Тысячу лет назад это имело некоторый смысл. Тогда скорость распространения информации определялась (по максимуму) скоростью полета почтового голубя. Расстояния были велики, коммуникации ненадежны, обработка поступивших сведений и принятие решений на их основе занимали уйму времени. Но даже тогда сомневаться в верности высказывания «Что знают двое, знает и свинья» было, в целом, не принято.

Полтысячелетия спустя один-единственный телефонный звонок объекта мог спутать нейтрализаторам все карты. Сейчас же…

Сейчас убивать ради пресечения распространения информации имело смысл только в том случае: если распространение надо не пресечь (что невозможно по определению), а замедлить. Если надо просто придержать сведения до вполне конкретного, очень близкого, момента. Момента, после которого уже совершенно неважно, кто что знал. Момента, после которого поздно что-то предпринимать.

А это означало, в свою очередь, что у неё очень мало времени.

– Меньше, чем ты думаешь, – негромко сказал Дерек Коул, и Лана сообразила, что проговорила последнюю мысль вслух.

– Почему? – девушка легко поднялась на ноги. Вовремя полученный пончик сделал своё дело, и, хотя от куска полупрожаренного мяса она бы не отказалась, сил заметно прибавилось.

– Со мной только что связался дежурный хирург клиники. Туда примчался Рисов папаша.

– И что? – в животе начал сворачиваться холодный тугой узел – верный признак грядущих неприятностей.

– Он настаивает на том, чтобы его сыну дали спокойно умереть, – Дерек смотрел на неё странно: требовательно, с какой-то непонятной тоской в глазах.

– Настаивает, значит… – пробормотала Лана, судорожно соображая, что бы это значило. – А он имеет такое право?

– Рис без сознания. Так что, теоретически – да. Как отец и ближайший кровный родственник. Таковы наши законы.

– Ты сказал «теоретически». А практически?

– А практически жена в этом вопросе имеет право первого голоса.

– Рис женат?!!

Ну и новость…

– Твою ж мать!.. сроду не спала с женатыми… вот спасибо, Хаузер, сделал из меня шлюху… и где она? Жена? Согласие на лечение я обеспечу, надо будет – зубами выгрызу, нам бы только успеть и…

– Катрина, – осторожно, словно обращаясь к напуганному ребенку или буйному сумасшедшему, произнес Дерек, – ТЫ – жена Риса.

– Чего-о?!!

– Его жена – ты.

Лана с силой потерла виски костяшками пальцев – обожженные подушечки слишком болели.

– Погоди, Дерек. Погоди. Не так быстро. Так вот это его «миссис Хаузер»… я-то думала, он о матери, ну, типа, сообщить… вы тут все такие церемонные… да что за чушь!

– Не чушь, – вмешался в разговор Пит Старки. В глазах его мелькнуло что-то вроде досады. Мелькнуло – и пропало. – Не чушь. Аделаиду начали заселять перед Войной Корпораций и…

– И сначала завозили в основном мужчин, как и везде, – закончила за него Лана. – Потом война прервала сообщение… понимаю. Кто успел – того и жена.

– Примерно. Закон давно не имеет практического смысла, но его никто не отменял. И если мужчина в присутствии представителя власти трижды называет женщину женой…

– Ясно. Вообще-то, так разводятся мусульмане, но чтобы христиане женились!

Лана уже шла к коптеру Старки, не оглядываясь, следует ли за ней кто-нибудь. Кстати, следовали. Ещё и как.

– Ладно, это потом. Пит, подбросишь до Лонгхорна? Я этому самому папаше покажу – спокойно умереть! Он у меня сам, на хрен, умрёт!

Лане доводилось встречать толковых пилотов, причем неоднократно. Но того же Лобстера из взвода Эрнестины Дюпре Пит Старки «сделал» бы, не напрягаясь. Это ощущалось во всём: в легчайшем отрыве от поверхности, в плавном наборе высоты, в почти неощутимых маневрах. С таким пилотягой за пультом пассажир мог спать, резаться в покер – или думать.

Капрал Дитц предпочла последний вариант. Её пока ещё теория об убийствах с целью задержки распространения информации была бы достаточно стройной, если бы не «горб» в лице Бернадетт Шенуа. Лана не видела логики в поступках означенной дамочки.

Допустим, крыло и подвес Риса испортила Бернадетт. Если говорить о той же логике, больше некому. Но вот порча вышла какая-то странная. Активатор, настроенный на срабатывание после определенного числа запусков оборудования и, одновременно, на конкретное время свободного падения… начинка, самоуничтожившаяся в процессе…

Что делает человек, у которого не раскрылось крыло? Что он делает до последней секунды, до самой гибели? Разумеется, пытается активировать подвес. Но пусть даже он растерялся, запаниковал, парализован страхом… неважно. В данном конкретном случае, по оценке спецов Тома, если бы Лана не подхватила Риса на свой «Арджентайн»… через три секунды – и секунд за десять до поверхности воды! – крыло заработало бы. Покушение налицо, но цель-то его какова? И зачем Бернадетт вернулась на Руби?

Если проконтролировать действие установленного оборудования – то чего ради стрелять? Добавить перчику? Ох, не складывается. А если убить Риса (о чём говорят все последующие события) – то с какого боку тут «добавки» к крылу?

И потом. Вся история с попыткой пристрелить Риса, убийствами Диксона и Мерсера очень круто замешана на времени. А ведь Бернадетт УЖЕ была готова и ждала найма. Допустим, Мерсера грохнули, чтобы никто не мог выйти на Бернадетт и её настоящих нанимателей. Но омолаживающие процедуры занимают не день и даже не неделю. Рано или поздно Рис обратился бы в «Райскую птицу», потому что в случае необходимости иметь спутницу обращался туда и только туда. Однако кто мог гарантировать, что именно в этот раз он полетит на Руби не один?

Двойственность, непонятная двойственность… ДВА контракта?!

Лана резко выпрямилась в кресле. До Лонгхорна оставались считанные минуты, впереди уже показались несколько узких, искусно подсвеченных, слегка изогнутых горных пиков, давших название городу[35]. Думать следовало предельно быстро.

Кто такая Бернадетт? К поганым крысам имя, ЧТО она такое? Старушка, выдернутая из глубочайшей консервации – так, кажется, выразился Рис. И старушка непростая. Предположим, профессиональный стрелок, киллер, мирно живёт на заслуженной пенсии. И тут ей предлагают вернуться в строй, более того, дают денег на омоложение. Вот ты, дорогуша, упустила бы такой шанс? Да ни в жизнь!

Итак, ты омолодилась и сидишь, ждёшь, когда тебя подсунут очень конкретному клиенту. Причем – ах, женщины! – внешне ты омолодилась куда сильнее, чем предполагал твой реальный (а не заказанный) наниматель. Зачем? Ну, это же просто. По окончании текущего контракта ты сможешь предложить свои услуги кому угодно. И заменить то же изношенное адреналином сердце труда не составит, потому что молодая ты стоишь куда дороже зрелой, а тем более старой. Будут денежки, будут, тут главное – стартовый капитал. И ты его себе создала.

Вот только первый контракт ты не выполнила или выполнила, но не до конца. По независящим от тебя обстоятельствам: клиент увлекся рыжей официанткой и выставил тебя. Выставил без треска, но весьма решительно. Впрочем, большого значения это не имеет, соответствующее оборудование ты уже успела установить. Как успела – наверняка, по-другому и быть не может! – проинформировать о своём возвращении к активной деятельности тех, кому следует об этом знать.

И тут вдруг выясняется, что этим самым загадочным «тем» зачем-то понадобилась смерть Риса Хаузера, твоего первого «контрактника». А ты совсем рядом, под рукой, можно сказать. И твоя квалификация вполне соответствует поставленным целям. По крайней мере, твоя «молодая» квалификация. Но о разнице «те» не знают. Не дура же ты – сообщать им, что омоложение было сугубо внешним?

Да, если допустить возможность совпадения – а Лана Дитц её допускала – то всё вполне логично. Вот только в чём состояла суть первого контракта? Убить – но не совсем. Напугать. Заставить насторожиться и… и что? С точки зрения заказчика – что? Проверить реакцию? Проверить…