– Вера, ну хватит! – Лева почти захныкал.
– Понимаешь, – вдруг начал оправдываться Крылан, – я полетел по работе, весь мой проект на этом держится, должен же я был посмотреть все своими глазами. Отследил заодно несколько своих подопечных… Отдохнул немного… Красиво здесь…
– Извините, Берта Моисеевна, – ответила Вера, – не волнуйтесь, я буду в лаборатории в семь, нет, в шесть сорок пять утра, опечатайте, пожалуйста, мои боксы и ждите меня… Лева, ты меня подбросишь?
Лева не ответил.
– Он меня подбросит. До свиданья.
– Ты что, уже скоро летишь сюда? – заволновался Крылан, пытаясь угадать, о чем она говорит. – Вы уже были в посольстве? Вы уже оформляетесь? Вы были в «Сохнуте»?
– Да.
– Когда? Когда вы летите?
– Говорила же я вам – шестнадцать ноль три!
– Шестнадцатого марта? Через пять месяцев?
– Да.
– Тогда слушай: я назад не полечу, останусь здесь. Буду тебя ждать в Беэр-Шеве, это на юге, здесь неплохой университет…
– Я знаю, знаю…
– Я тебя сам найду! Вернее, нет, ты меня! Я оставлю тебе записку с телефоном – приклею несколько штук прямо к колоннам у входа в беэр-шевский Мисрад Апним, ой, извини, в МВД. Вы через пару дней по приезде туда обязательно пойдете заказывать удостоверения личности. Тогда позвонишь мне как-нибудь ночью. Ладно? Ой, у меня телекард заканчивается, слышишь – уже пиликает, сейчас отключится!
– Хорошо, – сказала Верочка, – спокойной но…
Пошли короткие гудки. Телекард выскочил из щели телефонного автомата.
Крылан медленно оторвал трубку от уха, так же медленно повесил ее на рычаг и замер: спиной он почувствовал, что сзади кто-то есть. Радары подсказывали, что это человек. Крылан стал медленно поворачивать голову, внутренне собравшись, напрягшись, приготовившись прыгнуть или увернуться от возможного удара или выстрела.
Он тысячи раз представлял себя в такой ситуации, был абсолютно готов, но в реальности это оказалось достаточно трудно. Поворачивая голову, он медленно отцепил одну лапу и чуть отвел в сторону крыло. Это дало бы ему в случае необходимости возможность одним взмахом отпрыгнуть по крайней мере на несколько метров, даже если он окажется ранен.
Первым, что он увидел, обернувшись, был сильно затертый и мятый листочек бумаги в клеточку. Он почему-то оказался у него почти перед самым носом, на нем его же, Крылана, корявым почерком было выписано: «Поздравляю!» Листочек дрожал, дрожала и рука, его держащая. Крылан хмыкнул и как можно спокойнее и веселее сказал по-русски:
– Привет!
Арик опустил руку с листочком и осторожно протянул Крылану правую руку, будто для рукопожатия. Глаза его горели восторгом и страхом. Крылан протянул ему крыло, вложил в холодную потную ладонь Арика три длинных когтистых пальца и как можно дружелюбнее пожал протянутую ему руку.
– Ну вот, будем знакомы! – заявил он и добавил: – Ма нишма?[3]
– Бе… – Арик поперхнулся, закашлялся, застучал себя по груди, прочистил горло. – Беседер гамур. Ма шлом ха?[4]
Они как будто пытались похвастаться друг перед другом своими первичными познаниями в новом для них, но старом как мир языке.
– А ты чего здесь делаешь? – как ни в чем не бывало поинтересовался Крылан.
– Мне тоже позвонить надо. Жена сейчас с детьми на Алтае у родителей. У них как раз утро уже. Часов девять. А я к родителям приехал. В гости. Первый раз.
– Ясно. – Крылан перелез на пластиковый прозрачный козырек телефона. – Я тебя видел на пароме.
– Ты за мной следишь? – вдруг спросил Арик. – Ты заглядывал ко мне в окно. В Москве. Помнишь? Ты вообще-то кто? Ты инопланетянин?
– А никто… Я просто Крылан… – нехотя отозвался Крылан, делая вид, что занят почесыванием задней лапой своего загривка. Ему казалось, что так он сейчас выглядел более естественно, как какая-нибудь зверюшка.
– Ты… земной? – будто чего-то стесняясь, переспросил Арик.
– Самый что ни на есть! – шутливо ответил Крылан, выкинул вверх крыло и схватил на лету зазевавшуюся летучую мышь. Мышь заверещала, пытаясь вырваться. – Такой же земной, как она. Пардон, как он, это самец. Мерзкий! Весь в блохах… – он отпустил летучую мышь. – А ты земной?
– Я? В каком смысле? – Выпучил глаза и замотал головой ничего еще не понимающий Арик.
– А я в каком?
– Но ты ведь говоришь… Как человек. Таких, как ты, нет… Не должно быть. То есть я не видел никогда. Извини…
– Любые есть! Всякие есть! – делая вид, что ему не нравится тема разговора, отрезал Крылан.
– Ну что будем делать? – засуетился Арик. – Мне позвонить надо.
– Звони.
– А ты?
– А я подожду. Вон там, на детской площадке. У тебя сигареты есть? – Крылан свесился сверху и попытался изобразить улыбку.
– Ты что, куришь? – Арик протянул ему пачку «Лаки Страйк» и зажигалку.
– Это ты куришь, а я так, балуюсь!
Крылан перелетел на детскую площадку и уселся на качелях.
Арик, часто оглядываясь, но не видя Крылана в темноте, долго набирал номер и все-таки дозвонился.
Минут пять говорил с женой, обещал перезвонить через пару дней. Она не могла долго говорить, торопилась, так как укладывала детей спать.
Крылан дождался Арика на детской площадке, и они вместе покурили, поговорили, да так запросто, как будто всегда были старинными приятелями.
Потом Арик, неловко попрощавшись, отправился на другой конец караванного поселка в домик своих родителей, а Крылан, пообещав поддерживать связь, улетел в город, где скоро нашел себе убежище в кроне старого кипариса, который давно уже приглядел.
Собравшись спать, Крылан вдруг подумал, что ведь не будет теперь Арику покоя.
Впрочем, как и всем людям, имевшим счастье или несчастье познакомиться с Крыланом. Все они так или иначе меняли свою жизнь и оказывались прямо или косвенно втянуты в осуществление проекта «Ковчег».
А на Арика у Крылана вообще были планы. Арик был романтик и врач, скрытый философ и гуманист. А Крылану нужны будут помощники.
Главное, чтобы все, кто узнал Крылана, молчали. А эту установку он им внушал с самого начала, ненавязчиво, но доступно. Он это умел делать, у него была прекрасная, совершенная методика нейролингвистического программирования. Он очень гордился своими гипнотическими способностями. Только Верочка была невосприимчива.
Эпизод пятый. Отъезд
В Шереметьево Арик уже почти не нервничал, он был уверен в себе, он был на подъеме, и его энтузиазм передавался другим. Дети в свои почти четыре года уже не первый раз летели на самолете. Однако теперь им предстояло не просто лететь куда-то к «бабе-деде» на лето, им предстояло переместиться во времени – из прошлого в будущее. Потому что прошлое – это грустно и скучно, а будущее – это радостно и интересно. Так, по крайней мере, думал сам Арик в эти часы.
Оформили ветеринарные сертификаты на трех тойтерьерчиков, погрузили этих полуторакилограммовых гномиков в специальный контейнер, прикрепили каждому бирочку. Собачки полетят сами по себе, их в пассажирский салон не пускают, так принято в «Эль-Аль».
В таможенной суете, среди странно улыбающихся провожающих друзей и испуганных родителей жены Арик вдруг вспомнил все, что было, будто он, Арик, должен вот прямо сейчас умереть. Где-то у стойки паспортного контроля пронеслись перед ним мгновенными вспышками картинки его странной жизни, и понял он тогда, что ведь совсем не знает, куда везет семью, зачем он это делает и будут ли они там счастливы. Будто просто инстинкт гонит его с места и не дает его сердцу покоя, будто он какая-нибудь перелетная птица и в предчувствии долгой зимы душа его, повинуясь древним инстинктам, просто устремилась на юг.
Просто устремилась на юг.
Устремилась на юг.
На юг…
…Долго жали руки друзьям, целовались с родителями жены. Была уже поздняя ночь, и дети, конечно, устали, но вот все вдруг закончилось, и они оказались за барьером, за границей. Как-то быстро и без суеты прошли в самолет и спокойно, будто это какая-нибудь обычная туристическая поездка, расселись по местам, пристроили детей, которые спать не хотели и, как взрослые, тихо и деловито обсуждали между собой интерьер «Боинга».