ㅤКогда она, по своему обыкновению, зашла в ротонду, чтобы поговорить, Солас как раз старался отгородиться от всего мирского из последних сил, что у него были.

ㅤТак уж повелось, что в День лета Завеса особенно тонка, хотя многие этого не чувствовали.

ㅤСолас чувствовал.

ㅤСоласу казалось, что Тень вот-вот призовет его уже насовсем.

ㅤВ Скайхолде, пережившем века чудес и ужасов, строптивая Завеса вообще не давалась в руки. В День лета Солас проснулся весь в поту от ощущения, будто его накачали корнем смерти и любая галлюцинация может стать последней.

ㅤОбострившися чувства, впрочем, помогли ему не спутать леди Тревельян с подобными галлюцинациями.

ㅤОна вошла, улыбнулась, подняла руку с Меткой в приветствии — и Солас пропал. Лучше бы он умер.

ㅤДень лета — плохо. День лета в Скайхолде — хуже. День лета в Скайхолде, когда напротив стоит носительница Якоря, — о, легче сразу броситься на острие собственного посоха. Солас вряд ли описал бы весь калейдоскоп ощущений, которые смели его по пробуждении. Магия не просто клубилась вокруг — она текла сквозь него самовольно, пульсировала, подражая биению сердца; духи шептали все громче из-за Завесы, и все это так напоминало мир, где явь и сны были едины…

ㅤУничтоженный мир.

ㅤСолас, должно быть, выглядел пьяным или перемудрившим с эльфийским корнем. Фреда сразу это заметила. Оставалось загадкой, почему она, с ее возросшей чувствительностью к магии, не испытывала того же, что и он. Якорь оберегал ее, что ли?

ㅤ— Солас? — услышал он обеспокоенный низкий голос — глухо, как из далей Перекрестка.

ㅤЗря он сегодня вышел из покоев. Нужно вернуться и уснуть любой ценой.

ㅤОн даже не понял, что именно сказал Тревельян, прежде чем его словно вынесло из ротонды бурным потоком.

ㅤНо уснуть никак не удавалось. Дрожащими руками Солас перебрал весь запас снотворного, проклиная настигшую его слабость. Мистический День лета — еще одна традиция эльфов (а не шемленов, как многие думали), которая в изуродованном мире пошла наперекосяк.

ㅤБез Завесы это был день, когда магия пронизывала все вещественное и невещественное, наделяя многие вещи новым смыслом, сопровождаясь знамениями. И она же даровала духам невиданные возможности.

ㅤНо Завеса мешала природному течению материй, и теперь мана просто дразнит чувства и заполняет голову произвольными образами, как вышедший из-под контроля сон.

ㅤЭто был единственный раз, когда Солас предпочел бы бодрствованию утенеру.

ㅤВедь спустя два часа к нему постучалась Тревельян, по-прежнему взволнованная… и влекущая за собой мощную завесную магию.

ㅤСолас открыл, сам не зная зачем.

ㅤ— Тебе плохо? — без обиняков начала она.

ㅤВзгляд Соласа зацепился за цветок в ее каштановых волосах. Почему цветок?

ㅤТонкого эльфийского слуха коснулась ее дыхание — учащенное, хоть и тщательно сдерживаемое.

ㅤКак ей удается сдерживаться?

ㅤСоласа молнией пронзило понимание: не уйдет — и он совершит что-то непоправимое, потому что зеленоватый Якорь так и слепит. На него даже не надо смотреть. И ему не обязательно сиять. Солас просто знал, что ладонь Тревельян прожгла бы его насквозь, вздумай она коснуться.

ㅤ— Мне и правда нехорошо… — выдавил Солас. — Слишком много… всего. Понимаешь?

ㅤ— Нет, — честно сказала она, приняв еще более тревожный вид.

ㅤИ правда, где ей понять?

ㅤСолас уже не смотрел на цветок, он смотрел на полные губы Фредерики. Не смотреть в глаза! Зрительный контакт для двух магов, один из которых в День лета проклят чрезмерной чувствительностью… Должно быть, это страшнее и мучительнее, чем упасть в Брешь.

ㅤЖенские губы выразительно округлились: Фреда собиралась задать новый вопрос. Солас одобрил бы любой ее вопрос в какой угодно день, но не сегодня. То, что он испытывал, выглядело, как банальное возбуждение — во всяком случае, так будет думать Тревельян, если проведет здесь еще несколько минут. Такой расклад губителен для Соласа. Вряд ли он объяснит ей, что на самом деле с ним творится.

ㅤ— Это пройдет, Инквизитор. Сожалею, но сегодня мне трудно выполнять привычные обязанности, и я прошу про…

ㅤОн не договорил, ведь одновременно с этой фразой попытался оттеснить ее от дверного косяка — и Тревельян от неожиданности уперлась рукой ему в грудь.

ㅤЭто было как разряд молнии в бушующую майскую грозу.

ㅤСолас не смог вдохнуть: магия разлилась в воздухе тягучей смолой. Тягучей и жгучей. Касание чужой ладони выжгло следы вдоль ребер — ничего еще не сознавая, Солас невольно потянул через него ману. Ее ману! И все это — мгновение, за которое Фредерика успела увидеть, лишь как он меняется в лице.

ㅤС одуряюще чистой маной ему передавался ее грозовой аромат, шероховатость кожи, шум крови; зрение Солас по наитию отъединил сам, тут же крепко зажмурившись… А вот с ощущением вкуса — к несчастью, самым развитым у него, — Солас ничего не мог сделать; оно безжалостно подчинило его себе, непостижимое через магию — а только через само тело.

ㅤИ не успела Тревельян произнести хоть слово, как он вжал ее в косяк, приник к ее губам — и какофония в душе и голове закончилась.

ㅤОсталось только понимание: ему конец.

ㅤБольше Фреда не задала ни единого вопроса. Было попросту не до того. Ураган, подхвативший Соласа, улегся почти в ту же секунду, но поцелуй длился дольше, намного дольше. Она думала: его кто-то накачал или одурманил, и теперь у него эрекция — из-за нее? И что делать?

ㅤНет, разумеется, Фредерика знала, как действовать в таких ситуациях. Но ее беспокоило, что Солас не владеет собой и вряд ли хочет того же, что и она. Даже если все выглядит так, будто хочется именно ему. Что, если он очнется и пожалеет? Что, если отвергнет ее насовсем?

ㅤНо когда Фреда — раскрасневшаяся, встрепанная, со сдвинутым набок венком — разорвала поцелуй, то сделала только хуже: заглянула в его глаза, так похожие на ее.

ㅤЗавеса здесь очень тонкая, чувствуешь?

ㅤМежду мирами почти нет промежутка.

ㅤИ между нами — тоже.

ㅤИз всего, что последовало, ей особенно врезался в память Солас, распростертый под ней в его собственной постели. То ли минуты текли, то ли часы — Фредерика не знала, а Солас вообще не думал. Он бы с такой охотой разорвал здесь Завесу, чтобы прикасаться к Тревельян сразу в двух мирах, чтобы магия, как и тысячи лет назад, наполнила происходящее новым смыслом…

ㅤНо и без этого было хорошо. Солас с какой-то обреченностью в душе спустил с цепи собственные чувства — и каково же было его изумление, когда сакраментальный новый смысл возник сам по себе. Стоило только коснуться кожи Тревельян — уже не маготоком, а рукой — и понять, что она не похожа ни на что другое. Возможно, похожа на кожу других шемленок, но Солас прежде никогда с ними не был, и Фреда стала откровением.

ㅤЕе вкус был другим. Ее аромат был другим. То, как она двигалась, как изгибалась, как вела ладонями вдоль его груди… Он словно видел это прежде — и никогда не видел. Мог сравнить эмоции на ее лице с тем, что видел у своих давних любовниц, — и отчетливо видеть разницу, даже если словами ее не выразить.

ㅤИ Фредерика, она тоже шептала ему на ухо, что он — особенный. Солас понимал, о чем она, он только что узнал это сам. В полумраке спальни Фреда увидела совсем близко его светящиеся глаза — и вновь с головой окунулась в неизведанное, и все повторилось. Но уже медленнее, терпеливее. В том, как двигался в ней Солас, больше не было бездумного влечения, но была алчность. Было осознанное желание заново разобрать ее эмоции и собственные ощущения, выявить все их оттенки, докопаться до сути. Познать.

ㅤРазумеется, Солас знал, что она его любит. Сам он заподозрил, что испытывает что-то подобное — нет, конечно же, не любовь, лишь привязанность и восхищение, уважение и доверие, а теперь и влечение — только сейчас. Когда сомлевшая Тревельян уткнулась ему в плечо, даже не пытаясь оправить безнадежно измятое платье, Солас инстинктивно коснулся щекой ее волос, и это тоже было какое-то новое, странное, но притягательное ощущение.