— Не смей. Со мной. Так. Разговаривать! — рявкнула Ашаке, сильнее сжимая когти и почти касаясь острым навершием его шеи; кожу обожгло уже только от близости металла.
Он замер, не зная, что делать. Он огрызался и раньше, но она всё время терпела. Богиня, не дождавшись реакции, снова отскочила в сторону, не сводя с него взгляда.
— Кое-кто сам не так давно просил в нём не сомневаться, нет?! — гневно продолжила она, обходя его по кругу. — Мне напомнить, что это я тебе нужна, а не наоборот? Мне напомнить, что мне как раз нет разницы, кто будет жертвой? А то ты, кажется, всё забыл!
Ветер продолжал поднимать всё больше песка с пеплом. Они были в самой середине воронки смерча.
— Я продолжаю таскаться за тобой только потому, что ты уже в полушаге от цели. Тебе осталось сделать лишь пару движений, в то время как кому-то ещё придётся проходить всё заново! — продолжала Ашаке. — Ты всего лишь удачно подвернулся мне, и всё! И если ты думаешь, что я не трону тебя из уважения к целям, оставленным для нас высшим разумом, то ты ошибаешься: мне смертельно надоели вы все, как явление, и лишь милосердие и вера в вас Сольмен да эта пресловутая Стена держат меня от опрокидывания на вас всех кар небесных! Вы все лишь жалкие неблагодарные создания, паразиты, не умеющие остановиться в своём тщеславии! Я согласилась помогать тебе не из веры в человечество, не из желания снова дать вам то, чего вы оказались недостойны. И тебе следует почаще думать именно об этом, помимо того, чем ты прямо сейчас по идее должен заниматься и вместо чего продолжаешь бесполезно торчать здесь, лишь раздражая меня!
Она снова возникла над ним, едва не коснувшись своим лицом его лица.
— Ты уйдёшь отсюда живым только потому что у меня сейчас нет желания марать руки и срывать почти законченный план! — гневно прошипела Ашаке, проводя рукой с острыми когтями вместо ногтей по его щеке; он невольно зажмурился, когда её пальцы оказались совсем близко к его глазам. — Но я больше не могу обещать, что смогу тебя терпеть и дальше. Я очень надеюсь, что такого больше не повторится и мы спокойно закончим наши отношения, добившись каждый своего. Так что постарайся больше меня не бесить.
Её рука скользнула вниз и длинные пальцы вдруг сомкнулись вокруг его шеи, обжигая холодом и ядовитой злобой. Он было вскинул руки, чтобы схватить её за запястье, но богиня вдруг сильным толчком утопила его в расступившемся чёрном песке и отпустила, оставив падать вниз сквозь чёрный вихрь и стеклянные коридоры вместе с ливнем из мертвых тел лёгких белых мотыльков.
***
Наёши отправила её домой вперёд себя. Обосновала это старушка желанием отдохнуть от дневного зноя и подышать свежим воздухом, что едва появился с наступлением вечера. Эстер не стала возражать: Наёши попросила оставить её одну слишком убедительно. До этого они и так прекрасно пообщались, женщина охотно отвечала на все вопросы любопытной девушки в красках описывала события своей, как оказалось, интересной жизни. Так Эстер узнала, что Наёши вообще-то шаманка, и зовут её на самом деле Эльза Конон, что она участвовала не в одной диверсии в гражданских войнах, что долгое время скрывалась вообще в другой стране, пока не были объявлены амнистия и реабилитация для всех, кто встал в своё время под знамёна Редрейвика Талаада. Наёши поделилась с ней и своим огорчением, что ей не удалось лично пообщаться с так заинтересовавшим её, но так неудачно съехавшим соседом, и Эстер даже задумалась, а не сбежал ли он вообще от старушки. Версия казалась очень глупой, но девушка уже не знала, где искать причины. Встречались же они с таким же фанатичным любителем истории, как и шаманка. Правда, интересовал Наёши больше не сам он, а его коллекция писем и летописей, которую он с удовольствием предоставил им в обмен на её пополнение: с собой у старушки нашлись ещё несколько личных писем участников интересующих его событий и пара самых настоящих полевых карт. А ещё она пообещала восторжённому коллекционеру указать его имя среди благодарностей в итоговом труде. Судя по его реакции, Эстер сделала вывод, что одного этого уже было бы достаточно для того, чтобы он пустил их в свои хранилища.
Уже дома девушка вдруг осознала, что способна устать от общения. Они с Наёши разговаривали друг с другом и с коллекционером практически весь день, и погрузившись в тишину тихого холла в доме на углу и никого не встретив, Эстер вдруг с облегчением вздохнула, прежде чем пойти к себе. Заглянув в комнату под лестницей, она обнаружила, что кровать оттуда действительно унесли. Немного подумав, Эстер собрала свои немногочисленные вещи и пошла наверх.
Дверь была открыта. Входя, девушка снова почувствовала необъяснимые грусть и тревогу. А ещё снова ощутила то же неприятное чувство, что и в снова опустевшей теперь бывшей комнате Литы. Она узнавала комнату, даже несмотря на то, как здесь всё изменилось. Вместо занавеса Наёши поставила ширму, по её просьбе ещё днём здесь поменяли местами шкаф и кровать, постелили ковры и принесли новый стол, немного напоминающий Эстер разбитый рабочий. За ширмой предстояло жить девушке. Туда принесли тумбочку и шкаф со второго этажа, предварительно вытряхнув из него весь старый хлам. Тут же у лестницы стояла теперь и кровать. Второй этаж пока ещё пустовал, но шаманка и ему уже вроде бы нашла применение, только не признавалась, какое. Из старого остались только занавески на окнах да всё тот же маленький диван у стены рядом с дверью. Вместо своей кровати Эстер привычно опустилась на него, не став зажигать ламп. Под её весом скрипнули пружины. Прежде она не замечала этого. Тут теперь было непривычно тихо. Наёши не принесла ещё часов, так что даже не было ненавязчивого тиканья. Тихонько только шумел иногда гоняющий принесённые сюда сухие листья по крыше ветер да слегка трещало иногда рассохшееся дерево балок. От сквозняка шевелились ставни.
Посидев с минуту в тишине, Эстер поняла, что засыпает. Не сумев удобно устроиться на диване, она наконец сдалась и встала, чтобы дойти до кровати. Тем более за ширмой было гораздо темнее: окно там было теперь закрыто, и даже если ширма пропускала свет лучше занавеса, от второго окна его было слишком мало. Она не стала трогать ширму — между ней и стеной оставалось достаточно места, чтобы пройти и без этого. Девушка не могла понять, почему продолжает стараться не шуметь: она же здесь одна. Но сев на кровать, чтобы начать раздеваться и подняв взгляд на ширму, Эстер вдруг увидела на её фоне силуэт.
Она замерла на месте, не зная, стоит ли ей закричать. Человек у ширмы продолжал стоять неподвижно, словно не был уверен, заметили его или нет. Эстер даже не знала, стоит он к ней спиной или лицом: слабый свет просачивался через ткань с той стороны, превращая его не более чем в тень. Он недолго стоял без движения. То ли поняв, что его заметили, то ли наконец убедившись в этом, он поднял тонкую руку и протянул её к лампе на стене. Внутри колбы сверкнула белая искра, загорелся фитиль. Эстер, было уже решившись закричать, снова забыла, что у неё есть голос. У Вельды удивительно хорошо получались портреты: у высокого незнакомца в аккуратной белой рубашке было уже знакомое ей лицо с бледными глазами без видимой жизни в них.
Каспар снова убрал руки в карманы брюк, отложив в сторону, на тумбочку, до этого перекинутое через предплечье тонкое пальто. Совсем не её он здесь ожидал увидеть, но раз уже увидел, стоило что-то сделать. На самом деле он мог просто уйти, но для начала следовало бы хотя бы узнать, куда. По тому, что успел осмотреть всё ещё бесшумно рыщущий по углам Рэйг, он уже понял, что снова опоздал, и оттого был близок к бешенству. Девушка лишь дополнительно его разозлила, но внешне он оставался спокоен и задумчив. На всякий случай он незримо прощупал её изнутри и вдруг понял, что уже её видел. К тому же, на её руках ещё оставались отчётливые следы очень знакомой магии. Невольно Каспар улыбнулся. Эстер на это было открыла рот, но он вскинул руку в предупреждающем жесте.
