Этот смех, мерзкий и хриплый, как же она не узнала его раньше…

Оттолкнув от себя полезшего вперед него сальноволосого Костара Делью, с перекошенной хищным азартом рожей, в комнату девушки шагнул вырядившийся в легкий кожаный доспех Люмьен Дэ Арнэ. Его темные волосы взмокли от пота и мерзко облепили высокий блестящий лоб, на рукавах и шпаге, которую он сжимал в руке виднелась кровь. Она медленно стекала по чеканному лезвию с витиеватым рисунком, скапливаясь в кровостоке и оставляя жирные алые капли следом за своим владельцем.

– Может поменяемся оружием? – Оскалилась Ангелика. – Тебе-то что шпага, что кочерга – все одно сейчас будешь кровью харкать на мой ковер!

Мерзкая улыбочка сползла с лица Люмьена, исказив губы в гримасе ярости.

– Тебе повезло что ты баба, Ангелика. Мертвую бабу трахать – это не мое. Так что убить – я тебя не убью, но вот невредимой оставить не обещаю! – Прорычав это сквозь зубы, мужчина принял атакующую стойку и быстрыми шагами сократил расстояние между собой и девушкой.

Первый удар пришелся точно в то место, где Ангелика стояла мгновение назад. Она просто отступила в сторону, выставив перед собой кочергу, закрываясь от следующей атаки. Стиль боя виконта Дэ Анрэ, если и можно его было хоть в пьяном бреду так назвать, был уже знаком девушке – атаки мужчины были медлительны и вялы, хоть он и вкладывал в каждый удар такую силу, что Ангелике с ее хрупким сложением ни за что было не отбыть напрямик.

– Мой предпоследний учитель фехтования любил говаривать, что по тому как человек фехтует можно узнать хорош ли он в постели. Так вот, Люмьен, ты меня не впечатляешь! – Фыркнула девушка и, ловко крутнув прутом кочерги вокруг шпаги противника, попыталась зацепить ее крюком, на манер мечелома. Но виконт внезапно оказался хитрее – просто отступил назад и выдернул из захвата свою шпагу, прежде чем Ангелика успела приложить усилие и довершить начатое.

– Ах ты ж мелкая шлюшка… значит трахалась с ним? – Взревел он, будто бы даже оскорбленно. – И что же стало с этим твоим учителем? Хуем коротковат оказался? Так брось эту хреновину, я тебе кое-что подлинше нее покажу!

– Нет. Просто очень скоро оказалось, что он лучше отвешивает сальные шуточки при дамах, чем фехтует… Прямо как ты, ублюдок! – Сказала девушка сквозь зубы и накрыла противника серией быстрых метких атак.

Ах, если бы только в ее руках была обоюдоострая шпага, а не тяжелая чугунная кочерга, которой даже острым концом было сложно сразить негодяя. Потому хлесткие удары сыпались по не скрытым доспехом частям тела Люмьена, оставляя болезненные синяки, а не кровоточащие раны.

Ангелика изо всех сил пыталась выбить оружие из руки виконта, целя ему в суставы и болевые точки, но мужчина как назло держал шпагу так крепко, словно она срослась с его рукой.

– Нузет! – Завопил он не своим голосом, получив особо ощутимый удар кочергой по морде, крюком рассекший ему щеку от оттопыренного уха до мясистого носа. И тут Ангелика совершила глупую ошибку, за которую ее не раз ругал еще первый ее учитель фехтования – сэр Моллер Грой, единственный из всех не уволенный девушкой, а погибший в нелепой драке в доках, – увлекшись противником, она перестала краем глаза смотреть по сторонам.

Сначала девушке показалось, что на голову ей обвалился целый потолок – но это был всего лишь сборник слезливых поэм некоего эльфийского поэта Эмендиля Лазурного. Ее извиняло только то, что сборник этот был толщиной почти в локоть!

Со злостью вогнав свою шпагу обратно в ножны и ногой выпнув кочергу из руки Ангелики, Люмьен навис над ней и одним движением оторвал от пола, схватившись за ночную рубашку на ее груди так, что тонкий и прочный ватундрийский хлопок затрещал как кухонная ветошь.

– Вот теперь и посмотрим кто сейчас будет харкать кровью на ковер! – прорычал он ей в лицо, брызжа слюной.

В следующее же мгновение мир перед поплывшем взглядом Ангелики сначала вспыхнул болью от мощного удара огромным кулаком под дых, а потом погас и оглох на мгновение, пока разум ее пытался вновь вернуть власть над ослабевшим телом.

Люмьен же тем временем с мерзким хохотом перехватил ее за длинные черные волосы, намотав их на кулак, и потащил следом за собой, точно собачонку на привязи. Слабо упирающуюся, поскуливавшую от боли, но бессильную против мощи в человеческой руке.

Он тащил ее куда-то дальше по коридору, заставляя голыми пятками упираться то в холодный каменный пол, то в ковры до хлюпа пропитанные чем-то влажным и липким – остававшимся на ее коже, а после запекавшимся на ней мерзкой шершавой корочкой.

Все это длилось и длилось, пока мужчина не отпустил ее волосы, швырнув едва оставшуюся в сознании девушку на ледяной мраморный пол, усыпанный острыми осколками фарфоровых ваз и раздавленными бутонами ароматных цветов.

Пионы… в воздухе пахло пионами и свежей кровью. Эти запахи, переплетясь, навсегда врежутся в ее память. Так, что все забудется, но сладко-стальной аромат все еще будет неприятно щекотать ноздри и холодить вены до самой ее смерти.

– Ангелика… – слабо простонал кто-то совсем рядом.

Девушка в ужасе распахнула глаза и увидела в углу комнаты своего отца, с руками, за спиной закованными в тяжелые кандалы. Лицо его было синим от побоев, борода неровно, местами вместе с кожей срезана с лица, один глаз заплыл, а из уголка губ по щеке стекала вязкая кровавая слюна, путавшаяся в разодранном вороте белой рубашки.

– Папа… папочка… – вокруг лорда лежало не меньше десятка тел: стражников, слуг и людей в таких же легких кожаных доспехах, которые были на Люмьене Дэ Арнэ и троих его прихвостнях. – Что же вы делаете, ублюдки! – Взревела девушка, не смотря на слабость пытаясь подняться с колен. – Неужели думаете что все это так просто сойдет вам с рук?! Да если король узнает…

– Король знает. – Раздался над ее ухом знакомый скрипучий голос.

Граф Симон Де Арнэ вышел из кабинета лорда Эндорфа в сопровождении четырех пикейщиков в цветах своего дома. Похоже вся его гнусная семейка собралась сегодня в ее доме. Так и не сумев подняться, Ангелика с четверенек перевалилась на другую сторону, чтобы видеть всех уродов, виновных в случившейся в ее доме резне. Чтобы каждого запомнить в лицо и позже лично перерезать всем им глотки от уха до уха!

– Лжец паршивый!

– Но, но… – хохотнул граф и длинным ногтем поддел большую сургучную печать, на конверте, который сжимал в руке.

Именную печать Гвендоэле Краснобородого с василиском и тремя геральдическими лилиями, рассмотрела Ангелика, не поверив притом своим глазам.

– Я, Гвендоэле Краснобородый, единственный и полновластный король Ватундрии, Капларских островов и всех людей и существ их населяющих… титулы, регалии, регалии… ага, вот. Объявляю подданного нашего, лорда Майрона Эндорфа, виновным в кровавых преступлениях против короны, смертоубийствах, казнокрадстве, морском пиратстве, махинациях и других видах подрывной деятельности, направленной на нарушение устоев нашего государства. За сим, Майрон Эндорф лишается личного дворянства, всех своих владений и имущества в пользу казны, с целью возмещения нанесенного им ущерба. Приговаривается к пожизненной ссылке в одинокую крепость на острове Мараккан, без права помилования!

– Это… это…

Это все был какой-то сон! Не бывает так, чтобы в один миг все перевернулось с ног на голову и обласканный вниманием справедливого короля, при котором страна благоденствовала и процветала, честный купец вдруг оказался… убийцей? Казнокрадом и пиратом? Нет! Все это было не про ее отца, здесь точно закралась какая-то ошибка…

– Вы… – свирепо выдохнула Ангелика, взглядом шаря вокруг в поисках доступного оружия – хоть кочерги, хоть острого черепка от вазы, лишь бы достаточно было чтобы подобраться к виновнику этой катастрофы и к горлу его приставит, заставив в штаны обделаться, но сказать правду. – Вы оболгали нас! Это же вы все подстроили! Мой отец не убийца и уж точно никакой не пират! Он честный человек, всю жизнь посвятивший верной службе короне!