— Смотр-ри! — Гордо воскликнул принц, приглушив мотор.

Жолдыз вытянулась вперёд, пригляделась, и ахнула. Через темные облака пробивалось засыпанное снегом горное плато, изгибавшееся меж двух пик. Бесконечное темное небо, засыпанное блестящими во мраке звёздами всех цветов и форм, огибало устремляющиеся в бесконечность горные шпили. Нетронутая, фантастическая красота, а вокруг всего этого тишина.

Но умиротворение было не долгим — совершенно случайно Бальтазара перевесило в бок, агрегат сорвался с места и под крики его наездников покатился вниз. Бальтазар, вытянув ноги вперёд, со вставшим в горло комом судорожно метался меж шнуром, заводящим мотор, и мелкими щелями в веере вылетающего из-под колёс снега, через которые виднелись нередкие препятствия, едва ли не приводившие чудо-машину к падению с крутого ледника. Жолдыз, мёртвой хваткой вцепившись в Бальтазара, потеряла дар речи от страха и начинала лишь неразборчиво пищать что-то при виде каждого камня или ледяного выступа, столкновение с которым тут же прерывалось резким разворотом руля. Наконец, заглохшая машина вновь издала грозный рык и, уже подвластная своему всаднику, скатилась вниз и рывком остановилась у подножия утёса, скинув и Бальтазара, и Жолдыз в снег. С секунду девушка лежала в холодной гуще замерзшей воды, после чего, опираясь на дрожащие руки, начала приподниматься и тут же получила снежком прямо по лицу. Опомнившись, девушка вскочила на ноги, и горящими адским пламенем глазами в два прыжка оказалась прямо перед нервно смеющимся Бальтазаром.

— Да ты! Он ещё и смеётся! Да я тебя на куски порву! — Эхом разносился в горной тишине крик Звёздочки, повалившей в эту же секунду принца в сугроб. — Да я тебя закопаю! Слышишь?! Прямо здесь! Ни стыда, ни совести, чёрт бы тебя съел!

Началась возня. После того, как юноша с девушкой вдоволь насмеялись, нападались и с головой засыпали друг друга снегом, они, уставшие, раскрасневшиеся, но до одури счастливые, повалились на спину. Вновь воцарилась первозданная тишина.

Бальтазар, пребывая в трансе, молча смотрел, как лёгкая струйка пара, выходящая изо рта, плавно растворяется на фоне гущи звёзд в чёрном небе. Сотни, тысячи, миллиарды — они, будто первозданные творцы, немо смотрели на них, маленьких букашек, пребывающих в этом храме вечности, до которого ещё не коснулась земная суета, предрассудки и прочее временное и навязанное. Здесь витал дух истины. Того, что не сможет описать ни один язык. Это надо почувствовать. И Бальтазар чувствовал. Это было то самое ощущение, которое души людей приносят с собой после рождения, выходя в материальный мир из вечности, и которое потом, словно эхо, изредка навещает человечество во снах. Его пытались описать тысячи поэтов, философов, деятелей науки, и мало у кого это выходило.

— А знаешь что?

Бальтазар на секунду отвлёкся и вопросительно хмыкнул.

— У нас в народе считается, что… Видишь во-о-он ту цепочку звёзд?

Принц ответил не сразу.

— Видишь? — Жолдыз пододвинулась ближе и указала на небо.

— Да вижу, вижу, и что там?

— Наш народ кочевой, поэтому мы строили дома, которые легко собираются и разбираются. Каркас нашего дома состоит из жестких деревянных прутьев, которые скрепляются под потолком. Такое крепление называется "шарш", понимаешь?

— Шар-рш. — Задумчиво протянул Бальтазар, будто пробуя это слово на вкус. — Понятно.

— Так вот, говорят, что таких звёздных цепочек на нашем небе и во вселенной великое множество, и вместе они тоже образуют свой "шарш", благодаря которому всё и держится. — Жолдыз задрала голову, поглядев на темную макушку своего слушателя. — Понимаешь? Мы все — одна конструкция, закреплённая в одном месте.

Бальтазар слушал, осознавал, и всё не переставал смотреть вверх. Смотря на бескрайнюю красоту неба, играющую во мраке ночи свою слышимую лишь чистым сердцем музыку. Невольно становилось страшно. Страшно из-за того, что это маленькое плато сейчас возьмёт, перевернётся и ты улетишь прямо в эту вечность. И будешь там падать, падать, падать и падать. И конца не будет твоему падению в первородную черноту.

— Моторолл.

У Жолдыз что-то сжалось на секунду внутри от неожиданности. Девушка приподнялась на локте. Голова слегка закружилась от долгого лежания на спине.

— Что, прости?

— Вот это вот, — Бальтазар, не отрываясь от созерцания звёзд, указал большим пальцем на стоявший позади них агрегат. — Назову Мотороллом.

Длинный и худой лев Люис уныло глядел близорукими глазами на размытую картину ледяной тундры, столь родной и привычной. Он всегда был таким: немым, немного тугоумным, но на это были свои причины. Люис по своей натуре был очень мечтательной и даже философской личностью. Быть может, родись он человеком, он бы стал очень известен благодаря своим глубокомысленным письменным работам, побуждавшим остальных вдумываться и наслаждаться самыми, казалось бы, незначительными вещами.

Вдруг что-то легко ткнуло льва в бок. Это была слепая Сильва, которая, наклонив морду с двумя похожими на стеклянные шарики глазами в сторону, смотрела на возлюбленного с её всегдашней нежной и немного грустной улыбкой. Хоть она и была лишена возможности наслаждаться красотами этого мира, но решила для себя раз и навсегда, что если этот мир и впрямь настолько великолепен, то она лучше будет улыбаться ему, чем будет вечно сетовать на свою несчастную судьбу. Она надеялась, что таким образом мир станет ещё красивее, и все вокруг, заметив это, наконец-то начнут наслаждаться тем неощутимым для них богатством, что у них есть.

— Брату стало хуже? — Поднял уши лев. Сильва покачала серебристой головой.

— Напротив. Жар спал, скоро и на ноги подняться сможет.

— Это хорошо. — Облегчённо выдохнул Люис, а про себя ещё добавил: — А то когда он болен — настроение у него ещё хуже.

Медленным шагом львица приблизилась к Люису и плавно опустилась на каменный пол, покрытый тонким слоем льда, после чего устремила взор стеклянных глаз в пустоту. Очнувшись от уж было начавшего вновь его опутывать транса Люис мимолётно взглянул на собеседницу и тут же, спохватившись, посмотрел вперёд и начал перечислять всё видимое им:

— Снег. Много снега. Всё белым-бело. Пространство уходит далеко-далеко в даль, соприкасается с чёрным небом. На нём цветные огни. Они медленно танцуют, меняя свой цвет.

А Сильва всё слушала и слушала, не меняя выражения морды. И видно было, что в ней происходит какая-то метаморфоза, будто из ничего, из полной пустоты в её голове прямо сейчас и рождается всё это в ведомой лишь одной ей форме, и она безмолвно наслаждается этим божественным видом.

Сказать честно, Сильва уже давно не просит более своего друга это делать. Лишь несколько раз она попросила Люиса: «Расскажи мне о том, что ты видишь, а я попытаюсь представить», но он с тех пор начал делать это постоянно, стоило только серебристой львице оказаться рядом с ним близ этого большого пролома в стене высокой башни, принадлежавшей старинному, покинутому замку, в котором ныне проживает весь их прайд. Это была их традиция.

— Г… Горы. — Всё продолжал перечислять Люис, уже поддавшись вперёд и прищурив глаза. После травмы головы исполнять свои негласные обязанности перед Сильвой стало определённо сложнее. — З-Звёзды ещё, кажется… И…

— Лорд!!!

— Ло… Что?! — Люис аж подскочил на месте и начал судорожно озираться по сторонам. Наконец, утихомирившись, лев посмотрел в одно место и разглядел приближающуюся к дворцу тёмную точку, очертания которой вырисовывались всё отчётливее и отчётливее с каждым метром, что преодолевал одним рывком этот неизвестный.

— Лорд! Лорд вернулся! Жив! Здоров! Да как возмужал! — Послышалось отовсюду радостное рычание, под которое многие львы сбегались на «главную площадь», что представляла из себя большую прямоугольную каменную плиту перед дворцом, чтобы поглядеть своими глазами на возвратившегося короля.