В довершении всего она приобрела себе врагов в лице Малевской, Вагиной и Шмаковой. Их очень бесили её хорошие оценки. Как она жалела о том времени, когда они её не замечали. Когда никто её не замечал.
Глава 6. Идем правее на солнце вдоль рядов кукурузы
– Пожалуйста…
Паренек стоит на коленях на грязной мокрой земле, школьные черные наглаженные брюки основательно пропитались влагой, по его щекам в две дорожки текут слезы. Куртку и кофту с него уже сняли, оставили только рубашку, он дрожит и ежится от пронзительного холодного ветра и боится расправы. Сейчас он кажется таким жалким хлюпиком, с трудом верится, что он всего полчаса назад до смерти забил камнями несколько беззащитных щенков.
Его друзья уже получили свое и теперь теснятся в стороне у стены, не смея поднять глаза, не смея произнести хоть одно лишнее слово. А их заводилу я оставил «на сладкое».
– Не надо, Ворон, пожалуйста, я больше не буду, – шмыгает носом парнишка, взывая к жалости.
Он младше меня всего на два года, а кажется, что совсем ребенок. Он видел, что получили его приятели и он знает, что сейчас с ним будет.
Я смотрю на него, держа его подбородок в своих руках. Заглядываю в его глаза и вижу там только страх за свою шкуру. Понял ли он, раскаивается ли в содеянном? Фиг его знает.
– Начинай, – киваю я Денису.
Отхожу к стене, достаю сигарету и закуриваю, отбрасывая назад длинные волосы. Не люблю смотреть на насилие, мне проще самому, но сейчас я не хочу.
Денис размахивается и несколько раз бьет мальца по спине сорванной вицей. Паренек смешно повизгивает, напоминая поросенка и умоляет остановиться. Он уже не грозит пожаловаться на меня своим родителям, хотя потом, наверное, всё равно наябедничает, он ревет в голос, как первоклашка. Денис вопросительно смотрит на меня.
– Продолжай.
– Нет, пожалуйста, – верещит парнишка, но Денис обрушивает на его спину несколько новых ударов. – А-а-ай! Больно! Пожалуйста-пожалуйста, Ворон! Ну, пожалуйста!
– Ещё.
– Умоляю, Ворон!
– Больно? – спрашиваю я, зажимая в зубах сигарету. Он верещит ещё громче, чем до этого его друзья. – А как думаешь себя чувствовали те бедные маленькие беззащитные щенки, когда ты ломал им лапы, пробивал головы?
– Пожалуйста, Ворон! Они всё равно были никому не нужны, их выкинули, ну какая разница?
– Какая разница? – не выдерживаю я. Бросаю окурок на землю, вырываю из рук Дениса вицу и ещё сильнее, с ещё большим размахом бью этого парня. – Какая разница?
– Ай, больно-больно! Прости-прости, Ворон! Умоляю, я не буду больше, честно-честно! Ворон!
Бью сопляка пока не устанет рука. Вижу, как под его рубашкой уже вздуваются бугорки вспоротой кожи, и белая ткань начинает пропитываться кровью.
– Валите.
Я отбрасываю в сторону ветку, и они все трое мигом подскакивают, хватают свои куртки и несутся прочь.
Мы хороним щенков за гаражами, чуть в стороне от тех мест, где ходят люди и идем на тусовку на квартиру к одному парню-студенту, там нас уже ждут. Сегодня пятница – можно расслабиться. Пьем пиво, играем в «Имаджинариум». Пытаюсь забыть этот инцидент, но перед глазами время от времени появляются эти бедные окровавленные, забитые до смерти щеночки.
Вечером возвращаемся вдвоем с Денисом. Мы живем на одной улице, почти рядом, в небольших коттеджах.
– Ты его сильно избил, – вдруг говорит мне Денис, когда мы почти подходим к моему дому, – могут остаться рубцы.
– Вот и хорошо, – киваю я, – будет помнить.
– Он пожалуется родителям.
– Ну и что, – я пожимаю плечами.
Денис прощается со мной и переходит дорогу, а я захожу в ворота нашего дома, поднимаю голову – на балконе второго этажа стоит отец. Точно, пятнице же – вернулся. Отец работает хирургом в Тропиловске, в семидесяти километрах от нашего Усть-Змеевска, городе в два раза больше нашего, в центральной больнице, на платных и бесплатных приемах. Занятый больными, он порою не появляется дома по несколько дней, ночуя в небольшой квартирке в Тропиловске, часто возвращаясь только в последний рабочий день. По выражению его лица догадываюсь, что тот мелкий стопроцентно уже наябедничал своей матери, а она пожаловалось моему отцу. Глубоко вздыхаю и иду в дом.
Отец встречает меня в моей комнате. Облокотившись об письменный стол, он разглядывает на полке мои модели военных истребителей «МИГ-29», поправляет самый красивый красный с большой звездой на фюзеляже и поворачивается ко мне. Мерзкий холодок пробегает по моей спине. Ведь, блин, большой уже, сильный, пацаны в школе шарахаются от меня, как от огня, а сам я до сих боюсь отцовской трепки.
– Мне сегодня звонили родители одного мальчика, которого ты очень сильно избил, – начинает отец.
Он говорит спокойно, холодно, немного отстраненно и от этого ещё сильнее сжимается сердце. Не сразу понимаю, что речь идет не о том парне, которого я сейчас исхлестал из-за убитых щенков, а о другом, с кем я вчера жестко сцепился. Я уже не могу сказать с чего всё началось и в чем был конфликт, помню только, что он меня чем-то выбесил, и я ему здорово врезал, разбив в кровь лицо.
– Есть, что сказать? – наконец, спрашивает отец, изложив суть дела.
Молчу, пожимаю плечами. Что тут говорить – вспылил, наехал, ударил.
– Ложись.
Вытягиваю из джинсов ремень и подаю отцу. Ложусь на живот, спускаю штаны, приподнимаю худи почти до самых лопаток и жду экзекуции. Несколько часов назад я ставил на колени и наказывал пацанов, а сейчас самого высекут. Как всё быстро меняется. Зажмуриваюсь и молчу, иногда только вздрагиваю, если прилетает слишком сильно. Мне больше обидно, чем больно, что меня до сих пор, как мелкого бьют ремнем, но ещё ни одно мое возражение не возымело успех. Провинился – получи, без вариантов. Не хочешь получать, веди себя паинькой.
Отец заканчивает, кидает ремень на стул и уходит, выключая за собой свет и бросая мне одно слово: «Спи». Считает, что тем самым выполнил свой родительский долг сполна. Стаскиваю худи и вешаю на спинку кровати, сбрасываю совсем джинсы и заползаю под плед. Хорошо, что завтра суббота и не в школу. Не нужно делать уроки. Некоторое время просто лежу, приходя в себя, спина и жопка горят, чешутся, и ничего не хочется. Спать ещё рано, сериал смотреть лень, а валяться в темноте и загоняться, тоже так себе вариант, не хватала мне ещё самому пролить слезу.
В худи гудит смартфон. Поднимаю голову, достаю из кармана телефон и открываю приложение, опять мне спамит какой-то «Assistant Snake», предлагая исполнить мое самое заветное желание, посылаю его нафиг и правдоподобно угрожаю, что скоро найду его и отметелю. Он сразу успокаивается и замолкает.
Захожу на страничку Алисы Усольцевой, разглядываю её фотографию. Красивая. Яркие глаза как огонечки и густые светло-русые чуть с рыжинкой волосы. А как она смешно морщит носик, когда улыбается.
Алиса в онлайне, но мне не пишет. Грустно. Тоже ей не пишу. Хочу, чтобы она первой мне написала.
Минуту гипнотизирую её фотографию и, опа, вижу долгожданное предзнаменование «…Алиса печатает» и через пару секунд сообщение падает в мессенджер с глухим стуком. Это у меня в смартфоне звук такой поставлен.
Алиса:
– Привет. Что делаешь?
Сразу же отвечаю.
Black Raven:
– Привет. Ничего. Так… валяюсь)
Алиса:
– Понятно. Как настроение?
Black Raven:
– Норм. А у тебя?
Алиса:
– Паршиво
Black Raven:
– Что так?
Алиса:
– Да не важно
Black Raven:
– Ну скажи
Алиса:
– Нет
Black Raven:
– Почему?
Алиса:
– Потому
Black Raven:
– Я думал, мы друзья
Алиса:
– Ну, короче, я забыла сегодня вымыть пол к приходу мамы с работы и мне досталось. Всё, доволен?
