В динамиках (Техника сама отказывалась верить в случившееся) откуда-то издалека, словно с того света, проснулись и зазвучали первые аккорды известной композиции.
— «Я-мя-я-а-уй-ка-а», — пискляво, словно где-то за забором хулиганы мучили кошку, начал запевать Лукашкин.
Максим увёл «в ноль» с микрофона «удивительно чистый дискант» поэта. А потом вообще, от греха подальше, (Лучше перестраховаться) вытащил штекер из гнезда и положил его рядом с усилителем.
А тем временем место Лобертино Лоретти Лукашкина в колонках аппаратуры занял Валерий Шотаевич Меладзе… https://www.youtube.com/watch?v=eh9nICXN0GY
Ямайка, Ямайка,
Небо голубое,
Не насмотрится на море голубое
Счастье и беда твоя —
Тропическое солнце над тобою…
— Я-я-мя-у-ай-ка-а, — непонятно для кого выводил в микрофон, абсолютно некем не услышанный «Посол итальянской песни в СССР».
— Лу-каш-кин! Лу-каш-кин! — восторженно шумели и хлопали зрители, подбадривая выступление новоявленного певца. Лица светились, глаза горели восторгом. Успех был просто грандиозный. Многие начали подпевать.
— О-у-х, — тревожно выдыхал Котов, с трудом поддерживая стихо-певца, едва стоявшего на ногах.
— Ещё! Ещё! Ещё! — публика кипела подобно бульону в огромном котле.
— Еще?
— Как скажите! — Максим виртуозно, словно по клавишам пианино, водил руками, нажимал кнопки, крутил ручки, сдвигал тумблера.
— Джама-а-а-ай-ка-а-а-а-а-а-а-а-а-а-о-у,… - последовало продолжение по-итальянски.
На весь стадион завопил ещё никому не известный исполнитель «Витас».
Трибуны задрожали.
Всем стало понятно — певец Лукашкин разогрел голос и решил рвануть сразу с «первой» на «пятую» скорость в своём репертуаре.
И естественно, как и подобает вспыхнувшей звезде, начал петь песню заново, с самого начала…
Джама-а-ай-ка Джама-а-ай-ка
Квандо ми сембрва ди
бручаре сотто ил тью бель соле ардентэ.
Сай че ми потево диссетаре
Преса ль аква ди уно фонте…
Пьяный исполнитель итальянских песен вырвался из рук Котова и бросился совершать какие-то немыслимые, не подающиеся логике — дикие движения: Вихлять, словно на шарнирах, всеми частями тела, завывать в микрофон.
Голос «Витаса» оторвался от бренного тела и зажил собственной жизнью. Кудесник в очередной раз попытался взять пять с половиной октав…
— Сента-а бруко-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-о-у-у-урр…
Поэт задрал голову, подобно Юлию Цезарю, и вытянул вверх руку с микрофоном.
Столбики индикаторов ошалело полезли в красную зону и начали безумно стучаться головой в потолок…
Футбольное поле задрожало под ногами присутствующих гостей.
— Ни-че-во-се-бе!!! — неистовство искрила переполненная чаша стадиона. (Исполнение популярного шлягера в момент принесло Лукашкину славу талантливого певца и стяжателя разбитых женских сердец).
— Ай да Лукашкин! — хором ревели трибуны.
— … Ай да сукин сын!
— ….. Вот, что значит — настоящий поэт!
— Господи, когда же это закончиться? — Котов «дорывал на себе» последние седые волосы.
12
Вечер, пожалев измученный жарой и событиями Н-ск, тихо выполз из-за синего леса, отогнал солнце к горизонту и принялся играть разноцветными красками заката.
Облака ползли медленно, надвигались друг на друга, переворачивались. Меняли окраску, форму. То становились тоньше, то наполнялись силой.
Сумерки приобрели лиловатый оттенок.
Посёлок в вечерних лучах казался гораздо большим, чем был на самом деле. Домики, побеленные голубоватой известью, светились, словно в каждый из них проникало солнце и зажигало их изнутри ровным бледным пламенем. Раскидистые берёзки накрывали своей тенью тротуары и мостовую.
Налетавший ветер, мурлыкал как старый кот, мягко разносил по округе мелодию ВИА «Самоцветы» с красивым, созвучным томному времени названием — «Добрые приметы»…
…Ты видишь, пролетает
Звёздочкой ракета,
А это добрая примета
Народ постепенно расходился по домам, спортивная чаша пустела, успокаивалась, засыпала.
Максим скручивал ненужные шнуры, собирался, убирал аппаратуру.
Вспыхнувшее на музыкальном олимпе светило — Лукашкин, мирно посапывая, ехал в машине в сторону Москвы.
Котов, уединившись в своем кабинете, глотал валерьянку…
Ты слышишь, пароходов
Перекличка где-то,
А это добрая примета,
Запели птицы до рассвета,
И это добрая примета
В городском парке, в двух кварталах от стадиона, между зелеными стенами кустарника погружались в тень беседки. Струйки воды, стекавшие вниз по раковинам фонтана, падали в замшелый бассейн.
Загустевший в поселке воздух, пах травами и ещё чем-то пронзительно сладким.
Где потемнее, на скамейках и каменном парапете, над обрывом у реки, у зеленых кустов, уютно устраивались влюбленные парочки. Легкие разноцветные платья мелькали среди кустов и вдоль аллей. Белые брюки носились перед ними по темнеющим улицам и переулкам, клялись в верности и готовились провожать до последней звезды, не боясь нагоняев.
В ответ чьи-то лица светились, глаза горели восторгом, раздавался мелодичный смех…
Вдали зарождалось что-то прекрасное, томительное, манящее…
Туманом озеро одето,
И это добрая примета,
По всем приметам нас с тобой
Нашла любовь
Последние солнечные зарницы постепенно таяли за горизонтом, и звёзд становилось всё больше и больше. Они проступали на небе, крупные и едва заметные, яркие и блёклые — сотни, тысячи, миллионы огоньков заполоняли мироздание…
И где-то очень далеко! В немыслимых далях и глубинах космоса. На каких-то неземных расстояниях — измеряемых парсеками и световыми годами! Ещё не открытое учёными гигантское облако галактик в созвездии «Волосы Вероники» продолжало убегать от нашей Вселенной со скоростью семь тысяч четыреста километров в секунду! Куда оно убегало? Зачем? Почему?..
Струною зазвенело лето,
И это добрая примета,
Идёт навстречу нам с тобой любовь…
