– Дай мне ключ, Генри. Если ты спас даже вора, этого уж точно пожалеешь. – Освальд протянул свободную руку вперед.

Генри заколебался. Он успеет бросить ключ Джетту, прорваться за дверь, но тогда Освальд зарежет Хью. И Генри вдруг понял, почему не убил Джетта. Это была странная для охотника мысль, но что-то внутри его точно знало: даже Сердце волшебства не стоит ничьей смерти.

Стараясь вообще не думать о том, что делает, он медленно протянул ключ Освальду, и в ту же секунду что-то произошло.

Освальд пошатнулся: кто-то схватил его за руку с мечом, дернул вниз и повис на ней с воплем, полным такой ярости, что Генри даже не сразу его узнал.

– Не трогай моего брата!

Освальд отбросил Свана легко, как щенка, но Хью уже вывернулся и отполз на пару шагов. Генри швырнул Джетту ключ, он был почти уверен, что тот не поймает – он и рукой едва мог шевельнуть, – но ключ вдруг изменил направление движения прямо в полете и упал Джетту на ладонь.

Ну конечно. Сивард же написал, что ключ всегда будет узнавать руку хранителя.

Генри краем глаза видел, что Сван пришел не один. Агата, тяжело дыша, стояла неподалеку, не решаясь подойти ближе. Сван опять кинулся на Освальда, обхватил его за шею, пытаясь повалить, и тут Агата, прикусив губу от страха, запустила ему целую горсть перца прямо в щель на шлеме. Освальд вскрикнул, размахнулся мечом, но Генри успел дернуться вперед и толкнуть Агату в плечо, меч просвистел над ее головой и вонзился в дерево.

А потом раздался глухой каменный скрип: Джетт распахнул дверь, и Генри влетел в нее, не успев даже испугаться. Кто-то с силой захлопнул ее за ним, и Генри замер. Дверь никуда не исчезла, но за ней оказалось совершенно не то, что в реальности было по другую сторону.

Здесь росли деревья, усыпанные розовыми цветами, – те самые, что разливали чай в доме скриплеров, и тек прозрачный широкий ручей. Земля была покрыта сочной зеленой травой, яркой, как летом. И еще здесь не было ветра и стояла абсолютная тишина, как будто дверь отрезала все звуки.

Так вот почему Освальд не мог найти это место, и никто не мог. Сюда можно было попасть только через дверь.

Генри был уверен: как только окажется здесь, все станет ясно. Но ничего ясно не было, и Генри впервые подумал: он же понятия не имеет, как выглядит Сердце, вдруг оно где-то здесь, а он его не замечает? Генри вытащил карту и едва не застонал от разочарования. На ней ничего не изменилось – огонек шестого испытания горел так же бледно, значит, Генри не прошел его. Но в чем оно должно состоять? Огонь внутри торжествующе выл, будто пытался выломать ему ребра. Время истекало: после рассвета прошел уже почти час.

Через ручей было перекинуто широкое бревно, и Генри пошел по нему, разглядывая мелкие камни на дне и поросшие травой берега. Потом вернулся обратно и прошелся вдоль ручья, сосредоточенно всматриваясь в каждое дерево, каждый клочок земли, но нашел только большой, расколотый надвое камень. На нем было выцарапано одно слово: «Сивард».

– Где оно? – спросил металлический голос за его спиной, и Генри медленно обернулся.

Освальд прошел через дверь вместе с воином с зеленой лентой. И если они смогли попасть сюда, то остальные, может быть…

Генри приказал себе об этом не думать.

– Держи дверь, – велел Освальд воину. – Никто не должен нам помешать.

Воин послушно навалился на дверь и застыл. Освальд выставил перед собой меч и медленно, мягко пошел к Генри. Тот попятился – из оружия, которое принесли скриплеры, он взял только зазубренный, старый нож.

– Где Сердце? Оно должно быть за дверью, где оно? – требовательно спросил Освальд.

Генри пожал плечами.

– Хочешь – ищи. У меня не вышло, – сам поражаясь своему спокойному голосу, проговорил он.

Освальд завертел головой жадно, нетерпеливо. На Генри он больше не смотрел, и тот замер на месте, пытаясь сосредоточиться, выдумать хоть какой-то план, а потом посмотрел себе под ноги. Опавшие лепестки деревьев двигались. Ветра не было, но они перекатывались по земле, будто что-то тянуло их друг к другу. Ну, если эти деревья могли разливать чай, то почему бы их лепесткам не кататься по земле, хмуро подумал Генри и снова перевел взгляд на Освальда – тот растерянно кружил по поляне, так же как Генри за пять минут до него.

Генри снова посмотрел вниз – и вздрогнул от неожиданности. Лепестки сложились в большую цифру «6». Ну конечно, Тис же говорил – каждое испытание сложнее предыдущего, значит, это должно быть почти невыполнимым. Генри поднял взгляд и увидел, что Освальд тоже смотрит на цифру.

– Шестое испытание, верно? Победа над главным соперником. – В голосе Освальда не было радости – вот что было самым странным. Никакого торжества. – Прости, Генри. Я надеялся, что это закончится не так.

И Освальд бросился на него.

Освальд был крупнее, тяжелее, с мечом и в доспехах, но Генри был быстрым. Отец ему всегда говорил: твое лучшее оружие – скорость, и никогда еще оно не выручало Генри больше, чем сейчас. План у него был проще некуда: победить Освальда тупым ножом даже нечего пытаться, а значит, надо отнять меч.

Загвоздка была только в одном: Освальд его план явно понял и делал все, чтобы Генри не смог подойти к нему близко. Огонь заволакивал голову, зудел в кончиках пальцев, щекотал кожу, кричал: «Снимай перчатки!», но Генри из последних сил заставил себя не слушать. Шанс подобраться ближе появится, если вывести Освальда из равновесия, и Генри сосредоточился на том, чтобы бить по ногам, пытаясь повалить его на землю. Генри не отвлекался ни на секунду, сосредоточенно уходя от ударов меча, пригибаясь и перекатываясь, он дрался не только за себя – за Тиса и за Сиварда, которых убили тем же мечом, и эта мысль давала ему бешеную ярость, его собственную, не имеющую отношения к огню.

Отец всегда говорил ему: «Не думай во время драки», но сейчас Генри чувствовал себя непобедимым, страх смерти не отвлекал его – в конце концов, он пришел сюда не для того, чтобы выжить, – и можно было потратить несколько минут на размышления. План, который пришел ему в голову, был настолько совершенным, что Генри едва не ухмыльнулся. Он не умел ничего из того, что так здорово умели Тис и Освальд: драться мечом по всем правилам, обманывать неожиданными выпадами. Зато Генри всю жизнь преследовал зверей на открытых пространствах и знал: иногда, чтобы выиграть, надо просто использовать окружающую обстановку.

Генри вытащил свой смехотворный старый нож и, кружа вокруг Освальда, начал теснить его к ручью. Освальд отбивался от бесполезных ударов Генри и иногда вынужденно делал шаг назад, ненадолго упуская преимущество нападающего. Генри налетал на него с такой стремительной, хладнокровной злостью, что он успевал только защищаться. Генри сделал все, чтобы оттеснить Освальда на бревно, перекинутое через ручей. Ручей был мелкий, едва ли по пояс, и совершенно не опасный, а бревно – толстое, так что Освальд вступил на него без страха. Генри не отставал, старательно показывая, что вымотался от своей глупой атаки, и Освальд, перехватив преимущество, начал теснить его обратно к берегу. Генри чувствовал в его движениях торжество, но он отлично знал: когда дерешься со зверем, нельзя отвлекаться на ощущение близкой победы – теряешь сосредоточенность, и тут-то в тебя и вцепляются клыки и когти.

Генри молниеносно стянул одну перчатку, дернулся вниз и схватился рукой за бревно.

Оно мгновенно осыпалось пеплом, Генри сразу спрыгнул в воду, а вот Освальда это застало врасплох, и он рухнул в ручей, неуклюже взмахнув руками. Наверное, когда вода заливается в доспехи, это не так уж приятно, да и весить они начинают больше. Пару секунд Освальд беспомощно барахтался в воде, и Генри с силой всей своей ярости пнул его в сгиб локтя, придавил руку, вырвал меч и приставил к зазору под шлемом. Освальд поднял голову над водой с хриплым, захлебывающимся звуком, и Генри чуть надавил концом меча ему на шею. Надо было убить одним движением, но он медлил – таким человеческим был этот кашляющий звук. Генри крепче сжал меч. Он должен. Есть вещи, которые просто нужно сделать.