От открывшейся картинки перехватило дыхание. Моя сестричка, обессиленная, пораненная, лежала на голой каменной поверхности. А над ней какой-то человек в черном плаще заносил кинжал. Он блеснул своим окровавленным металлом, выводя меня из оцепенения. Этим оружием нападавший несколько раз уже протыкал мою сестричку. С него сейчас медленно на руку владельца стекает ее кровь, моя кровь, наша кровь.

Громкий рык издался от внезапного озверения. Я словно выплеснула наружу с его помощью всю горечь, всю злобу, притаившуюся в груди. Одновременно с криком души оттолкнулась для длинного прыжка с занесенной вверх лапой, острыми когтями и жаждой крови. Не моей – его.

Сильный удар повалил боком человека, отбросив его оружие куда-то далеко с соответствующим звоном. Он перевернулся, пытаясь опереться руками, встать на колени и подняться на ноги. Но не тут-то было. Я остановилась после приземления, цепляясь когтями всех четырех лап за камень, чтобы случайно не упасть вниз. Мне надо делать все быстро. Развернулась, кинулась на него сверху, с силой нажимая на тело. Оскал гатагрии, огромного черного существа, способного на многое в разъяренном состоянии, окончательно закончил мое нападение. Я впилась в его шею, прокусывая тонкую кожу с тихим щелчком, напомнившим протыкание иголкой толстой ткани, долго не поддающейся напору.

Снова головокружение. Это не из-за издевательств над А’азой? Держала во рту его горло с постепенно утихающей пульсацией в венах и не могла прийти в себя. Мне плохо. Это не из-за вкуса крови на языке, не из-за сильного человеческого запаха, даже не от моего молниеносного нападения. Что-то не так.

Медленно разжала челюсть, облизываясь и отступая назад. Надо избавиться, выкинуть подальше от сестрички. Потянула за плечо и скинула с обрыва мертвое тело. И только потом посмотрела на кошечку.

Она была в ужасном состоянии. Множество царапин, из трех глубоких ран шла кровь непрерывной струйкой. А глаза, они как в день встречи, с потухшим взглядом смотрели на меня. Сперва я растерялась, хотела подойти, погладить, обернуться вокруг и позвать кого-нибудь на помощь, но потом вспомнила о своей волшебной способности. Как удобно, когда умеешь лечить одной своей слюной.

Быстро приблизилась, облизала сначала глубокие ножевые ранения, а потом начала обрабатывать и мелкие. Раз за разом целебно воздействовала на тело сестренки. Лизала, обнюхивала, высматривала, снова лизала. Пару раз опять начинала кружиться голова, но я не останавливалась. Повторяла манипуляции, пока А’аза не поднялась на ноги, восстановив силы. Теперь ее глаза вновь горели цветом спелой клубнички, которую я очень люблю.

Гатагрия ткнулась в мою шею носом, потом отошла и поклонилась, выражая благодарность. Я так была рада, что успела, помогла, пришла в гости. Так хорошо, что находилась возле, сразу же побежала, вовремя превратилась в кису и почувствовала боль сестренки. Так хотелось перевоплотиться в человека и обнять ее, облегченно выдохнуть, забыть тот ужас, который увидела своими глазами. Нуждалась в успокоении, ведь до сих пор ярость клокотала внутри, хоть и большая часть вырвалась наружу. Сделала шаг и остановилась, чувствуя знакомую пульсацию в груди.

Только не это. Зачем? Почему сейчас? Разве нельзя отстать от меня, позволить делать то, что хочу? Не препятствовать моим порывам. Когда же наконец освобожусь от дурацкого проклятья?

Покачала головой, отходя от А’азы и обреченно прикрывая глаза. Бежать, снова надо бежать. Туда, где оставила голубоглазика с сумкой. Быстро найти и преодолеть невидимую преграду, причиняющую боль. Калдимор, зачем ты так со мной?

Поклонилась сестренке на прощанье и побежала. Спрыгнула с высокой горы, расправив крылышки, которые помогли благополучно приземлиться. Я бы вдоволь насладилась этими мгновениями полета, если бы не ужасные смешанные чувства внутри. Головокружение, периодическое помутнение в глазах, противная нарастающая пульсация в груди давили со всех сторон.

Я побежала. С последних сил старалась не зацепиться ни за что, периодические спазмы в спине вновь давали о себе знать. Не тело, а ходячая болячка. Один раз сбилась с пути, чуть не врезалась в дерево, но вскоре добежала до малыша, который молниеносно запрыгнул на спину, держа в клюве тяжелую сумку.

Повезло, что он послушался. Было бы сложно еще следить за его действиями в те страшные секунды. Мы бежали, куда-то вперед. Не знала нужного направления, просто машинально повернула направо и двигалась, пока не почувствовала облегчение.

Сперва не заметила покинувшей меня боли. Только по прекратившемуся звону в ушах определила, что преодолела невидимую черту. Просто до сих пор оставались другие неприятные ощущения, неизвестно чем вызванные. Пробежала еще пару метров, где лес стал намного реже, а резкие обрывы больше не попадались на пути. Остановилась, глубоко дыша.

Со зрением вообще что-то произошло. Цвета стали мало различимы, по большей части только серые. Превратилась в девушку, а там намного лучше. Я могу видеть, различать предметы вокруг, и голова так не кружится.

- Голубоглазик, дай сюда сумку, - потянулась за лямкой, до сих пор находящейся во рту птенчика.

Достала оттуда одежду, натянула штаны и уже взялась за рубашку, как снова стало плохо. Меня шатало из стороны в сторону. Деревья то приближались, то отдалялись. Звуки давили со всех сторон своей тишиной и громкостью одновременно. Большие пятна расплывались перед глазами: белое, серое, краснющее, даже синее с оранжевым и голубым. Они как маленькими капельками падали в воду и расползались вширь, а потом в обратной отмотке видео пропадали.

Рубашка с трудом пролезла через голову. Она была как гигантский целлофан, который прилипал к рукам, а потом вообще уменьшилась до крошечной кукольной.

Посмотрела на пальцы, которые начали приближаться. Вместо них увидела пять маленьких змеек, торчащих из ладони и извивающихся. Они хотели укусить меня за нос и постоянно шипели. Я закричала со всей силы, но потом прикрыла уши руками, потому что это было слишком громко. Змейки задели мою щеку, двигались по ней, потом отдалились и скрылись из виду.

Вздохнула с облегчением, но вторая рука стала пропадать, рассыпаться на моих глазах. Маленькими песчинками падала на землю, сливаясь с ней. Придвинула ближе, а там только обрубленная конечность из которой хлещет кровь во все стороны.

Упала. От увиденного плюхнулась на землю и начала отползать назад, пока не наткнулась на что-то очень высокое и твердое. Оно двигается. Свисает сверху своими длинными белыми щупальцами и тянется к моим глазам, пытаясь проникнуть внутрь и завладеть мозгом. Я взлетела вверх, перевернулась и обратно вниз. Но не смогла дотянуться до земли.

Мое тело начало разрезать пополам что-то твердое. Ноги висели вниз и голова тоже. Но живот, он долго не протянет. Только позвоночник позволяет соединять две части тела и до конца не разделиться. Трясет, очень трясет. Вверх-вниз, влево-вправо. Я маятник, стрелочка на поломанных часах, которая дергается возле циферки шесть.

Зеленый цвет, он разливается подо мной одной массой. Вон там синие лягушки, а тут красные тапочки. Мне плохо.

Гул. А-а-а. Пчелы жужжат в моей голове. Их так много, уберите. Мотаю руками, но хватаю только воздух. Мошки не разлетаются. Они слева, справа, везде.

- Пожалуйста, - мой голос пропал в общем гуле.

Слишком много всего, остановите. Не надо. Больше не могу.

Спина горит. Там пылает пожар, жжет, печет, болит до застывшего крика в горле, сухих слез из глаз, последнего выдоха из груди. Огонь распространяется по телу и дальше вырывается наружу. Воды, хочу в реку.

- Пить, - одними губами проговорила.

Во рту было очень сухо. Губы слипались между собой и не хотели разжиматься, язык совершенно не шевелился.

Глаза закрыты, теперь ушли эти пятна. Лучше так.

- Это ландалум, - различила один из множества голосов в голове.

Подняла руку, чтобы ухватиться за этот голос, но снова схватилась за пустоту. Спина горит. Я больше не маятник, теперь настоящее бревно, которое надо толкнуть и катить вперед. Поясница…