Солнце. Проклятое солнце не даёт мне покоя. Светит в лицо. Я пытаюсь закрыться от него рукой, но не работает, свет как-то проскальзывает через руку и впивается прямо в мои глаза. Я бы закрыл их вовсе, свои глаза. Или совсем бы ушёл домой. Так и надо сделать. Но он ещё не пришёл.

Солнце уже садится. Оно ярко-оранжевое. Но свет его всё так же очень яркий. Его жар нагревает моё лицо. Со лба стекает пот. Он щекотит нос и щёки, когда его капельки стекают вниз. Я руками тру лицо. Проклятое солнце, вот бы ты погасло!

А он всё не идёт.

Это же всё происходит уже не в первый раз. Но как долго? Год. Или два. Родные умерли, когда мне было двенадцать. Значит три года. Три года я сижу здесь, почти каждый вечер. Я ненавижу солнце. Но гораздо больше ненавижу дождь. Если бы сейчас был дождь, я бы совсем промок. Солнце лучше. Лучше из двух ненавистных вариантов. Но от этого точно не легче. Когда оно уже сядет?

– Почему ты так долго висишь в небе? Тебе здесь не рады! Убирайся!

Не уходит. Ну и ладно. Всё-равно рано или поздно уйдёт.

Задница уже затекла на чёртовой скамейке сидеть. Встаю. Растираю пятую точку и делаю пару шагов вперёд. Ноги покалывает, но стоять приятно.

Где же ты ходишь?

– Мь-я-а-ау… – кот лежит на столбе у забора, напротив, у соседей. Лежит и смотрит на меня. Мяукает. Здоровенный котяра. Чем тебя кормят таким? Шерсть во все стороны торчит. Косматый. А сейчас лето. Не жарко тебе? Наверное нет, раз ты на солнце лежишь.

– Мь-я-а-ау… – так громко мяукает. Может ему что-то надо?

– Чего тебе? Еды не дам, ты и так весьма внушительный. Кормить тебя ещё…

Кот спрыгнул со столба и убежал в траву. Даже хвоста не видно. Охотиться пошёл?

Или я тебе уже надоел своими вопросами?

Кто-то идёт. Человек вдалеке. В белой рубахе и хромает. Неужели он?

Нет.

Слишком маленький. И слишком сильно хромает. Это дед Эльрик. Идёт так медленно. Опирается на клюку. Сколько себя помню, он всегда был таким древним стариком. Интересно, сколько же ему лет? Пусть и тащится еле-еле, но он всё ближе и ближе. Я сижу здесь так долго, что время немного ускорилось. Течёт теперь плавнее, не делая остановок. Я помню, что только-только увидел старика. А он уже подходит ко мне.

– Здравствуйте, дед Эльрик! – машу рукой.

– Здравствуй, Алатор! – дед кивнул мне. – А ты что это, снова отца дожидаешься?

– Да, что-то он задерживается, – стараюсь в глаза деду не смотреть, – работы, наверное, сегодня много было.

– Ага, как же! Я видел его, он в трактире у Гвидо квасит.

– Да… ну, передохнуть решил, наверное… – щёки пылают. Отец сволочь! Зачем же ты меня так подставляешь?

– Э-эй, Алатор.

– Что?

– Не красней за него, – дед Эльрик пошёл к калитке, напротив, он всё же мой сосед. – Его это грех, не твой, а ты молодец, мальчик.

Он поднялся на крыльцо. Тёмные, с плесенью, доски заскрипели. На скрип выбежал из травы кот. Он подбежал к забору. Проскользнул в щель и заскочил на крыльцо, следом за хозяином.

– Ох, и ты здесь обормот! – дед открыл дверь, пропуская кота вперёд. – Ну пойдём-пойдём, покормлю тебя…

Сосед ушёл. А я остался стоять один под этим палящим зноем.

Мне стало жарко. Очень жарко. Настолько, что я вот-вот сгорю.

Рядом с моим домом стоит бочка с водой. Я подошёл к ней. Свёл вместе ладони, набрал в них воды и окатил лицо. Вода очень холодная. Я таскал её из колодца днём, она не успела сильно нагреться. Тем лучше. Я окатил лицо ещё несколько раз. Щёки обжигает приятной прохладой, от моего лица разрядами идёт энергия. Бодрящая и очень холодная энергия.

Я проснулся.

Стою. Смотрю в бочку с водой. Там моё отражение, немного темнее, из-за тёмных стен бочки. Оттуда на меня смотрят голубые глаза. Как и у отца. У меня очень худое лицо. Может есть стоит побольше? В деревне говорят, что я на девушку похож. Может они врут? Я сейчас смотрю и не вижу ничего женственного. Лицо, как лицо. Ну да, волосы до плеч. Ну да, скулы видны и большие глаза, и губы. Но почему девушка то?! Идиоты!

Отхожу от бочки и смотрю на дорогу. Нет. Никого нет. Возвращаюсь на скамью. Может вернуться домой? Нет. Я дождусь. Мне нужное многое ему сказать. Снова сказать. На что я надеюсь? Может не стоит оно того? Он же так всегда… нет! Досижу.

Шатающаяся фигура появилась на горизонте. Белая рубаха разорвана сверху, оголяя впалую цыплячью грудь. Он идёт быстро. Тем заметнее неуверенность его шагов, их шаткость. Его ведёт в сторону, он выравнивается, заметив это, но тело продолжает тянуть вбок.

У меня больше сил нет терпеть. Сегодня я выскажу отцу всё!

Он доковылял до двери. Не взглянул на меня – старательно голову отводит, хотя точно видел, что я сижу здесь и жду его – отец продолжает делать вид, что меня и нет вовсе. Открывает дверь, и в дом собирается войти.

– Пьянь! – крикнул я в его широкую спину.

Он обернулся.

– Не смей! – прохрипел отец.

– А что мне ещё остаётся делать? – стараюсь слёзы сдержать, а они не сдерживаются. – Ты видел себя? Ты же едва на ногах стоишь… ты же пропил все деньги, что сегодня заработал!!

Молчит. Он вообще слышал меня? Пытался понять какого мне? Не думаю.

Он кулаки сжал. Костяшки побелели. Может он собирается ударить меня? Но почему сдерживается? На него не похоже.

– Пойдём в дом. Поговорим там. – он затащился внутрь, руками придерживаясь за стены.

Он испугался соседа. Вот почему не ударил. А хотел. По рукам видно, что хотел. Но что теперь делать мне?

Войти следом. Другого варианта нет. Почему-то мне кажется, что как раньше больше не будет.

Сейчас, стоя перед раскрытой дверью, меня накрыла тревога. Мне придётся драться. Я не позволю ударить себя. Больше не могу этого терпеть.

Я вошёл. В нос ударила страшная вонь от поила. Что-то прокисшее, забродившее. Кислое и горькое. Пытаюсь отогнать запах рукой, не выходит. Дом уже впитал вонь в себя. Я догнал отца, когда он ударился плечом о стену. Кряхтит, но бредёт дальше. Левая нога подвернулась, он запнулся на ровным месте, чудом удержал равновесие. Секунду пялится в пустоту. И плетётся дальше.

Насколько низко ты ещё можешь пасть? Сколько ещё мне придётся краснеть перед деревенскими? Ты же не человек уже. Животное. Тупое. Гадкое. Животное.

Мы на кухню вошли. Отец повалился на стул, но пошатнулся и чуть на пол не свалился. Удержался в последний момент, схватившись двумя руками за стол. Его водянистые синие глаза пытаются отыскать что-то. Взгляд бродит из стороны в сторону, вот он опустится, а вот снова поднимется. Он посмотрел на меня. Не специально, а скорее случайно мазнув. Но его потерянный взгляд вернулся назад, к моему лицу. Взгляд стал цепким. Отец всматривается в меня, а лицо его кривится.

Ты что-то гадкое видишь во мне отец? Значит у нас это взаимно.

– Сядь! – кричит он.

Сажусь, но в груди буря. Как ты посмел, ублюдок приказывать меня?! Ты решил вдруг, что я не твой сына, а уличной дворняга?

– Ты превращаешься в стерву, Алатор! – отец грохнул кулаком об стол. – Ты целыми днями сидишь дома, на улицу носа не кажешь. Другие парни на охоту, рыбалку, а ты… Тьфу! Мне стыдно перед людьми показываться! Стыдно им в глаза смотреть, ведь у меня растёт сын, но выглядит он как дочь! Ты посмотри на себя, да не каждая баба так смазлива на лицо! – губы его растянулись в сволочной улыбочке. – Слушай, а может ты и не парень вовсе? Давай-ка мы это проверим… снимай штаны, Алатор! Покажи папке причиндалы!

Я встал. Движение получилось таким резким, что стул позади упал. Но это уже не волнует меня, ведь я ринулся к отцу. Оббежать стол удалось за миг. Ещё быстрее оказалось замахнуться и вдарить отцу в нос.

– Да как ТЫ смеешь?!!! – ору я.

Отец зажимает руками разбитый нос, по его пальцам бежит струйка крови, и стекает на стол.