Крылан, прячась в темноте, свесил голову и заглянул осторожно вниз, в общий зал. Там в полутьме он увидел множество людей, сидевших и полулежавших в неудобных жестких креслах, расположенных рядами, как в кинотеатре. Какие-то студенты накидали в проходах и вдоль стен спальные мешки и рюкзаки и разлеглись на полу, в основном парочками. Англичане, судя по британскому акценту. Кто-то из них, несмотря на то что там присутствовало множество пожилых людей и мамаш с детьми, прямо в зале курил, в нескольких мешках, особенно в самых темных углах, отмечались возня и пыхтение.
«Вот бы увидели их сейчас их английские благородные мамашки», – усмехнулся Крылан. Несколько молодых пар из этой же компании расположились с гитаркой в самом дальнем углу, поближе к туалетам, они явно курили травку. Крылан переполз по тенту на другой борт и там, можно сказать, нос к носу столкнулся с Ариком. Тот стоял лицом к морю, опершись локтями на массивные деревянные перила, курил, выпуская дым против ветра, улыбался сам себе и вообще выглядел очень довольным.
«Ну что ж, – решил Крылан, – он впервые за границей, едет к родителям, он доволен. Это хороший признак. Его судьба, надо полагать, в ближайшие месяцы будет решена. Туристам вообще в Израиле страшно нравится. Особенно после Совка. Отлично, полработы, можно сказать, сделано».
Крылан отполз от края тента и перевернулся на спину.
Звезды! Сумасшедшее, фантастически красивое южное небо. Крылан засмотрелся на звезды. А что если взять и полететь вверх, только вверх? Не останавливаться, ни за что не останавливаться! Крылан размечтался, распластал крылья по тенту.
Он вдруг вспомнил, как когда-то напугал Арика и его друзей в Новом Афоне, когда те вот так же в полнолуние ночевали на горе и засмотрелись на звезды, а он по неосторожности, находясь, кстати, всего в нескольких метрах от них в гуще эвкалиптовых ветвей, не удержался и принялся жевать молодые листья, да так увлекся, что стал совершенно по-хамски громко чавкать.
Ну и переполох же он вызвал тогда у студентов-медиков! Что им тогда пригрезилось? Вампиры, ведьмы, чудовища? По крайней мере, Арик – а он, наверное, был самый глазастый – разглядел-таки что-то в кроне эвкалипта, стал орать и показывать Это товарищам. А Крылан вместо того, чтобы замереть и затаиться, прильнув к стволу дерева, сорвался и, кувыркаясь, полетел, прохлопав над их головами мощными крыльями. Да еще в сторону луны! Этакий новоявленный Бэтмен! Эффектно получилось, прикольно.
«Представляю, как они тогда перепугались и что они там себе напридумывали! – с удовольствием думал он теперь. – Молодые были. Да и я был еще ребенок… Мотался туда-сюда, занимался всякой ерундой…»
Внизу на пароме тем временем произошло какое-то движение, кто-то стал громко браниться по-английски. Крылан тихонько выглянул, убедился, что Арик в этом не участвует. Впрочем, тот смог бы, конечно, постоять за себя.
Крылан оттолкнулся от тента и поднялся в воздух на встречном потоке. Он опрокинулся вправо и сразу оказался в стороне от корабля: неприятно было бы попасть в струю горячего дыма, извергавшегося из его огромной трубы. Крылан поднялся выше, бросил последний взгляд на паром, чтобы запомнить этакую красоту, и полетел вперед, да все быстрей и быстрей: скоро рассвет, нужно успеть засветло достичь берега и найти подходящее убежище.
С высоты он уже различал огни Хайфы, будто висевшие над черной бездной гирлянды мерцающих звезд. Крылан вдруг заволновался – вот та земля, которую он еще не видел, но физическая суть которой являлась теперь смыслом всей его жизни, всей его работы, а в справедливости и необходимости осуществления проекта «Ковчег» он не сомневался ни на секунду.
Уж он-то был специалистом и по сбору информации, и по ее анализу. Он чувствовал нарастающие шевеления в чреве Земли, он знал об этом наверняка, поскольку изучил этот вопрос досконально. Ведь он был ученым, и ему не нужны были ни компьютеры, ни сейсмографы, ни лаборатории, ни даже рабочий стол. Инструментом был он сам, это было в его природе, ведь таким создала его Верочка, его сумасшедшая, гениальная, милая мама, не знающая, что творит…
И вот она, эта земля, единственная, которую он выбрал, которую он вычислил, будущую модель которой он скрупулезно рассчитал. Этот клиновидный клочок суши, населенный таким странным, многострадальным, отталкивающе-привлекательным, мудрым народом – это не Европа, не Азия, не Африка. Нечто посередине, готовое к дальнему автономному плаванию в океане планетарной тектоистории. Настоящий ковчег! И не тот первый, или пятый, или даже десятый, который якобы построил какой-то там мифический Ноах, а настоящий, существующий сегодня и сейчас участок суши, который, по всем расчетам, должен уцелеть во что бы то ни стало. Видимо, это должно стать наградой всему человечеству, все-таки неохотно, но отдавшему в сорок седьмом году эту землю народу, в хромосомах которого еще живут гены перволюдей – таких же, как и Крылан, по сути, искусственно созданных организмов, выброшенных на эту планету миллионы лет назад путешествующим космическим разумом и награжденных им, Создателем, умом и душой. То есть инструментом познания и любви. Любви и познания.
Жаль только, он, Крылан, не узнает отдаленных результатов своей работы, ведь если человеческой цивилизации в ее современном понимании предстоит погибнуть, а это обязательно произойдет уже в обозримом будущем, то возрождение ее растянется на тысячелетия, а такой дистанции ему самому, конечно, будет не преодолеть…
Не преодолеть, не преодолеть…
Не преодолеть?
«Смысл жизни в ее продолжении! – осенило Крылана. И сразу как-то стало веселее. – Буду размножаться! Стану новым Адамом!»
Крылан полетел над горами, внизу был прекрасный город: черепичные крыши коттеджей и вилл, плоские, ощетинившиеся антеннами и спутниковыми тарелками крыши многоэтажных зданий, зелень, много зелени – сады, парки, – ярко освещенные улицы, мигающие желтым светофоры. Крылан разглядел особенно густую зелень наискосок через площадь напротив здания порта и опустился на дерево. Он перелез чуть пониже, закрепился на толстом суку, повис, завернувшись в крылья, и вскоре задремал чутко и тревожно. Он, конечно, устал. Надо отдохнуть.
Вскоре, на границе света и тьмы, защебетали птицы, и Крылан мгновенно проснулся. Он повисел немного, не шевелясь, послушал этот всегда любопытный гомон безмозглых птах, потом осмотрелся по сторонам, убедился, что висит высоко над землей, защищен со всех сторон ветвями и практически недосягаем для случайного взгляда, и снова задремал, да так сладко и спокойно, как будто был сейчас дома, где-нибудь на Ленинских горах, в кроне высокого пушкинского дуба.
…Когда рассвело и все вокруг ожило, зашевелилось, озвучилось и задышало солнцем, никто, наверное, не смог бы рассмотреть даже с близкого расстояния подвешенный в самой гуще листвы пятнистый зеленовато-серебристый кокон – сработал механизм автоматизированной мимикрии, ген, который Верочка позаимствовала у хамелеонов, создавая своего монстра.
Город внизу ожил, забегали люди, понеслись потоки машин. Из здания пассажирского морского порта вышел Арик с огромной сумкой. Он шел в обнимку со своей удивительно постройневшей и помолодевшей матерью, которая в столь ранний час примчалась через всю страну встретить сына.
Они выглядели совершенно довольными и счастливыми. Вот они остановили такси, закинули огромную сумку в багажник и укатили. Крылан сквозь дрему подглядел за ними сверху, довольно ухмыльнулся и спрятал мордочку глубже под крылья.
…Через несколько дней Крылан украл сумочку прямо из квартирки, где мирно спала какая-то древняя старушка. Здесь царил отвратительный запах каких-то восточных специй, герани из горшка на окне и тухлых овощей, очевидно с кухни.
Крылан выбрался на крышу, вытащил из сумочки кошелек и, слава богу, обнаружил в нем телефонную карточку на сто двадцать единиц, да еще почти не использованную. Деньги он брать не стал – все равно он ими не сможет воспользоваться, а вот старушка расстроится. Он снова забрался в квартиру, повесил сумочку на прежнее место у входной двери, отправился в ванную, зажег свет, забрался по унитазу на палку для капроновой занавески, свесился оттуда и стал строить себе рожи в большое зеркало в пластмассовой оправе. Потом попробовал на вкус все пасты, крема и шампуни, какие смог найти, убедился, что капиталистические старушки очень даже разборчивы в парфюмерии; возвращаясь, нюхнул рулон туалетной бумаги, убедившись, что это почти натуральный запах клубники, сунул рулон в сумку на животе, отчего стал похож на беременного. Потом заглянул на кухню, но сразу же выскочил оттуда, поняв, что старушка, видимо, совершенно не чувствует запахов, иначе она бы догадалась разобрать овощную корзину и извлечь снизу всю тухлятину – лук и что-то еще.
