Я люблю мужиков постарше – лет на десять минимум, крепких, здоровых, с жесткой щетиной, которая при отсосе царапает внутреннюю сторону бедра, если сжать ногами голову. Здоровых и крепких как из рекламы Олд Спайс, с запахом самца, от которого сносит башню. Люблю чувствовать, как эти мужики текут по мне, стоит мне сесть им на колени. Люблю ощущать их мышцы под пальцами, твердые и горячие, словно трогаешь мрамор. Люблю, когда жестко, со следами засосов по всему телу на утро, с отметинами чужого присутствия везде, где можно. Люблю потом, после всего, чувствовать себя сытым и затраханным. Но таких попадается мало – за минувший год один только встретился, который меня просто выебал без сопливых поцелуйчиков и «котиков-зайчиков». Почему-то большинство моих случайных любовников грешат этими нежностями. Возможно, виновата моя молодость и гладкая кожа, которую хочется целовать, а не впиваться в нее зубами. Возможно, они слишком взрослые для меня.

– Лурия, света добавь.

Мой учитель живописи, Николай, который приходит ко мне каждый вечер пятницы, повторяет эту фразу из работы в работу, потому что кисть сама будто выбирает из оттенка на палитре, что держу на коленях, самый мрачный. Между маренго и антрацитовым – антрацитовый, он плотнее; между ультрамариновым и сапфировым – сапфировый, он гуще, между мерло и винным – винный, как ни странно. В нем больше крови. Он живее.

В жизни я так же выбираю оттенки потемнее. В ней точно нет ничего наивно пудрово-розового, дерзкого лаймового, глубокого лазурного, если не вспоминать о цвете моей ориентации. Один сплошной антрацит – все серое. Кажется, что дотронься пальцем, и все рассыплется, но на самом деле не сдвинуть и частички. Все спаяно воедино.

Меня назвали Илаем – отец говорит, что в честь деда, а того, в свою очередь, в честь одного из главных воинов царя Давида. Отец знает весь Завет наизусть, а я, пропащее поколение, как он выражается, только Ветхий, потому что в детстве мне нанимали учителя еще и затем, чтоб он мне это все вдалбливал. От него я помню, что Бог в древности был другой, злопамятный и жестокий, который не просил подставлять правую щеку, если ударили по левой, а говорил, что "глаз за глаз и зуб за зуб". Отец всю жизнь живет именно по этим правилам и чтит традиции, поэтому я поступил на факультет финансов и банковского дела, поэтому я хожу на все встречи с его партнерами по бизнесу с семнадцати лет, уже два года стабильно, и на выставки искусства с матерью, которая тоже чтит традиции – ее бабушка была известной художницей. Она сама стала дизайнером, имеет свой бренд одежды, а меня с десяти лет учит Николай. Правда, ни один из родителей не знает, что Николай стал моим первым мужчиной, в прошлом году, но я жалею об этом. Не стоило связываться с тем, кто вхож в твой круг общения. Да и для первого раза можно было найти кого-то поинтереснее, озаботиться эстетической стороной дела хотя бы. С того дня я стал более избирателен и осторожен, поэтому, когда мне нужно, я звоню Марку, своему приятелю-хастлеру, и он берет меня на «выезд». Потому что те мужики, которые заказывают себе парней класса люкс, обычно любят, чтобы эти парни свой люкс отрабатывали. А я люблю, когда жестко.

– Сегодня в «Молл» на конференцию, – сообщает отец, когда я переступаю порог дома, вернувшись с занятий.

– Я пообещал с друзьями сходить в боулинг, у нас давно запланировано, – говорю, понимая уже, что отец меня не слушает, отвечая на звонок.

Он проинформировал меня, чтобы я успел собраться, только за этим, и не интересовался, могу ли я пойти. Ясно? Ему не важно, есть ли у меня свои дела или нет. Всегда так было. Потому я достаю из шкафа костюм, отсылаю Любу, нашу служанку, отпаривать рубашку, чтобы через час, вылизанным и запакованным в официоз по горло, сидеть за столом с толпой скучных мужиков из Торговой палаты и переписываться с Марком по вайберу. Марк упрямится – не хочет меня брать сегодня с собой:

«У нас заказ на одиннадцать в клубешник, мэны хотят приват. Но там серьезно все. Накосячишь – меня вышибут из агентства»

«Марк. Я не накосячу. Хоть раз я тебя подставил? Пожалуйста», – обещаю раз в третий точно, потому что чувствую – если сегодня не оторвусь, то в очередной раз меня переклинит и отец точно отправит меня в клинику. Он обещает это всегда, когда я начинаю показывать зубы, как он выражается. Потому что я, щенок, всем ему обязан. Хочется иной раз поправить, что не ему, а своему прадеду по матери, который создал зачатки капитала, очень удачно женившись первый раз на купчихе, правильно вложил ее приданое и увеличил доходы. Прадед по матери был торгаш и спекулянт, почти как вся отцовская родня, при бабках, но не из самой интеллигентной семьи, поэтому вторую жену, когда скончалась первая, он выбирал тоже с умом – мамину бабку, художницу. Она была не красавица, слепа на один глаз, бельмо отпугивало кавалеров, но не отпугнуло прадеда, который женился не на ней, а на ее фамилии – после свадьбы он сменил свою на ее. Поэтому сейчас я Лурия, а не Петрищев, как мог бы быть. Ведь история повторилось через поколение – отец, женившись на моей матери, взял ее фамилию, потому что она известная. Это был довольно хороший пиар-ход, поскольку с фамилией Лурия можно попасть куда угодно, на многие культурные мероприятия, например, нас приглашают заранее, по списку меценатов и городских деятелей. А отец никогда не упустит возможности завязать новое выгодное знакомство.

Вернувшись домой после конференции, я с отвращением швыряю костюм в корзину для белья, пусть Люба отнесет в химчистку, переодеваюсь в джинсы и футболку, выбегаю из дома, пока мать не увидела и не начала ворчать по поводу ночных прогулок, и сажусь в машину. Надо было принять душ – запястья пахнут парфюмом, который обычному хастлеру точно не по карману, шея, скорее всего, тоже пахнет, но буду надеяться, что никто на это внимания не обратит.

Марк, разряженный, как на лучшие в своей жизни блядки – в кожаные штаны и розовую майку с портупеей, – ждет меня у входа в клуб с еще одним парнем, мелким и смазливым. Об их профессии догадаться не трудно, я на их фоне кажусь самым обычным. Наверное, стоило стринги натянуть, которые мне Марк подогнал в прошлый раз. Хоть какая-то была бы изюминка.

– Ты мне всю душу измотал, – ноет Марк, докуривая тонкую сигарету. – Расколют меня на том, что я неоформленных с собой таскаю.

– Так я деньги не беру, – напоминаю я.

Марк корчит мину. Ясное дело, было б ему это не выгодно, он бы меня давно послал. А так мало того, что я ему за это отдельные подгоны элитного пойла делаю, так он еще и положенные за меня бабки забирает. Чаевые, которые мне всегда оставляют, тоже.

– Короче, – говорит он. – Там дядьки серьезные, я предупредил. Будь паинькой. Делай, что попросят.

– На групповуху я не соглашусь, ты знаешь.

– Знаю. Поэтому предупредил, что в наши услуги это не входит. Хотя Даня это дело любит – можно халтурить и проебываться, пока гэнг-бэнг не с ним устраивают.

Парень с мелированными патлами, коллега Марка, кивает:

– В прошлый раз я бутеры с икрой все сожрал, пока Саню там на троих разложили. А до этого пара свингеров так увлеклась фистингом, что про меня забыли. Я хоть кинцо досмотрел про Безумного Макса. У них собачка еще такая смешная была, размером с кроссовок, страшная, как Марк с утра, все бегала рядом и тявкала, тявкала…