Но постепенно мужчины с обеих сторон начинали пьянеть, все более шуметь и Хандан решила своевременно покинуть помещение, где стала лишней. Направляясь обратно в гарем, к своему удивлению, она обнаружила, что уже была глубокая ночь, хотя, казалось, не прошло и двух часов. Время утекло незаметно, оставив после себя тусклый след праздника в душе Валиде-султан, прежде так уставшей от будничной рутины без начала и конца. Хандан смогла расслабиться и выдохнуть спокойно, и с её плеч свалился какой-то тяжкий груз, не дававший прежде дышать полной грудью. Она парила над бренной землей, словно дикая птица, какое ей дело до распрей гарема? Вот она — свобода, а Хандан столько лет жила рядом бок о бок с нею, но без возможности соприкоснуться. Она захотела провести встречу сама, ни с чьей-то подачи, а сама пожелала и ей позволили, её услышали, вернее, вообще захотели слушать. Не существует чувства приятнее свободы, и нет в мире ничего лучше, чем самостоятельно принимать решения, и столько лет Хандан не могла желать, просить, спрашивать, только ждать чужих распоряжений было ей дозволено.
Желая еще более освободиться, Хандан сняла драгоценную корону и с огромным трудом отцепила шаль. Прохладный ветер трепал её волосы, не уложенные, не убранные в прическу, не заправленные, такие, какие они есть на самом деле, пусть и не идеальные, но настоящие. Вот бы, и правда, ей стать птицей, самой настоящей и подняться в черное небо ближе к звездам, где можно отвлечься от проблем и просто наслаждаться жизнью, самой жизнью, а не её лучшими минутами, просто быть — и радоваться этому.
В парке стояли испанцы, счастливые и изрядно выпившие по поводу своего отъезда на родину. Заприметив Хандан в сопровождении только одного, да и то отстающего стражника, и явно не догадываясь о её высоком статусе, они странно загудели, указывая на неё. Сначала последовало одобрительное мурчание с их стороны, но, как всегда это бывает, в след её традиционно освистали, словно уличную девку. Но Хандан почувствовала только удовольствие от не должным образом проявленного внимания, которое значило весьма приятную вещь — Валиде-султан все ещё красива, и судя по громкости криков — очень и очень хороша собой.
Но вечеру суждено было стать отнюдь не самым радостным в воспоминаниях Хандан.
========== Рабы дворца ==========
В покоях её смиренно и терпеливо ждал верный Хаджи-ага с болтушкой Айгуль и ещё одной новенькой служанкой, прибившейся как бы случайно к стайке верных Валиде-султан. Девушка следовала за золотом и почётом, но, в отличие от многих, что и уважали Хандан, не скрывала своих корыстных целей, присыпая их пудрой из мягких шуток. Все трое живо встали и прихорошились при её появлении, должно быть, исстрадавшись от отсутствия каких-нибудь новостей.
— Госпожа, мы вас заждались, боялись не случилось ли чего, — сразу же вступил Хаджи-ага, привычно поклонившись.
— О, Хаджи-ага, со мной не случилось ничего, что не происходило бы с тобой тысячи раз, как же мне хорошо, — Хандан бросила шаль и корону на диванчик, словно безделушки, да они, и правда, совсем ничего не стоили для неё.
— Вам что-нибудь подарили, Госпожа, — встряла Айгуль, в последнее время заметно осмелев.
Стоит хоть немного поднять девушку среди обитательниц гарема, и она уже мнит себя неприкасаемой, как Айгуль, несколько раз уже огрызавшаяся на Дженнет-калфу и втихаря от Валиде-султан разбрасывавшаяся приказаниями.
— Ты все о подарках, Айгуль, но… да, мне лично привезли венецианское платье, завтра на него посмотрим, а сейчас…
— Раз вы вернулись, Госпожа, я могу быть спокоен и идти спать, — Хаджи-ага поклонился ещё раз, напоказ зевнул и нацелился в сторону двери.
— Нет, Хаджи-ага, постой, сейчас пойдём гулять, будешь сопровождать меня, я не усну пока.
— Ах, Госпожа, как можно спать, когда вы не спите, — в шутливой манере, но засыпая на ходу, отозвался слуга на слова Хандан.
— Да, подожди меня немного за дверью, только не засни, я скоро приду.
Стоило бы поменять роскошное платье, никак не подходящее для ночных прогулок, на более повседневное и простенькое, но Хандан хотелось снова быстрее оказаться на улице, на свежем воздухе, где было так легко и свободно. Поэтому было решено снять верхнюю часть, ту самую, на которую приходилась вся вышивка и драгоценности, и оставить нижнюю, представляющее собой подобие сарафана с пышной юбкой из жёсткой материи, сверху покрытой парадной тканью, такого же лифа и узких рукавов из мягкого шёлка. Выглядело несколько странно, но Хандан не намеревалась встречать гостей, так отчего же не выйти в таком виде, только бы покинуть наскучившие душные комнаты дворца.
Однообразно тёмно-зеленый парк казался Хандан райским садом, в который она попала впервые, разглядеть хоть что-нибудь было проблематично, но спасала не на шутку разыгравшаяся фантазия, теперь влекущая её дальше от гарема. Сердце Хандан замерло, когда она наконец увидела вдалеке человека, которого искала так долго глазами в темноте, ради него и только него шла она в эту отдаленную часть парка, где должны были под открытым небом встречать испанцев. Дервиш. Она плохо разминулась с ним сегодня, что бы там ни было, после праздника паша должен оттаять к своей госпоже, которая полностью осознала плачевность своего внешнего вида.
— Дервиш-паша, — она подлетела к нему, полностью настроившись на приятную беседу, — добрый вечер, вернее, ночь.
— Что вы в такое время ходите, где не надо, Валиде, — сухо и раздражённо ответил Дервиш на её приветствие.
— Мне захотелось подышать свежим воздухом, Дервиш, — Хандан старалась не поддаваться суровому настрою паши, но его реакция порядочно сбила её с толку. — Я узнать хотела, как у вас вечер прошёл.
— Хорошо, провожу я вас в гарем, Валиде, время позднее.
Великий Визирь двинулся ей навстречу с нескрываемым желанием спровадить Госпожу и избавить себя от ненужных разговоров. Он был немного пьян, а может, очень пьян, но, имея сноровку, стойко держался, Хандан не знала, однако тон паши начинал её злить.
— Дервиш, я просто хотела спросить, как всё прошло, а вы меня гоните?
— Ради Вашей же безопасности, Валиде, я пекусь о вашем благополучии.
Деваться было некуда, пусть проводит, в конце концов, медленным шагом до гарема долго идти. Хандан решила во что бы то ни стало, расспросить Дервиша о причине его пренебрежительного отношения к ней, умоляя себя не делать поспешных выводов.
— Венецианцы очень доброжелательно отзывались о нашем приёме, и, кажется, не удивились, что их женщина встречала.
Но Дервиш лишь слегка недобро улыбнулся, будто бы она произнесла нечто глупое и недостойное.
— Что же вы радуетесь, Дервиш? — спросила Хандан, стараясь оставаться дружелюбной, хотя ей становилось все труднее не сорваться. Сколько они с пашой не говорили? А он с ней так поступает!
— Вы вся сияете, Госпожа, но не обольщайтесь, для вас эта встреча первая и последняя.
— Что вы имеете в виду? Не решил ли он отравить её. Падишаха убил и её убьет. Нет-нет. Откуда такие мысли? И думать не смей, Хандан.
— Валиде, я, наверное, неправильно выразился. Я про то, что вы нас очень выручили, встретив послов, но это не повториться.
— Я понимаю это, к чему уточнения, — Хандан начинала сильнее волноваться, не имея возможность понять ход мыслей паши, но слова его отзывались в её душе нарастающей тревогой.
— Я в принципе не понимаю, зачем мы ведём этот разговор, — снова сухо и безжизненно ответил паша, — Похоже, вы больше не считаете необходимым говорить со мной, совет дивана прочесали так, что там только слуги ваши остались. Мне показалось, к Османам себя причислили, скоро вы и в падишахе нуждаться перестанете, Дервиш.
— Я просто хотела поделиться радостью, — вместо того ответила Хандан. — Не понимаю я вашего недружелюбия, Дервиш. Что-то вас беспокоит ?
— Ничего, Валиде.
И опять лёд. Хандан уже давно пожалела, что оделась так легко, теперь же её бросило в нервную дрожь. Высокомерие Дервиша пугало, неужели он отвернулся от неё? Кто же у неё останется? С кем она останется?
