— Ты так хочешь этого? — Драко ухмыльнулся. — Я вот уверен, что твоё сердце кричит совершенно обратные слова, — парень направил вощенную палочку ей в грудь. — Проверим?

— Отпусти меня…

— Империо! — его серые глаза вмиг потемнели. — Ты не смеешь мне врать, Гермиона.

Её руки обмякли, а веки опустились. Из глаз бесконтрольно полились слёзы.

— Что ты чувствуешь по отношению ко мне? Что говорит твоё сердце? Скажи мне правду.

— Я всё ещё надеюсь, что когда-то увижу в тебе прежнего Драко, — голос гриффиндорки дрожал. — Я смотрю на тебя в надежде, что когда-то ты посмотришь на меня, как раньше: с теплотой, заботой, нежностью. Я хочу, чтобы твои прикосновения снова дарили мне чувство спокойствия, чтобы они вновь стали моей слабостью. Мне отвратительно бояться тебя, потому что я люблю тебя…

— Так почему ты убегаешь от меня?

— Ты делаешь мне больно, — она не могла остановиться. — Ты целый год мне причиняешь боль, ты превращаешься в какого-то монстра… На раненого монстра, но ты не говоришь мне о том, кто тебя ранил. Вместо этого ты ранишь в ответ меня. Но твоя душа очень красива, несмотря на то, что изранена.

— Мне бы хотелось, чтобы ты знала, как сильно я люблю тебя, Грейнджер, — Малфой провёл пальцем по её щеке, смахивая слёзы. — Я просто одержим тобой, но это опасно.

— Драко…

— Это был сон, Грейнджер. Ты проснёшься и будешь считать, что это всё было сном. Единственное, что было реальностью — это то, что я направил в тебя палочку и подчинил твою волю с помощью Непростительного. Будь смелее и не бойся тьмы, — он поцеловал её легко и невесомо. — Я — монстр, Гермиона. Не раненый, не заслуживающий прощения — просто монстр.

Она проснулась в своей кровати. Ей приснился очень странный сон, где с ней был всё тот же Драко, а наяву оставался лишь Малфой, который наслал на неё Империус. Гермиона осмотрелась вокруг и заметила на одеяле небольшую записку.

«Ты уйдёшь только тогда, когда я тебе позволю.»

Это был третий день. Это был новый оттенок боли и страха.

***День четвёртый. 31 октября, 1996 год.

Ноги путались, а лёгкие сжались до предела. Она точно знала, кто виноват в том, что случилось с несчастной Кэти Бэлл. Знала, потому что когда-то сама вручила Драко книгу с описанием подобной магии. Знала, потому что видела в нём монстра, которого остальные не замечали. Но куда ей было податься с этими своими знаниями? Кто поверит в пустые слова? Никто. Поэтому Гермиона бежала, сломя ноги, к подземельям Слизерина.

Она успела позабыть, что такое «бежать к Драко». Сейчас в ней не было этих пьянящих эмоций, которые Грейнджер обычно испытывала перед встречей со своим парнем. Теперь любое столкновение с ним в коридоре сопровождалось мурашками по коже, дрожью в коленях и опущеными глазами. Вряд ли Гермиона думала над тем, что скажет в лицо ему и как сможет спокойно смотреть на того, кто смог спровоцировать её на все виды эмоций – от любви к ненависти.

Но ей даже не понадобилось спускаться вниз, потому что Малфой сидел с Забини на скамейке в коридоре. Драко был к ней спиной, но она знала, что он почувствовал её присутствие раньше, чем Блейз увидел её. Так было всегда — эта дурацкая связь между ними никак не исчезала.

— Это ты сделал! — вскрикнула гриффиндорка. — Я знаю, что это был ты! Ты проклял её. Зачем ты это сделал?

— Очень невежливо, Гермиона, — спокойно ответил Малфой, и даже не пошевелился. — Я занят. Потом поговорим.

— Да пошёл ты к чёрту со своей занятостью! — она подошла ближе, доставая с кармана палочку. — Ты — мерзкий ублюдок! Подонок! Мразь!

— Успокойся, — он говорил тише, но это пугало. — Не заставляй меня делать тебе больно.

— Ты делаешь мне больно на протяжении года и тебя это как-то не особо задевало. Зачем ты проклял Кэти? Что она тебе сделала? Ты совсем уже рехнулся?

— Заткнись! — Малфой резко встал, и Грейнджер тут же скрутилась от сильной боли в области солнечного сплетения. — Чем активнее ты будешь сопротивляться — тем быстрее выплюнешь свои лёгкие, желудок и все остальные органы.

— Сволочь… — прошептала девушка. — Бездушный монстр…

— Если ты позволишь себе кому-то сказать то, что только что тут орала, то получишь с утренней почтой внутренности своих драгоценных родителей, — он наклонился над ней, накручивая себе на палец её пряди волос. — Или ты хочешь, чтобы я отправил им запасное ожерелье? Так у меня есть ещё пару штук.

— Не смей, — в глазах темнело от боли. — Не тронь их…

— Смелее, Грейнджер. Не бойся этой тьмы.

Она хотела что-то ответить ему, но веки закрылись, а тело уплывало подальше от реальности. Боль постепенно отступала, пока в голове перемешивались голоса Забини и Малфоя.

— Ты что совсем? — возмутился Блейз. — Ты мог что-то безобиднее выбрать?

— Она должна меня ненавидеть, Забини. Должна, потому что я должен быть уверен в том, что она уйдет тогда, когда я её об этом попрошу. Я не хочу, чтобы она колебалась в своём решении.

Возможно, что ей этот разговор причудился в приступе боли. Возможно, что они говорили совершенно не о ней. Она не могла знать этого, потому что всё, что она запомнила наверняка — это то, что это был четвёртый день, когда ей снова стало страшно. Новый вид страха, в перемешку с ненавистью.

***День пятый. 30 июня, 1997 год.

Прежде она не видела такого страха в глазах лучшего друга. Он пронёсся мимо, а Гермиона даже не была уверена в том, что он заметил её. Что-то изменилось, и это «что-то» происходило на Астрономической башне. Пока Гарри мчался прочь оттуда, то она направлялась туда. Грудь ходила ходуном, а палочка не дрожала в руке. Грейнджер успела несколько раз упасть и счесать себе колени, пока добежала сюда. Но она опоздала.

Всё, что она увидела — это мёртвое тело Альбуса Дамблдора и самодовольного Драко Малфоя, который стоял с палочкой в руке. Гермиона показалась на башне, а на её глазах были слёзы. И дело было совсем не в смерти директора. Нет. Просто вместе с ним для неё окончательно и умер Драко, которого она любила. Его серые глаза навсегда стали для неё пустыми, кожа бледной, а сердце ледяным. Это был монстр — это была тьма, которую он прежде велел ей не бояться.

— Орбис! — вскрикнула гриффиндорка, но парень легко уклонился. У неё совершенно не было опыта в дуэлях. Особенно против того, кому так долго принадлежало её сердце. — Экспульсо! Баубиллиус!

Гермиона сеяла заклинаниями, но всё было мимо. И кто знает, что помогало Драко: или неопытность девушки, или её чувства, что слились воедино и теперь крушили стены внутри неё. За спиной Малфоя показались прибывшие Пожиратели, которые уже вовсю громили окрестности школы. Гриффиндорка узнала Беллатрису Лестрейндж и Антонина Долохова, о которых в последнее время стало слишком много статей в прессе.

— Брось, Грейнджер, — Малфой рассмеялся. — Левикорпус!

Она оказалась подвешенной в воздухе верх ногами, пока парень подходил всё ближе. Теперь весь гнев внутри неё сменился отчаянием. Были ещё безысходность, боль, чувство жалости к себе. Гермиона смотрела на своего противника, которому хватило одного заклинания, чтобы победить. Потому что он руководствовался головой, а не сердцем.

— Давай! Убей меня! Позволь мне полететь вниз вслед за Дамблдором!

— Ты смелая, Грейнджер, — Малфой легко коснулся её лица. — Всегда была смелой. Ты не боишься тьмы.

— Прекрати трепаться, — огрызнулась девушка. — Или тебе нравится оттягивать момент триумфа? Чего тебе не хватает? Возможно, моих признаний, что я любила тебя? Что я была готова на всё ради тебя, а ты просто прошёлся по моим чувствам? Так это в прошлом, Малфой. Твои прикосновения — больше не моя слабость.

Это был пятый день. Пятый день, когда она познала новые оттенки чувств к этому человеку. Это был тот день, когда она всецело была заражена ненавистью к нему, когда он превратился из её слабости в её врага.

— Сейчас я ослаблю заклинание, а ты меня ранишь, — он оторвал свою руку от её лица. — Ранишь так же сильно и глубоко, как я тебя. Любым тебе известным заклинанием, чтобы я взвыл от боли. И уйдёшь. Я говорил тебе о том, что ты уйдёшь только тогда, когда я тебе это позволю.