Тут Фолли помрачнел и умолк. Видно, потом случилось что-то очень нехорошее.

— В пятнадцать я попал в лётную школу. А через три года уже был штатным пилотом «Стремительного».

Коротко взвыли маневровые двигатели. Шлюпка вздрогнула и стала медленно разворачиваться. В лобовое стекло неожиданно вплыл Хирон, и сразу занял собой всё пространство.

Я увидел, что спутник покрыт горами и кратерами. Высокие пики отбрасывали чёткие чёрные тени на залитую солнцем розовую поверхность. Возле экватора змеилась глубокая трещина.

По радио прозвучала короткая команда. Фолли развернул шлюпку дюзами к планете и начал гасить скорость. Ещё через несколько минут он погасил двигатели и включил антиграв. Шлюпка заходила на посадку.

Вблизи трещина оказалась гигантской бездонной расселиной, шириной в несколько километров. Шлюпки опускались рядом с ней на относительно ровную площадку.

— Лавовое поле, — со знанием дела сказал Фолли. — Когда-то здесь было полно действующих вулканов.

— А теперь? — спросил я.

— Судя по пейзажу, вулканы давно погасли — ответил Фолли. — Планетка слишком мала, Вряд ли она сумела сохранить раскалённое ядро. Теперь это просто большой остывший комок вещества. Но и на нём может найтись кое-что полезное.

— Мы поэтому сели рядом с расщелиной? — сообразил я. — Чтобы подобраться ближе к центру Хирона?

— А ты неплохо соображаешь, Ал.

Решётчатые опоры шлюпки мягко ткнулись в серую пыль.

***

Остальные шлюпки приземлились неподалёку от нас. Фолли отключил антиграв и щёлкнул пряжкой ремня.

— Прогуляемся, Ал?

Уговаривать меня не пришлось. Пилот помог мне натянуть скафандр и прикрутить шлем, а затем быстро оделся сам.

Космический скафандр — сложнейшая штуковина! Каких только систем в него ни напихано. Подача воздуха, охлаждение, обогрев, вентиляция… А ещё радиосвязь, навигация, система питания. И даже, прошу прощения, туалет. Ведь в космосе не всегда можно найти удобные кусты.

Шьют скафандры из специальной прочной ткани, которая не раздувается от воздуха. Иначе, едва начав дышать, космонавт очутился бы внутри воздушного шара и не смог пошевелить ни рукой, ни ногой.

Фолли наладил автоматическую работу систем в моём скафандре, показал мне, как пользоваться радиосвязью. Затем мы вышли в шлюзовой тамбур. Внутренние двери шлюпки герметично закрылись. Зашипел воздух, уравнивая давление. Над проёмом шлюза загорелась зелёная лампочка, и внешняя дверь откинулась, образуя удобный трап.

Свет и тени. Таким было моё первое впечатление. Безвоздушное пространство не смягчало солнечные лучи, они лились беспощадным ярким потоком. Каждый камушек, все мельчайшие детали пейзажа были отчётливо видны в потоке света.

По краю лавовой равнины высились остроконечные горные пики. Их вершины отбрасывали на равнину длинные тени. Тени были чёрными и глубокими, с резкими краями, без переходов и полутонов. Сгустки абсолютного мрака и холода.

Да, это был совершенно другой мир — мёртвый и прекрасный. Он не предназначался для человеческого глаза, не был согрет дыханием жизни. Планета была похожа на огромный драгоценный камень, одиноко и бессмысленно висящий в чёрной пустоте.

Я осторожно шагнул с трапа на пыльную поверхность Хирона. Во всём теле ощущалась невероятная лёгкость — сила тяжести на Хироне едва достигала четверти от привычной, местрианской. Не рассчитав усилие, я оторвался от поверхности, завис на мгновение и медленно опустился обратно. Сделал ещё шаг и снова завис в пустоте.

Я оглянулся на Фолли. Он не пытался шагать, а перемещался короткими лёгкими прыжками, широко расставляя ноги во время приземления. Ага, так вот как здесь надо передвигаться!

Остальные космонавты уже разгружали шлюпки. Легко поднимали огромные ящики и складывали их в пыль под лучами красного солнца. Я хотел было помочь с разгрузкой, но Фолли движением одетой в перчатку ладони остановил меня. Он был, конечно, прав. От неопытного новичка больше помех, чем пользы.

На ровном участке поверхности расстелили огромный тканевый мешок. Пневматическими пистолетами намертво прикрепили его основание к грунту и присоединили к специальным клапанам воздушные баллоны. Затем открыли вентили. Ткань беззвучно затрепетала, натянулась и превратилась в лёгкий полупрозрачный купол с жёстким входным тамбуром.

Я не удержался и тайком потрогал ткань. Она пружинила под пальцем и казалась совсем тонкой, ненадёжной.

Раздался негромкий щелчок, и голос Фолли произнёс над самым ухом:

— Это специальная ткань, Ал. Не выгорает под прямыми лучами солнца, непроницаема для воздуха и может выдержать попадание небольшого метеорита.

Ничего себе! Я нащупал с левой стороны шлема кнопку, нажал её, как учил Фолли, и спросил:

— А можно войти внутрь купола?

— Сначала надо запитать электричеством замки дверей и воздушные насосы шлюза, а это не так быстро.

Разочарованно вздохнув, я отошёл в сторону и принялся практиковаться в ходьбе. Сначала прыгал осторожно и невысоко, словно птенец чивика по ветке. Затем осмелел и стал подпрыгивать выше. Наконец, оттолкнулся изо всех сил и взмыл чуть ли не выше купола. В какой-то момент мне показалось, что я больше не вернусь на планету — так и улечу в космос, нелепо размахивая руками. Сердце пугливо ёкнуло. Но поразмыслив, сила притяжения всё-таки вернула меня на твёрдую землю.

— Ал, где ты? — раздался в шлеме встревоженный голос Фолли.

— Здесь, за куполом, — отозвался я.

— Включи радио на общую волну!

Мне и самому наскучило скакать в безмолвии. В этой жутковатой, непривычной красоте особенно остро захотелось услышать человеческие голоса. Я начал нажимать кнопки, но ничего не произошло.

— Фолли, у меня не выходит, — виновато сказал я.

Пилот не отозвался. Каким-то образом я умудрился вырубить и его канал связи. Пришлось отправляться за помощью.

Я отыскал Фолли и знаками показал ему, в чём проблема. Он покачал головой и нажал нужную кнопку.

Тем временем космонавты разделились. Четверо начали собирать буровую вышку, а остальные принялись перетаскивать снаряжение в купол. Я присоединился ко второй группе.

Лёгкие пластиковые перегородки поделили купол на три примерно равные секции. В одной собирали лабораторные столы. В другой расставляли кровати. Третья, возле шлюза, предназначалась под склад.

Я трудился так усердно, что стекло шлема запотело изнутри. Один из космонавтов заметил это и остановил меня.

— Старайся не потеть, — сказал он. — Потери жидкости трудно восполнить, а запотевшее стекло ухудшает обзор.

От нечего делать я уселся на только что собранную кровать и стал разглядывать купол. Изнутри он выглядел очень уютно. Я бы с удовольствием пожил в таком недельку-другую. Увы, мы с Фолли здесь только временные гости. Доставили геологов, помогли разгрузить багаж, и привет! С экспедицией останутся две другие шлюпки, а нам пора возвращаться.

Закончив размещаться, космонавты загерметизировали шлюз и наполнили купол воздухом. Вдоль стен установили электрические нагреватели, и скоро температура поднялась настолько, что можно было снять шлем.

Именно это мы все и сделали — сняли шлемы и уселись обедать. Мы с аппетитом жевали, переговаривались, шутили и спорили за общим столом. Тощий физик чуть не поссорился с коренастым бородатым геологом из-за лучшего места для оборудования, но их помирили. Врач придвинул к столу кресло-качалку, которое тайком протащил на шлюпку, и теперь блаженно покачивался, прикрыв глаза от удовольствия. Молодая семейная пара сдвинула свои кровати, и муж, краснея, отгораживал их тонкой пластиковой стенкой. И всё это происходило посреди космоса, под тонким тряпичным куполом, за которым — только протяни руку — неусыпно караулила ледяная пустота.

Близость этой мёртвой пустоты заставляла так остро ощущать слабость и могущество жизни, что я едва не задохнулся от ужаса и восторга. Подумать только — несколько крохотных человечков вскарабкались на планету, которая миллиарды лет кружила в холоде и мраке. Прикрылись тряпочкой от смерти и шутят, веселятся, строят планы на будущее. Беззаботная надежда, вера в себя и презрение к смерти — вот главное сокровище, которым одарил нас Создатель.