, дай Аллах, ты «навсегда» останешься такой же чудесной, — она заправила девушке выбившуюся прядку волос за ухо.

— Спасибо, но вы же будете приезжать ко мне в гости потом и шехзаде с госпожами привозить? Я не представляю, как буду без них проводить время, чем я стану заниматься? О, Валиде, настанет время в моём доме будут стучать тысяча маленьких ножек и не смолкнет детский смех.

— Дай Аллах, — Хандан поцеловала девушку в лоб, пока по её щекам ручьём потекли слёзы, дело было не в Дервише, а в Сабии, у которой тоже были мечты, удивительно похожие на её собственные. Суждено ли ей осуществить их? Стоило бы развести её как можно скорее, пока ещё брак не вступил в силу и был шанс не положить её на жертвенный камень их с пашой любви.

На ночь ей выделили небольшую комнату под самой крышей, можно было бы возразить, но Хандан не захотела и осталась слушать воющий ветер. Не судьба ей была заснуть в эту отвратительную, теплую для зимы, ночь. Она лежала и вглядывалась в темноту, надеясь увидеть бескрайнее небо сквозь доски, пусть выше и была крыша.

Только стихли звуки прошедшего праздника, как под ковром раздался стук. Хандан подскочила, но угрозы не почувствовала, а потому, не вставая, зацепила ногой уголок ковра. Во тьме перед ней вырос знакомый силуэт, не приблизившийся к ней за всё время.

Дервиш заботливо закрыл люк, накрыл его ковром, а затем без намёка на душевный трепет уселся рядом с Хандан.

— Это мой подарок тебе, Хандан, надеюсь, понравится, завтра посмотришь.

Его речь звучала прерывисто, словно паша отдавал какие-то распоряжения своим подчинённым. В темноте лишь мерцали блики его бездонных, таких родных глаз, и эти горячие руки легонько коснулись её, когда он передал Хандан маленькую коробочку.

— Я зажгу свечу и посмотрю сейчас, — она потянулась к тумбе, но Дервиш взял её за подбородок и не дал пошевелиться.

— Завтра посмотришь.

— Что там?

— Кольцо с жемчужиной из Китая, ничего подобного я прежде не встречал.

— Дорого?

— Да.

Хандан ждала разъяснений или извинений, но, видимо, паша намерен был делать вид, будто бы в их отношениях ничего не изменилось. Глупо было бы испортить момент очередной истерикой, он же пришёл, он был рядом, был с ней.

— Я так тосковала, Дервиш, почему ты оставил меня одну? Я испугалась, что ты больше не захочешь меня видеть, — быстро прошептала Хандан, пока окончательно не расплакалась и всё ещё могла, хоть и с трудом, говорить.

Дервиш провёл по её волосам, на концах зажав их между пальцев и оттянув назад. Она не могла разглядеть его, и это резало живьём, словно ей действительно причиняли невыносимую боль.

— К счастью, я тебя и не вижу, — Дервиш усмехнулся, поцеловав её с нежностью в лоб, но не отпустив волосы.

Дервиш явно не намеривался говорить о своём поведении, а может, было достаточно того, что в первую брачную ночь он сидел на постели своей любовницы, вручая ей редкое, дорогое кольцо, которое стоило бы преподнести жене. А что же Сабия? Девушка, наверное, лежала посреди огромной кровати с несколькими зажжёнными свечами и гадала, правильно ли поступила, согласившись на брак, где ей не суждено было стать женой своего мужа.

— Дервиш, милый, мне так жаль, что Повелитель не доверяет тебе, как раньше, если бы я могла хоть чем-нибудь помочь, — она старалась найти общую тему, проявить необходимую заботу и взяла его руку в свою.

— Ты так обращаешься к нему, словно Ахмед не твой сын, — Дервиш вновь усмехнулся, выпутывая руку из её волос.

— Чудесно, именно сейчас ты хочешь поговорить об этом? Словно я не знаю, что безразлична своему сыну, не вижу его бесконечного пренебрежения ко мне?— кровь внутри неё закипала быстрее масла в чане. — Это выше моих сил, Дервиш! Давай не будем портить такой замечательный момент.

— Просто ответь мне, если бы с сыном у вас были хорошие отношения, мы бы сейчас сидели на этом самом месте?

Он взял её за плечи, так что тепло проникало сквозь тонкое шёлковое платье и пробиралось в самую душу, но и тело откликалось на его прикосновения, жаждало большего.

— Дервиш, если бы Ахмед ценил меня, я уже была бы твоей женой и точно бы не сидела на чердаке в качестве твоей любовницы, — прошептала Хандан, не веря самой себе и всё больше понимая, что Ахмед и был тем человеком, что толкнул её в крепкие объятия паши.

Но Дервиш, кажется, поверил в её маленькую ложь либо же не хотел сомневаться и принял её слова за чистую монету, так было просто удобнее для них обоих.

Немного подождав, она неловко коснулась губ Дервиша, который поддержал её неумелый порыв.

— Всё как в первый раз, — тихо прошептала Хандан, крепче прижимаясь к телу возлюбленного.

— Тогда ты рыдала, — лишь на секунду он оторвался от её шеи, а затем вновь продолжив спускаться ниже, одновременно укладывая её на спину.

«Я и сегодня буду», — подумала Хандан, пока первая слеза готовилась стечь по щеке, а сердце неровно колотилось от приятного волнения, расходящегося по всему телу мурашками. В целом мире не было никого, кроме них двоих, ни Ахмеда, ни его дорогой Кёсем, ни Сабии, только он и она. И неужели от этого возможно было отказаться, если бы сын тяготел к ней сильнее?

— Вы «всегда» будете только моей, Валиде Хандан Султан, никому не отдам, — послышалось откуда-то снизу, но сквозь пелену слёз это показалась Хандан приговором.

Вот и его «навсегда». Они обречены умереть, держась рука об руку, ведь он никогда её не отпустит, даже если они начнут резать друг друга живьём.

========== Ядовитое растение ==========

Всё в мире было опасно.

Каждый неловкий шаг, лишнее движение, малейшая неосторожность, крохотная ошибка могли привести к смерти, подвести страшную черту. Дервиш прекрасно знал эту нехитрую истину с самого раннего детства, когда ему в руки дали первый деревянный меч. Деньги могли обеспечить определённую защиту, это он понял в день покупки закалённой стали в самой известной кузнечной города. Служить было мерзко. Подчиняться не заслужившим своего положения — одним из худших чувств на свете. Получать от них несоразмерное вознаграждение — одним из лучших, прекраснейшим же было видеть страх потерять его в зелёных глазах одной красивой женщины, видеть её слёзы, чувствовать, как она всем телом жмётся к нему, лишь бы заставить остаться на одну секунду подольше, и быть твёрдо уверенным в том, что эта женщина никогда не предпочтёт ему другого. Даже больше, она полностью зависела от него, настолько, что порой боялась сказать лишнее слово. Последнее расстраивало Дервиша ровно в той же степени, как и льстило самолюбию. Увы, с Хандан было сложно и опасно.

Принимать решения, касающиеся государства, было не менее рискованно, особенно, когда они противоречили здравому смыслу и могли вызвать недовольство народа.

Дервиш смотрел в окно кибитки, но давно уже не видел улиц, мимо которых пролегал его путь, а в сознании стояли балконы, детали домов, подлежащие абсурдному и неоправданному налогообложению. Больше собирать плату было не за что, а если падишах сказал найти средства, их нужно достать из-под земли, а в данном случае над ней. Ахмед становился опасен. Вернее не он, а его глупые решения, ведь, как известно, султан не бывает виноват в бедах народа, а его поданные отвечают за них головами. Особенно излюбленным и крайне действенным делом была казнь Великого Визиря, если тот был не слишком знатен, чтобы улемы и благородные рода не оскорбились. Кончина Дервиша же обрадовала бы добрую половину Стамбула.

Когда он подъезжал к дому, солнце уже совсем встало, и это зимой, но сон всё ещё не окутывал мысли Дервиша, ему хотелось найти покой, хотя бы у себя дома, в комнатах, где полным делом шёл ремонт.