Порыв ветра зашумел листьями рощи за спиной. Эстер отчего-то с едва ощутимым внезапным страхом ещё раз оглянулась на кладбище. Здесь почти никто не ходил. Если на других улицах, на вокзале и на берегу она ещё видела людей, то в этой части Тарслила как будто людей и не было. Не желая оставаться одна, Эстер пошла прочь той же дорогой, какой пришла. И очень удивилась, когда за углом ограды кладбища вдруг наткнулась на Терезу.
Девушка, обнаружив, что её заметили, даже слегка испугалась, но быстро пришла в себя и, осмотревшись по сторонам, тут же тепло улыбнулась.
— О, привет, ты же Эстер? — мягко поприветствовав, быстро спросила она.
Эстер кивнула, не зная, как правильно реагировать. Тереза вздохнула, окончательно успокаиваясь, поправила рукой непослушные распущенные волосы.
— Мы вчера как-то даже не познакомились, — всё равно немного как будто спеша, судя по тону, начала оправдываться она, и вдруг добавила: — Я тут не следила, честно. Это случайность.
— Я верю, — с доброжелательной улыбкой кивнула Эстер.
Тереза в свою очередь ей как будто не поверила.
***
В дверь постучали. Теарон отвлёкся от собственных мыслей, чтобы понять, кто за ней. В коридоре был Дэйв.
— Я могу войти? — хмуро и подавленно, не открывая двери, спросил он.
— Конечно.
Но он ещё какое-то время стоял за порогом, прежде чем наконец взялся за ручку и приоткрыл дверь. Теарон сел на кровати: до этого он, откинувшись на подушку, смотрел в потолок, где остались прежними даже трещины на побелке. В полутьме у самого потолка он их, конечно, больше ощущал, чем действительно видел, но сути это не меняло. Маленькая комната на третьем этаже, похоже, всё это время была заперта, однако, тут не было пыльно или душно, как это бывает в подолгу закрытых помещениях. На своём месте в углу стояла кровать, стол у стены рядом с задвинутым под него стулом, небольшой шкаф в углу напротив двери и низкий комод там же. Даже ковёр лежал всё тот же, тёмно-серый в узкую белую полоску. Немного, разве что, отклеились одноцветные серые обои в углу над шкафом: похоже, какое-то время протекала крыша, и заметили это поздно. Единственное окно тоже закрывала старая плотная белая занавеска, слегка посеревшая от въевшейся в неё пыли. Всё было по-старому.
Дэйв зашёл, но остановился у самого порога, крепко держась рукой за ручку двери и не спеша закрывать её.
— Я пришёл извиниться за то, что было утром, — глухо проговорил он, глядя в пол.
Теарон не ответил, ожидая, что ещё он скажет, но он молчал, продолжая избегать поднимать взгляд.
— Тебя прислал Ринделл? — наконец решил спросить Теарон.
— Почему сразу Ринделл?! — вздёрнулся тут же Дэйв, мгновенно поднимая на него полные гнева глаза.
— Потому что у тебя есть своё мнение, ты его высказал и не стал бы за него извиняться, — честно, но мягко пояснил ему брат.
Дэйв хотел будто снова вспылить, но на полпути передумал и, снова отведя в сторону взгляд, тише добавил:
— В этом ты прав, но… Это всё равно было резко и некрасиво.
— У тебя был повод, — попытался успокоить его Теарон.
— Но это не давало мне права повышать голос и так себя вести! — твёрже возразил Дэйв. — Я не хочу, чтобы ты думал, что я…
— Дэйв, всё хорошо.
— Не надо меня успокаивать! — вдруг снова огрызнулся он, поворачиваясь к Теарону.
Тот спокойно встретил его снова полный гнева и отчаяния взгляд. Даже без эмпатии было очевидно, что успокаивать было надо. И Дэйв сопротивлялся недолго: снова резко отвернувшись и сжав челюсти, он, однако же, не смог сдержать только нарастающее напряжение, сделал ещё один шаг внутрь комнаты и наконец прикрыл за собой дверь.
— Не нужно стоять там, — как мог мягко проговорил Теарон. — Иди уже сюда.
Не то что бы Дэйв ждал от него какого-то сигнала, но эти слова словно дали ему разрешение на то, чтобы, вдруг тихо всхлипнув, сорваться с места в сторону брата. Это был скорее бросок, чем просто желание оказаться рядом, падение с отчаянной попыткой захватить его в объятия. Дэйв, крепко обхватив его руками за шею и плечи, хватался за него, словно иначе его снесёт потоком или ветром, словно он может исчезнуть.
— Я скучал, очень скучал, ты не представляешь, как! — сквозь прорвавшиеся и уже не сдержанные рыдания, уткнувшись лицом в чужое плечо, забормотал Дэйв срывающимся голосом. — Я боялся, что больше тебя не увижу, что ты мог где-то погибнуть, мне снились кошмары один ужаснее другого, раз за разом, я думал… Я думал, что даже если попытаюсь уйти следом, то никогда не найду! Когда дошёл слух про Конрал… Я уже думал бежать, я хотел… но испугался. И ты наконец-то вернулся! Где ты, чёрт тебя вообще возьми, пропадал? Я так рад, я… Не уходи, пожалуйста! Пожалуйста…
Теарон молчал, давая ему просто высказаться, осторожно обнял его в ответ, ненавязчиво давая ему удобнее сесть на кровать рядом. Дэйв не слишком сопротивлялся, сражённый наконец отпущенными на волю собственными эмоциями. От них было почти физически больно, и не только на уровне магической эмпатии, но ответить на них значило войти в резонанс. И было что-то кроме собственных закрытых усилием воли сил, что не давало права на это. Да и какой толк поддаваться чужой накатившей волне? Пускай она лучше разобьётся о покой и молчание, потеряет силу, и лишь тогда можно будет что-то сделать, а не разгонять ещё больше стихию.
И это работало. Не то что бы Дэйву нужны были успокаивающие слова или обнадёживающая ложь. В вырвавшейся буре отчаянной и больной, как лихорадка радости вперемешку со страхом и болью была и трезвая острая мысль, настигающая любые искры зарождающейся надежды и разбивая их на корню с мелкие звенящие отчаянием осколки. Это было больно. Давать ему ещё больше надежды значило только усилить боль, как и напоминать о том, что надежды нет. Но у него всё ещё было право заявить об этой боли, о любой боли, чего Теарон не собирался у него отнимать или как-то стыдить за это.
Всё что было нужно — время. Немного времени и терпения, но не того, что заставляет смолчать перед неприятным тебе человеком, а то, что проистекает из понимания. И ничего из этого, кажется, как всегда, не хватало. Но он мог дать это, и именно так и поступал.
— Ты всё равно уйдёшь, да? — окончательно растеряв всякую силу в голосе, спросил Дэйв. — Ты не говоришь этого, но ты уйдёшь. Не можешь остаться…
— Да.
Ответить стоило. Дэйв только крепче прижался к нему, не очень быстро, но вроде бы успокаиваясь.
— Тереза всё ещё на тебя обижена, — тихо пробормотал он.
— Я знаю, — ответил Теарон.
— И её этот мужик зол.
— Я разговаривал с ним. Я знаю.
Дэйв вдруг возмущённо отстранился, однако отпускать не спешил, только шмыгнул носом и хмуро, будто пытаясь разозлиться, процедил:
— Опять ты, сволочь, всё знаешь, надоел!
— Так уж сложилось, — не повёлся на это Теарон, сохраняя дружелюбный настрой.
И Дэйв снова поддался, со вздохом скинув прочь привычные лишние озлобленность и вредность. Конечно, он и по натуре мягким и покладистым никогда не был. Но иногда он перегибал палку. Защитная реакция. Однако, тут защищаться было не отчего. Но он быстро, как-то очень спешно стёр с лица слёзы, попытался окончательно прийти в себя, но тщетно. Было видно, что ещё немного, и он снова может сорваться, но отчего-то решил держаться, несмотря на то, что его никто об этом не просил.
— Ты как-то собираешься с ней мириться? — снова положив голову на плечо брата, совсем тихо спросил Дэйв.
— Было бы неплохо.
— Я серьёзно.
— Я тоже, — ответил Теарон. — Я не знаю, что ей можно сказать. Она злиться совершенно справедливо.
— И что? Она не сможет злиться вечно.
— Я знаю.
— Ты будешь просто ждать?
— Наверное.
— И как долго?
— Не знаю.
— Мне не нравится, что вы в ссоре, — прикрыв глаза, вздохнул Дэйв.
— Мне тоже.
Они снова замолчали. Дэйв потихоньку ослабил хватку, придя в состояние относительного покоя, но руки у него ещё подрагивали и то и дело сбивалось снова дыхание. В комнате заметно потемнело: солнце медленно клонилось к закату, а штора у единственного окна даже днём создавала полумрак.
