— Девушки, — она привстала с дивана и дважды хлопнула, дабы привлечь всеобщее внимание, — сегодня у нас с вами большой праздник. Вы все очень достойные, и мне хочется, чтобы этот радостный день стал для вас ещё более приятным. — Хандан удержала необходимую паузу. — Падишах оставил мне дары, но я решила, что лучше будет разделить их со всеми вами. Каждая, по старшинству, сможет выбрать, что пожелает. Сохрани Аллах нашего падишаха!

Девушки явно были рады неожиданному счастью. Они зашумели и всею толпою передвинулись в обширные покои Валиде, избавив Хандан от своего общества. Она смогла разлечься на диване и дать выход накопившейся усталости.

Комментарий к Все ради сына

Небольшой опрос. Лучше выкладывать маленькие главы, как я делаю сейчас, около 4-ёх страниц, либо более крупные, скажем, в 2 раза больше, но реже?

========== Глоток свободы ==========

Сквозь сон Хандан почувствовала, как нечто тяжелое и обволакивающее взгромоздилось ей на грудь, а затем сползло на шею, так что она закашляла и от этого проснулась. Нагловатый комок шерсти и не думал двигаться со своего места, лишь только надменно приподняв голову, оказавшуюся на подушке вровень с султаншей. Пестрая Сафие, будучи непризнанной хозяйкой дворца, умела будить свою Госпожу, когда ей это требовалось и не вызывать её гнев, обтираясь об лицо Хандан.

— Эти изумрудные глаза пленили меня, — пропела, не полностью очнувшись ото сна, Хандан своей своенравной, и потому обожаемой, любимице.

Стоило ей постучать в массивные двери, как в покои влетели девушки и начали ежедневную процессию. Они как мотыльки парили по комнате, приводя ее в порядок, да так шустро, что Хандан при всем желании не смогла бы уследить кому какие обязанности принадлежат.

Обычный утренний ритуал Валиде состоял в том, чтобы одеться; сходить проведать гарем в целом; постараться либо избежать, либо принизить Дженнет-калфу; дать несколько однообразно бестолковых, Хандан не сомневалась в этом, распоряжений Хаджи-аге; зайти к Кёсем проведать младшего шехзаде и постараться не поссориться с ней; где-то раз в неделю, заявиться к Халиме, нагрубить ей, выслушать оскорбления в ответ, страшно разозлиться, выплеснуть злость на какой-нибудь провинившийся девице; и в самом конце, со спокойной душой посидеть с шехзаде Османом, которому теперь было два года и мальчик был просто очарователен. Хандан всё удалось и в этот день.

Она сидела склонившись над очередной незатейливой вышивкой для рубашечки шехзаде Османа, которую он не проносит и трех месяцев. Она любила себя занимать чем-то простым, потому как это не мешало ей думать о своем (или не думать совершенно ни о чём, создавая, однако, картинку человека занятого), либо, что было чаще, Хандан необходимо было выглядеть сдержанно и спокойно в те моменты, когда отчаянно хотелось метаться по комнате из угла в угол. Только бы не показать своей слабины. Так это перешло в привычку, а из неё в своеобразный образ жизни: скрывать все чувства за вышивкой.

— Халиме-султан, хочет видеть вас, — застенчиво проговорила Айгуль, боясь стать камнем преткновения для госпожей и лично ощутить на себе их гнев.

— Пусть войдет, — холодно ответила Хандан, но внутри неё закипала злость. Она легким движением руки расправила смявшееся полосатое платье, пересела поэффектней и уткнулась в вышивку, будто бы визит соперницы не тревожит её.

— Султанша, — бодро и обыкновенно дерзко начала Халиме.

— Что тебе нужно, Халиме? Если ты пришла устроить очередную склоку, прошу не тратить мое время.

— Будто бы, тебе есть чем его занять, Хандан, — все-таки съязвила бывшая фаворитка. — Я пришла не за этим. Я вижу, что тебе надоело мое общество, и пока лето, я бы хотела избавить тебя от этой муки. Мы с шехзаде Мустафой могли бы отправиться в старый дворец, на природу, проведать Великую Валиде Сафие Султан.

У Хандан пропал дар речи от наглости Халиме, которая в открытую просила отпустить её устраивать заговор. Она ясно осознавала, что Халиме не настолько наивна, но скрытый смысл уловить не могла.

— Халиме, ты же понимаешь, что ответ нет?

— Почему же? — хитро глядела темноволосая лисица с такими же темными горящими глазами.

— Я думаю, ты знаешь.

— Допустим знаю.

— Зачем спрашиваешь?

— Всегда было интересно смотреть на твою реакцию, Хандан.

— Я вроде бы просила тебя уйти, если нет серьезных предложений.

— Так они есть.

«Господи» — Хандан начала терять шаткое душевное равновесие, со всех сил сжимая пяльцы, но зная, что нельзя показывать эмоции этой дьяволице.

— Тогда я слушаю, — голос едва подчинялся Хандан, дрожь пробирала до самых костей, грозясь выплеснуться наружу и поглотить Халиме целиком.

— Я хочу себе ещё одну девушку в услужение.

— Это все, Халиме?

— Это все.

— Я прикажу найти подходящую девушку, и дабы это все, оставь меня одну, дел много.

Когда до ужаса довольная собой Халиме со своей лисьей улыбкой вышла из покоев Валиде, Хандан отбросила вышивку в сторону и растеклась по дивану. «Господи, это женщина создана, чтобы мучить меня» — подумала она, выглянув за окно. «А ведь, и правда, лето. Надо бы прогуляться, что тут сидеть, взаперти, в духоте, в одиночестве. Османа взять надо, вместе пройдёмся. Хотя, нет. Одна пойду, с Хаджи-агой»

В коридоре Хандан снова встретилась Халиме, одетая не хуже самой Валиде-султан и держащая себя так, будто бы была ровня ей. Вот и служанки смотрят на Хандан с некоторым презрением, хоть они внешне преданны ей, это отнюдь не уважение, не то, которое проявляли к Сафие-султан, совсем не то. Эти надменные взгляды, шепот за спиной, оскорбляющий Хандан со всех возможных сторон, высмеивающий даже самую малую неаккуратность.

Парк в самый расцвет лета был на удивление непривлекателен, даже яркая зелень отражающая полуденный яркий солнечный свет угнетала. Никаких других цветов — только зеленый. Весной распускались кустарнички акации, всевозможные цветы, растеньица, травы — встречались на каждом шагу к месту и не к стати, но они были. Ближе к осени тоже нет-нет, а что-то пестрело, какие-то растения начинали уже желтеть, не дождавшись холодов, а посередине лета — абсолютно ничего, даже светлые зимы, несмотря на холод, Хандан любила куда больше. Так было и с её жизнью: самые лучшие годы, но совершенно однообразные, скучные, бестолковые.

Издалека доносилось шумное обсуждение какого-то вопроса, по тому как горячо мужчины выкрикивали свое мнение, будто дети малые таблицу умножения, тема была несерьезной. Если люди не боятся выражать свое мнение — значит не боятся лишиться за него головы. Хандан решила послушать, о чем таком спорят ближайшие советники сына.

Мужчины с белоснежно слепящими головными уборами, по размеру — добрая треть от них самих, стояли в небольшом кружке, даже не обращая внимание на подошедшую Валиде. Среди них явно выделялся Дервиш, хотя бы потому, что тюрбан его был с виду приемлемым и не нарушал пропорций. Великий Визирь ничего не говорил, задумчиво вглядываясь в крыши домов, видневшихся за стеной дворца. Он легонько улыбался, должно быть, не сильно увлеченный ведущимся рядом с ним разговором и полностью презиравший всех своих нынешних советников, да и львов среди них не осталось — одни овцы, Дервиш позаботился об этом. Хандан любила наблюдать за ним, за тем, как он ходит, что и с кем говорит, к кому обращается с уважением, а по отношению к кому допускает дерзость. Все в нем: жесты, движения, фразы были по-военному отточены и доведены до совершенства, не возможно было угадать ни его мыслей, ни чувств, ни тем более намерений и страхов. Хандан завораживали эти особенности, как пленит огонь своей опасной красотой и могуществом, обуять которое способен не каждый. Дервиш был беспощадным хищником дворца, а она — его единственной слабостью, избавься паша от Валиде, и перед ним распахнулись бы все потайные двери, но он не мог. Или не хотел?

— Валиде, — один из пашей все-таки заметил наблюдающую за собранием Хандан, и поклонился. За ним последовали и остальные участники пылкой дискуссии.