— Ты это сейчас серьёзно? — Имир, демонстративно запрокинув голову назад, надрывно усмехнулся. — Лейв, Бальтазар — псих. А с психами беседовать бес-по-лез-но. Они сами иной раз не знают, что с ними такое, чего они хотят, да и вообще… Мне-то откуда знать? Это надо у самого Зигмунда спросить… И-и да, кстати… — Имир вдруг резко помрачнел и призадумался. — А ты как узнал, что эти закорючки в твоём альбоме как-то подействуют на листву?

— Что?

— Ну, когда мы Агния ловили. — Парень кивнул в сторону всё это время стоявшего поодаль и не смевшего вмешиваться в разговор мальчика.

— А-а, ну, я чисто по рефлексу. Ты же понимаешь, всегда, когда у нас что-то в доме падало, я это «что-то» ловил. Помнишь? Вот и привык.

— Хорошо, хорошо, понял. Но… Действия альбома же распространяются лишь на предметы, на которые воздействовал Зигм-у-унд… — Последние слова по громкости шли на спад, словно по ступенькам. Очевидно было, что Имир сейчас очень сильно пожалел, что вообще начал разговор об этом. На мгновение воцарилась гробовая тишина.

— Т-Ты этим что хотел сказать? — Наконец несмело прервал всеобщее молчание Лейв, не сводя широко распахнутых глаз с брата. — Из него что, эту силу выкачали? Его там что, пытают?

— А-а-ах, Лейв, Агний, слушайте… Мы за сегодня достаточно сильно устали, так ведь? — Попытался, как смог, разрядить обстановку, и, приобняв обоих мальчиков за предплечья, продолжил:

— Ведь устали, так ведь? Во-о-от, в таком случае — спать. Здоровый сон — счастливое утро! Всё! Баю — бай!

Хоть это и было лишь спонтанным предлогом для того, чтобы отвлечь мальчиков, не прошло и десяти минут, как с самодельных лежанок послышалось сладкое посапывание, которое буквально гипнотизировало и без этого валившегося с ног Имира.

Агний заснул быстро. И снилась ему Искури. И Орландо. И Имир с Лейвом. И люди с ковчега. Они смеялись, разговаривали о чём-то и были счастливы. Как большая, дружная… семья? Но всё-таки больше всего мальчику запомнилась именно Искури. Она часто обнимала его, с увлечением о чём-то с ним беседовала, с увлечением говорила о том, какие их всех ждут великие дела и что при поддержке Агния и всех остальных рабов они точно победят, и при этом через каждые десять минут интересуясь, не хочет ли мальчик есть. У Агния было не слишком много примеров, чтобы сравнить, но он был уверен, что именно так и ведёт себя настоящая мама. И образ этой «мамы» ещё долго будет следовать за маленьким рабом в его последующих злоключениях.

Имир тем временем думал.

А если так подумать, то Лейв прав. Пусть и не договорился, но… Почему Зигмунд ничего не предпринял? Что было в этом ироде такого особенного, что величественный мудрец, живущий на земле не один век и до капилляров пальцев закаленный жестким воспитанием носившего военный чин родителя смог вот так просто оставить эту мерзость в живых? Да, сейчас Бальтазар определенно сильнее, это и объяснимо, он наверняка не один год готовился к этому вторжению, но тогда? Тогда-то что воспрепятствовало самому жесткому суду над самопровозглашенным королём? Учитель же всегда так нетерпимо относился к своим ошибкам, так чего же ему стоило просто устранить одну из них одним взмахом руки?

— Зиг, ну почему же?

Внезапно раздавшийся со стороны приглушенный клич заставил парня на мгновение потерять способность дышать. Гор сидел всё на той же ветке и внимательно глядел на своего подопечного, чуть наклонив при этом пернатую головку в сторону.

— Тфу-ты, блин… — Прошипел про себя Имир, после чего вновь бросил взгляд в сторону сапсана. — Ну? Чего молчишь? Наверняка Бальтазара еще пацаном застал, так ведь? — В ответ послышался еле слышный присвист.

— Ну, и чё? Сразу расписывал, как предков своих потрошить будет, или как? — Имир нервно усмехнулся, а потом присел на специально поставленное около костра толстое палено, перевел взгляд на танцующие в ночной мгле языки пламени и тяжко вздохнул. Тем временем Гор подлетел ближе.

— Я всё равно в жизни не поверю, что этот больной урод стоил хотя-бы сороковой доли тех жизней, которых он угробил.

После этого на несколько мгновений вновь воцарилась гробовая тишина, пока Имир, всплеснув руками, наконец, резко не поднялся с места и с короткой фразой: «Ладно, всё, на боковую» не направился к своему спальному месту.

Гор терпеливо проследил, как ворчливый юноша тушит костёр, стягивает с себя тяжелые сапоги, как укутывается в тонкий плед, некогда называемый им же «салфеткой», и медленно погружается в мир снов. Постепенно, ночная тишь обволокла поляну своими невесомыми руками. Только ему, Гору, нельзя утихомириться.

Пусть он и не простая птица, которая мало того, что прекрасно понимает человеческую речь, так еще и живет бок-о-бок со своим хозяином добрую половину его насыщенной жизни, но всё-таки, как говорил Зиг, и далеко не раз, «Гор — птиц умная, но заносчивая». И это проявлялось в том, что Гор, хоть и был обогащен опытом, но всё-таки еще решался, как неосторожный юнец в молодые свои годы, на отчаянные поступки.

Едва всё на поляне затихло, сапсан еще раз внимательно огляделся и посмотрел на звездное небо, которое выглядело сейчас словно нереальная картинка, приклеенная к простирающемуся до самого горизонта куполу. Ночь еще совсем не глубокая. Заря нагрянет не скоро. Лес дремучий, никто сюда не сунется. А мальчики, в силу событий сегодняшнего дня, проснутся в достаточно поздний час.

Авось, успеет?

Наконец, собрав все свои птичьи силы в желтую лавку и всполошив перья на крыльях и холке, Гор спикировал с ветки вниз и стрелой вознёсся в небо. Он исчез, и даже не заметил перед своим отлетом, что Имир-то вовсе и не спит.

Не подавая ни одного признака бодрствования, молодой человек в упор глядел в спину лежавшего примерно в метре от него и видящего уже девятый сон Агния.

«…Имеет право, при сокрытии врага другого…» — Имир зажмурился, подобрал под себя ноги и вперся лицом в колени. — «Нет, так нельзя! Это бред какой-то… Хотя…» — Парень опять посмотрел на худую, с проглядывавшим сквозь тонкую кожу спину бывшего раба и вновь в его голове начались титанические вычисления, схожие лишь с точным до микромиллиметров вычислением расстояния от Солнца до Земли.

«Извини, Агний. Но так будет лучше всем. Или, по крайней мере, большинству»

***

— Ну-с, вы готовы?

— Момент! — Подняв указательный палец свободной руки, Бальтазар протянул это с наигранным акцентом, который, при нынешнем состоянии царя, показался еще более нелепым и глупым. После этого был до самого дна опустошён пятый бокал второй бутылки за день. После выпитого Бальтазар сильно морщил лицо, раздувал обросшие, словно дремучим лесом неухоженное поле, густой, хоть и короткой, бородой щеки, отчего создавалось такое впечатление, что его сейчас стошнит. А это, вообще-то, было очень даже вероятно. К запланированному на сегодня допросу король подошел максимально ответственно, и начал морально подготавливаться еще с самого утра.

— Вы настолько сильно боитесь встречи с ним? — Чуть приподняв бровь спросил Внутренний Советник. Бальтазар в ответ лишь отвернул скривившееся лицо в сторону и замахал ладонью в сторону собеседника, словно маленький ребенок, отбивающийся от невкусной еды, которую в него пытаются насильно запихнуть. После этого мужчина сразу потянулся к стоявшей у подножия трона бутылке, потряс ею сначала над бокалом, потом над своей зловонной пастью, и, убедившись, что в сосуде не осталось и капли сладкого яда, зашвырнул его во тьму тронного зала и тот, разумеется, разлетелся на кусочки.

— Ладно, всё, пошли. — Еле шевеля губами, пробубнил Бальтазар и начал поднимать свою тушу со столь когда-то им желанного трона, будто она весит целую тонну. Но стоило ему сделать лишь несколько шагов на слабых ногах, как одна из них, как и следовало ожидать, подогнулась и незадачливый правитель плюхнулся на ступени мраморного пьедестала, на котором стояло место его, Бальтазара, каждодневного сидения, и издал протяжный стон, похожий больше на скрип не смазанной двери.