- Но ведь у большинства на воле есть семья, друзья, любимые люди…

- Знаешь, любимые люди чаше всего заканчиваются очень быстро, ещё на этапе судопроизводства. Это большая редкость, когда к кому-нибудь приезжает именно что любимый человек. Причем были такие дичайшие истории, когда, к примеру, любимый приезжал на длительное свидание просто, так, с пустыми руками. Приезжал исключительно для того, чтобы, Скажем так, «тесно пообщаться» и подхарчиться. То бишь девочка три месяца усиленно вкалывала, откладывала деньги, чтобы оплатить за него комнату свидания, кормежку и прочее…

- А как долго может продолжаться подобная ветрена?

- Если это краткосрочное свидание, то всего несколько часов. Но, кстати, и такой лимит до конца, как правило, не просиживают. Чаще всего народ приезжает ненадолго - формально отдать семейный долг, отметиться и поскорее уехать.

- Совсем не о чем говорить?

- В некоторых случаях действительно не о чем. В других, особенно если это уже третья, четвертая, пятая ходка, сам начинаешь хорошо понимать близких, которых, мягко говоря, это дело уже достало. К тому же свидание - штука достаточно тяжелая. Как только ты заходишь за забор, создается впечатление, что на тебя начинает давить килограммов эдак на девятьсот побольше. Психологически очень непросто. Но есть ещё и длительные свидания, те, которые максимум на трое суток. Вот это уже гораздо больше походит на кусочек воли.

Здесь и обращение немножко другое, да и родня может тебя похолить-полелеять. Но на длительные свидания приезжают редко.

- «Холить-лелеять» на протяжении трех суток - это поощрение или норма?

- Вообще-то норма. Но поощрения тоже существуют. В виде благодарности, в виде того же дополнительного свидания, дополнительного звонка. Хотя со звонками «оттуда» на волю сейчас стало гораздо легче.

- В смысле обзавелись мобильниками?

- Нет, мобильники у женщин такая же редкость, как и наркотики. Помню, как-то На «Арсеналку» перевели мужиков. Так они в первый же день взвыли, Потому что местные опера сразу поотбирали у них деньги И телефоны. И стало им после этого ой как скучно. Начались вопросы-просьбы: дай телефончик. А тебе, мил-человек, какой? Оперчасти? Домашний? Рабочий? Они: как же так, три года тут паришься, а мобильного до сих пор нет? А вот представь себе - нет.

Однажды, когда на нас поступил сигнал про мобильник, то в его поисках одну камеру чуть ли не по кирпичикам разнесли. После шмона такое впечатление, что имел место атомный взрыв. Причем два раза подряд.

- Словом, налицо ущемление прав женщин.

- Режим есть режим. Да и, по большому счету, что я могла сказать по мобильному? Мама, привези мне макарон? Да, порой очень Хотелось пообщаться, но ведь по трубке много не наговоришь. Что же до ущемления прав… Так ведь там постоянно идет это самое ущемление. Но заключается оно отнюдь не в том, что у тебя отобрали мобильный телефон.

Знаешь, есть такая прибаутка «хорошо сидим»? Так вот, нормальный, я подчеркиваю, нормальный человек не может ТАМ хорошо сидеть. Какую бы он должность ни занимал, сколько бы передач и длительных свиданий ни получал. Не может!

- А как же «не забуду мать родную», сирень тюрьму? Есть ведь и на женской зоне такие, для кого она дом родной?

- Ну да, есть и такие.

- Что-то вроде аналога законников? Воры в законе, но только в юбке?

- Нет, сейчас, скорее всего, таких уже нет. По крайней мере с подобными людьми я там не сталкивалась ни разу. Да, периодически пытались отдельные личности, «старожилы» навязывать свои законы, вводить понятия…

Но в наши дни тюрьма практически на девяносто девять процентов состоит из наркоманов, у которых, сам понимаешь, никаких понятий не может быть в принципе.

- Так уж и девяносто девять процентов?

- Хорошо, пусть будет чуть меньше, но совсем ненамного. Вот, к примеру, как это было у меня: представь, камера, так называемый «собачник». Короче, карантин. В этой камере сидят пятнадцать человек, из них только три не наркомана. Вот такое соотношение.

- У меня ещё такой вопрос, уж извини, но связанный с женской физиологией. Если после «заслуженного» длительного свидания женщина беременеет, что происходит потом?

- Для этого перед свиданием тебе в обязательном порядке вручают средства предохранения. Но уж если так случилось, как правило, начинают уговаривать сделать аборт. Нет, конечно, бывают случаи, когда девочки идут в отказ и все равно рожают, но в большинстве случаев все-таки аборт.

- И как материнство сказывается на положении сиделицы?

- А никак. Беременная практически до последнего момента сидит вместе со всеми в общей камере. Была у нас такая история, когда одна девочка мало того, что потеряла ребенка, но при этом сама чуть не умерла. И все это в общей, на глазах у всех. Но, когда ребенок рождается, молодую маму все-таки переселяют в отдельную, и после этого на зоне со своим ребенком вроде как до трех лет можно находиться. Но если твой срок больше - надо ребенка отдавать на волю.

- То есть заводить детей, чтобы попытаться соскочить, дело заведомо гиблое?

- Да, практически это ни на что не влияет. Как ты говоришь, «соскочить» чаще всего можно только за деньги. Это когда на воле есть кто-то, кто продолжает о тебе заботиться, кто постоянно теребит адвокатов и так далее. Если таких людей у тебя нет, то, скорее всего, так и будешь сидеть. Даже если родишь шестерых сразу… Хотя за шестерых, думаю, все-таки выпустят (смеется. - Авт.).

…Что беременность? У нас ведь даже раковые больные содержались. И ничего, сидели на общих правах. Но, пойми правильно, это ни в коем случае не претензия к сотрудникам ГУИНа. К подавляющему большинству тех, с кем мне там довелось общаться, я не испытываю ни малейшей злости, даже наоборот. Они по возможности старались нам помочь. И если кто-то серьезно заболевает - да ради бога, была б их воля, они бы всех освободили. Но - извините, от них ничего не зависит. Вот сидела с нами женщина, 59 лет, диагноз - рак гортани.

Боли дикие, а куда её денешь? Свозят на МОБ, через какое-то время вернут обратно, и что? Это же не лечится. Да и нечем им лечить… Притом что врачи там работают уникальные, вот только лекарств нормальных нет, денег нет. В общем, исключительно «крестом и молитвой».

Была ещё одна девочка, тоже раковая больная. Вот ей повезло чуть больше - ей на химиотерапию дали денег финны, представители лютеранской конфессий. И все равно ничего радикального в подобной ситуации не сделаешь, У человека внутри все, что можно было вырезать, вырезали, остальное химией сожгли, но отпустить все равно не могут. Потому как у нее срок. А решение принимают в кабинетах на воле. Атам, в кабинетах, решения принимают ой как долго.

- Вот ты упомянула финнов. А вообще проповедники к вам, часто наведывались?

- Частенько, но почему-то в основном не свои, не православные. Именно практической, реальной помощи больше было всё же от западных конфессий. Может, потому, что наши беднее, не знаю.

- Но храм-то православный на зоне есть?

- Храм есть. Правда, если честно, внешне он напоминает здание, в котором разве что черную мессу служить. Но в храм ходят мало. Ведь там, в первую очередь, должен быть такой человек, к которому хочется приходить. А на самом деле в нем работает такая же, как мы, женщина-сиделица, так называемая «дневальная церкви». Опять же вера верой, надежда надеждой, но, как сказал апостол Павел, «вера без дел мертва есть». А вот дела-то как раз в основном делают такие вот «финны». Они привозят гуманитарку, устраивают разные добрые акций. Вот есть такой Волков Ян Сергеевич, который давно с финнами работает, так вот он в свое время придумал «Рождественскую елку ангелов». Матери, у которых на воле остались дети, писали им письма, а финские волонтеры покупали подарки и вместе с этими письмами под Рождество развозили все это великолепие ребятишкам прямо по домам. Более того, снимали Счастливых детишек на Видео и потом эти фильмы у нас на зоне показывали;